Вход для посторонних (СИ) - Бор Евгения
Оставшись одна, Алька обратила внимание на свою спутницу.
Девушка, упрямо сжав зубы, тянула свою лямку. Видно было, что ей тяжело, что к тяжёлой работе она непривычна ни физически, ни морально.
Но она тянула.
Тянула упрямо и сосредоточенно.
Тянула с таким видом, словно от этого жизнь её зависит.
Лет ей было совсем немного, до двадцати, не больше. Одета аккуратно, но серенько. Альке сложно было судить о местной моде, но молодая женщина, которая с ними ехала, хоть и одета была бесцветно, но ткань была получше и вышивка по подолу тянулась, да и кольца на пальцах поблескивали. У этой только пот на лбу блестел. Личико бледное, остренькое, ни чем не примечательное, глаза долу опущены — мышка серенькая, одним словом. На таких, обычно, внимание никто не обращает.
Тоська о таких говорила — человекотень.
Возможно подруга излишне радикальна, но ведь если бог пожалел краски на человека, то всегда можно докупить. Но Тоська считала, что эта внешняя серость, не что иное, как проекция внутренней никакошности.
Альке Сиану было почему-то жалко.
Странное чувство. Алька ведь даже нищим не подавала, из принципиальных соображений, а тут…
— Как я понимаю, ты в столицу насовсем перебираешься, — решила завязать разговор Алька.
— Да. Насовсем, — коротким ответом девушка как бы намекнула, что к разговорам не расположена.
Но недаром Алька свой диплом в красной корочке получила. Намёк пролетел мимо.
— Я тоже, — сообщила Алька, — а где остановишься уже знаешь?
— Да, — ещё короче ответила Сиана.
— А я нет, — призналась Алька.
— Вы мужчина. Мужчинам всё проще, — в интонации слышалась откровенная зависть.
— Думаете? — Алька, вспомнив о приличиях опять перешла на „вы“.
— Знаю, — смущённая собственной резкостью, добавила, — у меня три сестры и один брат.
Алька уже было подумала, что разговор окончен, но, помолчав, Сиана продолжила.
— Вот вы. Едите, не зная куда, без денег, без вещей и отлично себя чувствуете.
— Ну не так чтобы отлично, — призналась Алька, — но пол здесь ни при чём. Просто я по жизни такой беспечный.
— Потому, что можете себе позволить. Я бы тоже с удовольствием была такой же.
— Так в чём дело? Принимайте жизнь такой, какая она есть, решайте проблемы по мере их возникновения и не страдайте от сожалений. Простой рецепт, но полезный, — Алька вычитала эту мудрость в книге „как добиться успеха в карьере“ и добросовестно совету следовала. По крайне мере, старалась.
— У вас семья есть? — Сиана повернула к ней голову и, избегая визуального контакта, упёрлась взглядом в район подбородка.
— А как же, — Алька, подумав, что Сиану интересует её семейное положение, решила уточнить, — мама, папа, брат, бабушка.
— И они не возражали против вашего отъезда?
— Обстоятельства так сложились, — погрустнела Алька.
— У меня тоже обстоятельства. Моя родня считает, что мне несказанно повезло. Мои сёстры мне завидуют. Моя мама рассказывает всем какая замечательная жизнь меня ожидает в столице. Моё мнение никого не интересует.
— А вы против, — догадалась Алька.
— Да, я против. Будь я мужчиной никому бы и в голову не пришло использовать меня как залоговый вексель.
— Какой, простите, вексель, — не поняла Алька.
— Обычный, залоговый, — Сиана посмотрела на Альку внимательней и, заметив искренний интерес, пояснила, — моя семья оказалась в довольно сложном положении. Понадобилась финансовая помощь и дальняя родня согласилась дать в долг. Мои так обрадовались, что согласились на все их условия.
— А что тебя смущает? — Алька была абсолютно искренна, — по-моему всё не так уж плохо. В столице и жизнь интересней и возможностей больше. Потом, ты же не к чужим людям едешь, небось не обидят.
— Лучше бы к чужим, — с тяжёлым вздохом сказала девушка, — чужие за работу хоть деньги платят.
— Аа… — протянула Алька, поняв наконец суть проблемы, — получается, что тебя как бы в аренду сдали.
