Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв
Тут буквы опять стали складываться в слова непонятные. Сеанс легкого чтения завершился. Хорошего понемножку.
Что ж. Я поместил дневник в стол, рядом со своим, пустым.
Потом взял револьвер. Ага, должно быть, тут пули, золотые с серебром. Ну-ну. Хорошо бы сердечник из обедненного урана сделать, что б уж стрелять, так стрелять. Хотя Федор Федорович и сам способен был дойти до такой мысли и воплотить её в изделие. Если не уран, то вольфрам. Для бронебойности: мне почему-то казалось, что среди монструозий есть твари, покрытые хитиновыми панцирями, аки крабы, и мягкая золотая пуля их просто не пробьет.
Поскольку спускаться на нижние уровни прямо сейчас я не собирался, то и револьвер убрал в стол.
А тут и Войкович вернулся – шум автомобиля я услышал, как только тот выехал из рощи. Возможно, тоже обострение органов чувств? А я не то, что года, недели не пожил здесь. Три дня неполных. Приехал шестнадцатого августа, а сегодня восемнадцатое.
Я сидел, думал, пока по дому не прозвенел тихий гонг (если гонгу вообще положено быть тихим): господа, время обедать.
Обедать я хотел.
8
Икры мне досталось с чайную ложечку. Маленькую чайную ложечку. Икра была размазана по бутерброду со сливочным маслом, и был тот бутерброд не больше листка земляники. Зато была тарелка крапивных щей (думаю, где-то рядом специально разводят крапиву, потому что натуральная в августе стара), блюдце отварной цветной капусты, две вареные картофелины, каждая со сливу, две большие столовые ложки печёной свёклы и стакан свежевыжатого морковного сока. Смешанная диета. Немного животных продуктов и чуть больше растительных. Именно так следует питаться на пороге тридцатилетия, если нет желания переходить в другую весовую категорию. И для мозгов полезно: обилие витаминов группы Б, находящихся в растениях, стимулируют защитные силы разума.
А Влад ел икру столовой ложкой, все сто пятьдесят грамм (я не взвешивал, но взгляд официанта не даст соврать). Борщ украинский с пампушками. Яичницу из двух яиц и трех помидоров. И стакан сухого виноградного вина. Все лучшее – гостю.
Я не возражал, полагая, что диета моя оптимальна в данном состоянии. А Влад поначалу оторопел, стал говорить, что столько не съест, один перевод продуктов, но – съел. Не за пять минут, даже не за десять. Пятьдесят восемь минут длился обед. Светские разговоры, птичий щебет за окном, игра солнечных лучей на посуде, люстре, полировке мебели.
Светские разговоры были самые немудреные: о погоде, о том, почему на мобильнике одна черточка, и та куда-то пропадает, есть ли в доме вай-фай. Я вежливо отвечал, что в середине девятнадцатого века никаких вай-фаев нет, но при необходимости мы что-нибудь придумаем, поставим спутниковый Интернет или просто поедем в район, тут езды всего-то полтора часа в оба конца или чуть больше. А, собственно, зачем нам вай-фай? Письмо можно и от руки написать, при свете свечи, почту получать в Кунгуевке по вторникам и пятницам, вот как раз сегодня была почта, любезный Владимир Васильевич как раз съездил в Кунгуевку. Нет ли нам писем?
Писем не оказалось, но Войкович привез газеты – «Российскую», «Коммерсант» «Советский спорт» и «Коммуну», некогда орган обкома, а теперь как бы независимую газету, финансируемую областной думой. Всё это выписал загодя мой покойный дядя, когда не был покойным. Чего же боле?
Вот так, ложка за ложкой, и пообедали.
После чего прошли в курительно-охотничью комнату, оставив Анну Егоровну убирать столовый зал. Владимир Васильевич проверил, нет ли где пыли, раздвинул занавески, предварительно спросив нас, нужно ли, отпер дверь на террасу («сейчас плюс двадцать семь в тени, господа»), поставил бутылку бренди и два стакана (знак веры в благоразумие), и удалился, оставив нас наедине с газетами.
Газетами мы пока пренебрегли, курением тоже, и вышли на террасу, где ждали нас два светлых плетеных стула и светлый же плетеный же столик накрытый легкомысленной скатертью, а скатерть, чтобы не унёс ветерок, держали графин с водой и два стакана, чаша с яблоками и ножом для резки фруктов. От всего этого разило негой и отдыхом.
– Значит, ты теперь барин. Неоконченная пьеса для механического пианино, дворянское гнездо и всё такое… – медленно сказал Влад. Сказал и налил воды в графин. Виски мы оставили в доме. Не хотелось.
– Сам пока не понял. О наследстве узнал во вторник, сюда прибыл в среду, сегодня пятница. Не успел забуреть.
– Я слышал, наследство вещь канительная, вот так запросто не решается.
– Подготовительная работа была сделана заранее. Ещё при жизни дядюшки, быть может. Впрочем, поживём – увидим.
– И какие планы?
– Планы вызревают скоростными темпами, но не мгновенно. Изучаю ситуацию.
– Институт свой, поди, бросишь, не барское это дело?
– Как раз барское, только переведусь в Москву, Питер, а, может, Берлин. Если языки выучу. Но не сейчас, а через годик. Или через два.
– А почему обо мне вспомнил?
– А почему нет? Прежде я был во-первых, занят с утра до утра, во-вторых, жил жизнью российского студента. Приглашать погостить в хрущевку, а самому убегать то на работу, то на учебу, да и личная жизнь… Ни тебе комфорта, ни мне. А сейчас другое дело. Убегать не надо, учебы нет…
– А личная жизнь?
– А личная жизнь уезжает в Финляндию.
– Ну так не меня приглашай, а её! Порази великолепием, шампанским с омарами… тут есть омары?
– Раки, думаю, найдутся.
– Ну, хоть раки. И пиво. Ещё лучше. Покатай по окрестностям, искупай в озере – есть тут озеро? – устрой бал какой-нибудь, вон какие залы пустуют… Думаешь, устоит?
– Уверен. Она а – хочет учиться, бэ – хочет учиться в Европе, и вэ – у неё вполне обеспеченные родители. Местные красоты ей понравятся, положим, на неделю, на две. Опять же ты с чего начал? С вай-фая. Вот и она без Интернета – как лиса без хвоста. Так