Творец - Ольга Рубан
Соня слушала вполуха, чутко уловив, что старуха, несмотря на ранний час, уже успела приложиться к нескончаемой голубичной наливке.
— Мне тут шепнули, что господин Азизов планирует купить несколько работ для своей резиденции. В том числе, «Женщину у плетня». Она, видите ли, напоминает ему покойную матушку.
— Правда? — Соне стало очень тепло и, одновременно, тревожно. Нефтяной магнат Азизов был на удивление щедр, благочестив и набожен. Но что, если эта противная тётка, Раушания, несмотря на обещание молчать, расскажет ему, кто на самом деле стоит у плетня…
— Слушай, а что ты скажешь насчет Мухамеджановой?
Словоохотливая старуха умолкла так внезапно, что Соня решила, что связь оборвалась.
— Нурия была? — осторожно спросила Ида.
— Была ее помощница.
— Ну, слава Богу! — старушка счастливо рассмеялась, — А я-то уж решила, что меня не услышали!
— Все-таки это была ты! — Соня задохнулась, — Это её ты имела в виду, когда…
— Ну, конечно, её! А ты думала, твоего дурачка Женю?! И что? Она… оставила контакты?
— Я сейчас к тебе приеду!
Промучившись неделю, Соня решила проигнорировать предложение Фонда. Слишком все было странно. Слишком отдавало сектой. Никаких объяснений. Дескать, просто прими на веру, что тебе откроется НЕЧТО, и доверься судьбе. Соня, всю жизнь боровшаяся со своей судьбой, не могла пойти на это. Не могла она просто сесть в какой-то непонятный самолет и полететь неизвестно куда, даже если бы эту поездку для неё организовал сам Господь Бог.
Но, оказывается, в этом как-то замешана её единственная подружка, и это многое меняло.
* * *
Старый деревянный особняк в самом центре города нёс вековую память, но отчаянно нуждался в ремонте. Соня, памятуя о том, какой известностью обладал муж старой художницы, никак не могла понять, почему они еще при его жизни не озаботились переездом в новое жилье, или хотя бы не избавились от необходимости ходить по нужде в дворовый «скворечник». Без сомнения, Ида в её преклонные года и с одной клёшней испытывала при этом серьёзные трудности …
Но супруги словно не замечали ни откровенных неудобств, ни дряхлости жилища… И при этом, пока Иль был жив, активно жертвовали немалые деньги на всяких оборванцев. Вроде Сони.
Как только Ида в несколько заходов приволокла из тесной, с покосившимся на сторону полом кухни, чай и магазинные пирожные, Соня одолела её расспросами. Но старуха очень осторожно произнесла:
— Я ничего не могу тебе рассказать, Софа. На карту поставлено слишком многое. Не подумай, что я, походя, предложила им твою кандидатуру. Я долго взвешивала все «за» и «против», прежде чем указать на тебя и рискнуть собственной репутацией. И были у меня некоторые сомнения…
Соня вопросительно приподняла брови.
— Мы дружим уже столько лет, девочка, но я о тебе почти ничего не знаю. Ты пару раз обмолвилась, что у тебя есть и родители, и младший брат, но ни разу я не слышала от тебя, что они приехали в гости или ты собралась к ним, или… какие-то детские воспоминания. Как правило, именно в твоём возрасте, когда в копилочку капают заветные тридцать сребреников, начинается неуёмная ностальгия по детству и родной крови, которую ничем не ути́шить и не прикрыть.
— Ида, если я ничего не рассказывала о своей семье…
— Такая холодная, отстранённая, безразличная….
— Это не холодность, — Соня посмотрела старухе в глаза, — Это другое. Мне пришлось очень долго этому… учиться.
— Подозреваю, что кто-то из родных тебя крепко обидел или недопонял, а детские обиды остаются с нами на всю жизнь… Но все же — ни слова, ни полсловечка. И я сомневалась, пока не приключилась эта несчастная история с твоим мужем. Ты полгода поедала себя заживо, превратилась в тень, но ни разу я от тебя не услышала ни единого плохого слова в адрес мужа или этой его… как её?
Соня молчала.
— Есть такая поговорка: «О мертвых или хорошо или — ничего». У тебя она применима и к живым. Если не можешь сказать что-то хорошее, то и молчишь, воды в рот набравши. Что толку распыляться на злопыхательство, так?
Соня неуверенно кивнула, не совсем понимая, куда клонит старуха. Вроде как к тому, что Сонино поведение она интерпретировала по-своему.
— Слушай, давай мои детские обиды оставим в покое, — несколько поспешно произнесла она, — Ты лучше скажи, какое они могут иметь отношение к Мухамеджановой и её Фонду. У меня уже голова кругом от этих загадок, и я всерьёз задумываюсь о том, чтобы послать этот Фонд к чертям. А если речь идёт о какой-то волонтёрской работе во имя спасения моей пропащей души, то у меня просто нет на это времени. Я и так из кожи вон лезу, принимаю по несколько клиентов ежедневно, чтобы содержать дом и…
— От тебя ничего такого не потребуется, милая! — воскликнула старуха, — Делать ты будешь только то, для чего создана. Творить!
— И все же…
Ида замялась и, склонившись к Соне, зашептала с видом безумного заговорщика.
— Ну, ладно… Они… я имею в виду Фонд «Творец»… уже очень давно имеют доступ к самой сакральной и древнейшей тайне человечества. Тайне того сорта, что может изменить ход истории, а то и… привести к Концу, если окажется в недостаточно чистых руках. Но! — женщина назидательно вскинула вверх костлявый палец, — Но, в то же время, в руках чистых и умелых она способна улучшить наш мир, сделать его красивее, чище, добрее, справедливее…
— Как это? — Соня скривилась, ища на неряшливо напудренном лице старухи признаки внезапно нагрянувшей деменции, а про себя подумала: «Ну, точно — секта!».
— Я и так уже наболтала лишнего, — Ида поставила кружку на стол и приняла вид загадочный и, одновременно, комичный, — Ты сама вправе решать, принять их предложение или отказаться. Но… поверь мне… Тот опыт, что ты получишь в «Фонде», будет самым чудесным, самым волшебным и невероятным за всю твою жизнь. Сравнить тебе его будет совершенно не с чем, ибо лишь единицы имеют доступ к тайне. Но это и огромная, просто неподъемная ответственность.
Глаза старухи в обрамлении жидких, сереньких ресниц мечтательно закатились к оплетенному тенётами потолку, и Соня едва не фыркнула. А потом её осенило.
— Ты ведь тоже участвовала в этом их эксперименте, так? Не отказывайся, я же вижу!
Ида от неожиданности замялась, на желтых скулах выступил легкий румянец. Она помахала перед лицом уцелевшей рукой, дескать, «давно».
— Эксперимент — не совсем верное слово…, - пояснила она,
