Последнее дело - Гоблин MeXXanik
— За двое суток можно, — с энтузиазмом ответил он. — Только нужно знать, где копать. Ну, и мертвую девушку раздобыть.
Свиридова подняла глаза к потолку и выдохнула:
— Отлично. Осталось только выбрать кладбище.
Я молчал. И, пожалуй, даже сочувствовал ей. Ибо, кажется, коалиция у нас собралась не из простых.
— В этой идее есть кое-что, — протянул я, и в комнате сразу стало чуть тише. Все удивлённо посмотрели на меня. Даже Волков, казалось, оторвался от своих мыслей. Только Плут довольно ухмыльнулся, хлопнул себя по колену и метнул в сторону Юрия взгляд, в котором читалось: «А говорил — щенок».
Я выдержал паузу, а потом добавил, глядя перед собой:
— Если один из приказчиков недавно умер…
— Да это несложно организовать, — слишком живо подхватил Плут, но тут же осёкся. Елена Анатольевна метнула в него взгляд такой силы, что, будь он немного сильнее, мог бы и вспыхнуть.
— … то можно будет попытаться воскресить и допросить его труп, — спокойно закончил я.
Сказанное повисло в воздухе. Я поставил ладони на стол, чуть подался вперёд.
— Без насилия. Без скандала. Если повезёт, и тело ещё не разложилось слишком сильно — я смогу вытащить из него часть памяти. Воспоминания, мотивацию, или хотя бы имена. А это уже направление для удара.
Свиридова медленно кивнула. Её лицо оставалось каменным, но пальцы расслабились. Для неё это был почти знак согласия.
— Осталось выяснить, кто из них умер недавно, — добавил я. — И где его похоронили. Остальное — дело техники.
— А если его кремировали? — не удержался Волков.
— Тогда будем работать с живыми, — пожал плечами я. — Но пока надежда есть, лучше её использовать.
В этот момент мне показалось, что впервые с начала собрания мы не просто перебрасывались репликами, а начали двигаться в одном направлении. Пусть и медленно. Пусть и каждый со своим умыслом. Но всё же вместе.
— А ещё можно выяснить тех, кто помогает «Содружеству», и поискать мёртвых в их окружении, — задумчиво протянул Волков, склонив голову набок, словно прикидывал что-то в уме. — Думаю, они тоже могут что-то знать.
Я покачал головой:
— Не думаю, что они оставили нам такую лазейку. Если приказчики и правда работают с сильными мира сего, те наверняка давно прикрыли все тылы. Стерли следы, уничтожили свидетельства. А мёртвых… таких мёртвых, как нам нужны, рядом с ними просто не осталось.
Юрий слабо усмехнулся и, не глядя на меня, сказал тихо:
— Знаете, Павел Филиппович… Я знал таких колоссов. Таких, что, казалось, сами тень отбрасывали в другую сторону. В начале они очень осторожны. Даже чересчур. Просчитывают каждое движение, перестраховываются, словно боятся собственной силы.
Он поднял взгляд, в котором виделся опыт, усталость и легкая тень сожаления.
— Но потом… приходит уверенность. Мол, если никто не поймал за столько лет — значит, и не поймает вовсе. Если не рухнули вчера, значит, и завтра устоим. Они начинают верить в собственную исключительность. В то, что играют по особым правилам, которые больше ни на кого не распространяются. А потом… потом пропускают удар. Не потому, что слабые, а потому что расслабились. Потому что решили, что нож больше не опасен. И вот именно тогда — именно в этот момент — и приходит расплата.
Он замолчал. Только пальцем негромко постучал по столу, словно ставя точку.
И, как бы банально это ни прозвучало, я понял: он прав.
Плут закатил глаза, будто услышал что-то слишком наивное, чтобы тратить силы на спор. Он даже не обернулся к Волкову, просто отвёл взгляд в сторону, сделав вид, что оценивает полотно на стене. Видимо, решил не ворошить только что зарытую топорную ссору. На этот раз все же промолчал.
Юрий всё видел, но никак не отреагировал. Только чуть приподнял брови и взглянул на Плута с лёгким, почти дружелюбным снисхождением — как старший, который привык к юношескому бунту и знает, что тот пройдёт. Он не стал заострять внимание на этом моменте, а вместо этого повернулся ко мне и протянул ладонь.
— Сделаем, как договорились, — произнёс он негромко.
Я сжал его руку.
— Осторожно, — только и сказал я. — В этой игре никто не бессмертен.
Юрий чуть кивнул
— К слову о бессмертных, — негромко отозвался Плут, не глядя на нас напрямую. Голос его был ровный, но с лёгким напряжением, как у человека, который давно всё обдумал, но не спешил делиться. — Мы должны предусмотреть вариант, в котором не сможем угодить Дубинину. И этот легавый решит, что ему можно будет нас тиранить.
— Мы со всем разберёмся, — легко отмахнулся Волков.
Но Плут нахмурился, губы его скривились, и он всё-таки поднял взгляд. Прямой, чуть прищуренный.
— Он может оказаться проблемой… — повторил он чуть тише, но гораздо серьёзнее. — Слишком правильный. А с такими, как он, знаешь ли, договориться труднее, чем с убийцей.
— Знаете, — негромко продолжил Гордей, — мне вот всё кажется, что этот Дубинин совсем не просто так взялся нас по очереди тиранить. Он не о правде мечтает, а о повышении. Думается мне, что он спит и видит, чтобы мы друг с другом сцепились. Чтобы «Сыны» и «Кадеты» передрались насмерть. А он потом — с ведром и веником. Доблестно всё «вычистит» и отчитается начальству.
— Гордей Михайлович, — протянул Волков, чуть покачав головой. — Да у нас и без Дубинина дела идут как на краю могилы. Мы и сами готовы перегрызть друг другу глотки. Нам помощники не нужны.
Он сцепил пальцы на животе. Казалось, его ничем уже нельзя было удивить — ни жандармами, ни предательствами, ни смертями. Всё это он уже видел, пережил, переварил.
Плут фыркнул и отмахнулся, как будто от назойливой мухи:
— И раньше так было. Всегда кто-то кого-то не любил, всегда скрежетали зубами. Только разница в том, что раньше нас держала система — или страх, или общие враги, или уважение. А теперь… каждый сам по себе. Как собаки у миски.
Он на секунду замолчал, потом усмехнулся:
— Вот только миска та всё меньше. А псы злее. И я не удивлюсь, если кто-то вроде Дубинина решил просто подтолкнуть. Чуть-чуть. Чтоб сами себя и сожрали.
В комнате снова стало тише. Плут нахмурился и потёр пальцем висок, будто мысли, роящиеся в голове, начинали давать о
