Юрий Пивоваров - Архив Смагина

Наш новый друг почему-то посмотрел по сторонам и не найдя более никого, кто бы мог именоваться Картезием, подготовил стакан к наполнению. Эрудицией отшельник не блистал, но, видно, жизнь его была насыщенной и чему-то всё-таки научила. Глеб налил. Декарт выпил, встряхнулся, лёгкая реакция пошла в ноги. Но он пытался держать себя достойно. Посмотрел на пустую коньячную бутылку на земле и не без требовательности в тоне заявил:

– А себе?

Я мысленно отметил, что алкоголь обладает удивительном качеством: вот так, почти мгновенно и плодотворно, связать духом солидарности и эмпатии две склонных к его употреблению души… Поразительно! Я, как лицо, не относившееся к этой славной когорте поклонников «зелёного змия», был вообще не замечаем – меня не было, я для них не существовал. На кой им это инородное тело из другой вселенной? Глеб отрицательно покачал головой. Декарт изобразил удивление. Глеб почесал лоб, взял у Декарта протянутый стакан, налил немного себе.

– Закусить? – запросто спросил Глеб.

– Айн момент, – сказал Декарт и изобразил руками что-то большое, возможно, скатерть-самобранку, и неуверенно развернувшись, удалился в кусты. Глеб поставил стакан и бутылку на траву, пошёл за ним. Были они там недолго, вышли обнявшись. Декарт нёс полбулки хлеба, Глеб держал в руке блокнот. Присели на траву, выпили. Обнялись. Глеб отстранился и спросил:

– Дружище, может с нами, домой, на большую землю?

– Не могу, – ответил засыпающий отшельник, – город прогнил, он несёт страх и непонятку, мне там плохо, мне – здесь хорошо. Я здесь останусь – навсегда.

– Серьёзное заявление, – промолвил Глеб, – а как насчёт холодов? Зима?

– Холодов не будет.

– Это почему?

Декарт осмотрелся по сторонам и шепнул Глебу на ухо:

– Я так решил.

– Ну, тогда, – сказал Глеб с уважением, – все в наших руках. И добавил, показывая собеседнику блокнот: – Подаришь?

– Не могу, – сказал Декарт извиняющимся тоном, – сам украл.

– Красть нехорошо, – Глеб был сама назидательность.

– Знаю, – слегка раскаиваясь, сказал Декарт. – Но я был вынужден. Понимаешь – вынужден! Там какие-то знаки, иероглифы, майя всякие, там тайна. А мне нужна тайна, она меня окружила, подчинила и загнала сюда. Меня хотят загнать в угол, запутать, но я этого не хочу, и это сложное противоречие… сам понимаешь…. Мне здесь лучше, чем там. – Декарт неопределённо махнул рукой, показывая, где это «там».

– Чэйндж? – предложил Глеб и указал на водку.

Декарт посмотрел, оценил количество горячительного напитка и, к моему удивлению, не стал сопротивляться:

– Идёт! Хотя бартер не одобряю.

– Ну, это концептуально. А в данном конкретном случае?

– Идёт, лады, а то мне в эту деревню идти…

Оставалось только попрощаться. Что мы и сделали. Перед уходом Глеб отвёл мыслителя в шалаш и уложил спать. Водку расположил на видном месте и надёжно – чтоб не опрокинулась.

18

Морское танго

Получается, этот змий или гад охотится на дельфинов. И не такой он огромный, как бабки говорят. Не может он его проглотить или пополам перекусить. Змея – она неразумная, добычу хватает иногда такую, что диву даёшься: съесть не может, так как сама малая, но вцепится и держит, как упрямая собака. Странно другое: змея заглатывает, а этот вроде как кусает и рвёт. Так повадки крокодилов заморских описывают. Но откуда тут крокодилу взяться? И те на лодке? Одного на берег вынесло. Где остальные? Не съел же он их. Лодку мог ударить, перевернуть. Рыбаки сказывали, случалось такое. Только кто ж им поверит? Спьяну и не такое почудится… На берегу оно все видится иначе.

Тот же кот или собака голову рыбью не любит. Дельфин, он, конечно, не совсем рыба, это понятно. Но как тогда его назвать? Учёные головы, что на станции, мудрят, то ли в шутку, то ли всерьёз морской свиньёй называют. Можно и так, конечно. Но рыба, она и есть рыба. И гаду этому хороший кусок с хвоста вполне мог бы сгодиться. Но сомнительно – не возьмёт падаль: вон здесь свежатины сколько. И вдруг все-таки винтом свинью эту морскую порезало? А я мудрю… Может, проще и надёжней некрупное что-то насадить – пару лобанов живых, и так насадить, чтоб живец был привлекательный, аппетитный. Так и будет.

Дед Михаил много слышал о подводных пещерах, камнях драгоценных. Сказки все это, не до того ему было. И сейчас покоя нет – прокормиться бы. Пещеры, конечно, есть: где скалы у моря – там и пещеры. Только алмазов или изумрудов там никаких нет. Если были, тут бы давно такое началось… А яшма и другие каменья – в избытке. Только что с них проку? Приезжие только и могут купить – у них, у городских, деньги водятся. Да и уменьем надо обладать недюжинным, чтоб сделать из такого камня радующую глаз диковинку, тут столько труда надо.

Где грот этот, что Кирюху напугал, дед знал, и бывал в нём. А вот что там случилось – задача. При чём здесь змий? Если только ход есть какой подводный в пещеру с моря. Может, и есть. И что он вот так выскочил из воды и на людей бросился? Это уж слишком. Ври, бабка, да не завирайся. Не поделили что-то, покричали, побились, может, и пошли дальше делом своим тёмным заниматься. Жить-то надо как-то. И лодка их куда делась? Она ж у грота должны быть? Нема её. Тоже гад утащил? Они все поладили и уплыли.

В плохую погоду Карадаг недобрый. Это в плохую. Но когда солнце – глаз радуется. Сейчас не до красот. То пусть приезжие смотрят и радуются, затем они сюда и едут. Дед осмотрелся по сторонам, что-то в уме прикинул и решил: здесь!

Он закрепил на впечатляющем размерами крюке двух лобанов средних размеров, припрятанных от утреннего улова, добавил груза, чтобы не сносило, и осторожно опустил довольно громоздкую снасть в воду. Наживка быстро пошла ко дну, исчезла в темноте. Дед осторожно перебирал канат с палец толщиной, пока тот не обмяк. Все – легла. Он подгрёб к берегу, верёвки хватило, как и прикидывал. Довольно ловко выскочил из лодки, подтащил её рукой, поднатужился и протянул ещё – теперь надёжно.

Закрепил в расщелине толстый металлический штырь – если вырвать, только с горой. Пошёл к лодке, прихватил кусок каната-лесы, выбрал слабину и собрался было закрепить конец на штыре, но замер, передумал: надо оставить запас, если возьмёт, пусть походит: надёжнее заглотит. Так и сделал. Дед плохо понимал, что такое наивность, романтизм, но вёл себя именно так. Надежда поймать гада, конечно, была. А дальше что? Понятно, что вытащить его возможности нет, если только хорошо вымотается, устанет. Да и зачем его вытаскивать? Поймается и путь сидит. До дома не так далеко, помощники всегда найдутся. И чекисты отстанут. Ведь гада этого они ищут! Что ж ещё? Все вынюхивают. Спокойней без них будет.