Исполняющий обязанности - Василий Павлович Щепетнёв
И всё подернулось дымкой. С горьковатой ноткой полыни.
7
Проснулся я в два часа пополуночи. Так мне говорил и организм, и часы, старые, «командирские», выпущенные ещё при советской власти по заказу МО СССР. Подарок командира. Неформальный. Со своей руки снял, вытер о рукав гимнастерки и вручил – носи.
Вот и ношу. Командиру они всё равно ни к чему. Когда он погиб (двадцать пятого декабря шестнадцатого года, официально это назвали авиакатастрофой), часы как шли, так и продолжали тикать. Не остановились, как следует из мистических рассказов. Я почувствовал, они нет.
Свечи сгорели едва на четверть. Я их затушил специальными колпачками («бережливость – мать достатка»), после чего раскрыл все окна. Показалось свежо, и я побрел в спальню, где и уснул уже по-хозяйски, в пижаме и под легчайшим одеялом.
Спал я долго. До десяти утра. Пока умылся, оделся, прогулялся, опять умылся и прогулялся, уже и полдень. Легкий завтрак был позади, а настоящий обед – с грибами и тушеным цыпленком – далеко впереди.
И тут раздался автомобильный гудок. Никак, опять налоговики? Или водопроводчики?
Я глянул в окно. Обыкновенный российский автомобиль, «девятка». Ах, да. Неужели Влада уже привезли?
– Полагаю, это ваш гость, – невозмутимо сказал оказавшийся вдруг поблизости Войкович.
– Приходится полагать, хотя я ждал его не раньше вечера, – ответил я.
Вдвоем мы спустились в гараж, сели в мою «шестерку» и поспешили к воротам. И не зря. Потому что у ворот стоял Влад, баул и всё. Машина, что привезла его сюда, уже подъезжала к лесу (ну, или роще, как посмотреть). Вместе с шурином, я так думаю. Привезли, выгрузили и ходу. А мог бы и отдохнуть, и познакомиться, и пообедать. Видно, с Владом у шурина не очень. Или наоборот.
Ничего. Шурины приходят и уходят.
Войкович тем временем распахнул ворота, вернулся, сел за руль (я, как барин, ехал сзади) и подъехал к Владу.
Я вышел. Влад стал оглядывать меня. Я – его. Потом обнялись.
– Да, раздобрел ты на ресторанных харчах, – сказал Влад.
– Это видимость плюс свежий воздух, – ответил я, не касаясь внешнего вида самого Влада. А что касаться, плох Влад. Ростом мы равны – были, а сейчас он на полголовы ниже меня. То ли мышцы сдулись, то ли диски межпозвоночные просели, то ли сутулится вдобавок. И весит пуда четыре, не больше.
Пока Войкович пристраивал баул гостя в багажник, я распахнул дверь «шестерки»: – Садись, дорогой, гостем будешь.
Влад сел, но как-то неловко, словно в горбатый запорожец.
– Поехали, – сказал я гагаринское, и Войкович мягко тронул с места.
– А бурьян? – спросил Влад.
– Оптико-осязательный обман чувств. Для введения в заблуждение врагов и просто праздношатающихся.
Далее мы ехали молча, но сколько было ехать, даже на второй скорости? Несколько минут.
Войкович остановил автомобиль, выскочил, открыл мою дверь, а уж я – дверь со стороны Влада. Протокол графа Карагаева.
– Это – твоё? – спросил Влад, глядя на мезонин.
– Моё.
– Больших денег стоит.
– Не знаю, не покупал. Да и продавать не собираюсь. Наследство.
– Понятно, – он потянулся за баулом, но Войновский уже унес его в дом.
– Поживешь барином девятнадцатого века. Ну, там Онегины, Печорины, Рудины и прочие Обломовы.
– В смысле?
– Телевизора нет, компьютера нет, электричества, в общем, тоже нет.
– А что есть?
– Природа, естественная еда, вино. Книги. Рояль. Телескоп. Бильярд. Свобода делать то, что хочется, и не делать ничего, если не хочется. Можно свистеть в свисток, трубить в рог, следить за звездами, писать длинные проникновенные письма, а надоест – придумаем что-либо ещё. Ну, а потом нас ждут великие дела.
– Ты великие дела не откладывай, а то у меня насчет «потом» большие сомнения.
– Отдохнуть недельку-то можешь? Мне вот отдохнуть нужно, – сказал я и почти не солгал. Чувствовал себя не разбитым, нет, напротив, бодрым, но казалось, что бодрости этой я хлебнул самую малость. Как первая кружечка из ведра. А ведро у колодца.
Мы с Войковичем отвели Влада в его покой. Анна Егоровна все приготовила – кровать застелена, занавесочки на окнах чуть раздвинуты, букет полевых трав на столике, два подсвечника на две свечи каждый, и всё остальное. Даже урыльник. Мало ли что. Войкович отвел Влада в ванную комнату, а я прошел в кабинет. Подумать. Тайно.
Положим, сон он сон и есть. Всякое присниться может. Только тема нашей с профессором Рукавишниковым работы – частью планируемой, а частью уже проведенной, звучала как “Сновидение как способ ментальной связи высокоорганизованных особей путем активизации специфических отделов нервной системы”. Проще говоря, в ряде случаев сны – это естественное телевидение человека (а, может, и других существ с достаточно развитой нервной системой). Иногда связь односторонняя, иногда двухсторонняя или даже многосторонняя. Только исследования показали, что до телевидения большинству, в общем-то, далеко. Даже до чёрно-белого. Да и радио не близко. Скорее, это опыты Александра Попова, который фиксировал грозовые разряды особым приборчиком. То ли мозги у человечества не доросли, то ли мы ими как следует пользоваться не научились. А то есть ещё теория, которую особенно поддерживал профессор Рукавишников, что способностью этой – получать информацию во сне – в самой примитивной форме – наделены пять процентов населения, чего вполне довольно, иначе ментальный эфир просто засорится. Если эти пять процентов принять за сто, то особливые пять процентов этой сотни видят вещие сны часто, а если опять особливцев принять за сто, то ещё пять процентов от пяти процентов – могут достоверно отличить сон вещий от ерунды. Ну, и верхушка скалы, пять процентов из предыдущей ступени, где-то два-три человека на миллион в общей сложности – могут этими способностями рационально пользоваться. А могут и не пользоваться, если не хотят сгореть на костре или провести остаток жизни в закрытых лабораториях спецслужб. Потому мы с профессором тему даже и не заявляли. Думали, на третьем курсе успеем. И то бочком, применительно к собакам. Я, если честно, был более подопытной крыской, нежели умом, честью и совестью науки, но вместе мы составляли тандем. Недолговечный, увы. Порой я думал, что неплохо бы и в самом деле на пару лет в спецлаборатории поработать, изучить возможности сна по косточкам, но потом желание исчезало. Кто ж крысу выпустит, тем более живую? Нет, не хотелось, чтобы мой мозг в качестве препарата демонстрировали на всяких закрытых докладах, указывая, что вон они, огромные пирамидальные клетки, ответственные за сновиденческую связь.
Помимо собственно сновидений, были и иные эффекты,