— Мама уверяет, что это для моего же блага.
— Ну это понятно — оправдание ищет, — ляпнула Алька и резко заткнулась, чувствуя, что из образа выходит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Сиана на её высказыванье внимание не обратила. Мнение собеседника её не особо интересовало. Ей важен был процесс высказыванья, чем она с наслаждением и занималась.
— Все говорят о том, как мне повезло и, не стесняясь обсуждают планы на будущее. На своё будущее, обрати внимание. Какие платья они пошьют, к кому в гости пойдут, кого к себе пригласят… А что? У меня своё будущее, у них своё. Меня в дорогу собирали, как замуж выдавали. Шили, перешивали, пальцы кололи, старьё обновляя. У меня в сундуке платья на все случаи жизни есть. Только не думаю, что случаи будут. Чего я в этот сундук вцепилась… Мне ведь и двух фартуков хватит.
— Может не всё так плохо, — Алька решила, что капля надежды не помешает.
— Да нет, всё даже хуже. Отец родственников этих знает. Он единственный кто сомневался. Так и сказал: „Добра от них не ждите.“ Так на него все набросились. Неудачником и завистником обозвали.
— А может ну их, этих родственников. Пусть без тебя обходятся, — предложила Алька вполне, с её точки зрения, разумный вариант.
— Ты что! — ужаснулась Сиана, — я не могу семью подвести.
— Почему это ты не можешь? Они ведь смогли…
— Выхода другого не было. Кому-то из нас надо было ехать.
— Почему же тебя на роль жертвы выбрали?
— Я старшая. Потому и еду, — грустно вздохнула и плечами поникла.
— Могли бы жеребьёвку устроить, — не унимался в Альке борец за справедливость.
— Какая жеребьёвка! Моей младшей всего пятнадцать исполнилось, у другой уже жених есть, дело к свадьбе идёт, а третья у нас хроменькая — такая никому не нужна.
— Значит судьба у тебя такая. Какие тут могут быть обиды.
— Зачем они делают вид, что я не для семьи стараюсь, а за удачей гонюсь. Хоть бы кто спасибо сказал.
— Сдалась тебе их благодарность, — Альке было очень жаль серую мышку, но что тут поделаешь… Судьба.
— А братец мой, так даже не захотел мне денег на дорогу дать. Так и сказал: „зачем ей деньги, о ней есть кому позаботится.“ Это он так заботу о родной сестре проявил. Пусть другие заботятся, — по щекам Сианы уже катились слёзы, оставляя за собой светлые дорожки, — и это при том, что по его глупости семья нужду узнала.
— Пусть бы сам и расхлёбывал. Не маленький, как я понимаю.
— Он наследник. Ему надо семейным делом заниматься.
— Сидя дома — умней не станет. Так и будет сёстрами приторговывать. Куда только твои родители смотрят, — Алька брата этого не знала, и никогда, наверно, уже не узнает, но ненависть к нему уже испытывала.
— Он у нас один. Мама говорит, что не ошибаются только бездельники.
— А папа? Что папа говорит? — Альке почему-то было важно.
— Что он может сказать? Молчит. Да и кто его слушать будет, — Сиана ладонью утёрла слёзы, — мама и так, во всём его винит.
— Весёлая у тебя семейка. От таких бежать надо, — твёрдо сказала Алька, вспомнив неудачный брак своей двоюродной сестры. Там тоже последнее слово всегда оставалось за свекровью.
Эта вреднючая женщина была уверена, что сынок её идеал которого все норовят использовать не по назначению. Его дело жизнь украшать, а не о семье заботится. Ольга из брака этого выбралась с потерей чувства собственного достоинства, без бабушкиной квартиры и с годовалым ребёнком на руках. Как сказала мудрая тётя Соня — могло быть и хуже. Куда уж хуже она не уточняла.
«Долго ещё?» — вернула её к действительности Мелина.
«Это я у тебя должна спросить. Ты ведь занималась ориентацией на местности.»
«Я только с уверенностью могу сказать, что от этого городка до Фарисата рукой подать. Каких-нибудь два пальца, не больше.»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})«Каких два пальца?» — не поняла Алька.
«Моих, конечно.»
«Это что за мера длинны такая? Хоть бы в шагах посчитала, и то понятней было бы.»
«Какие ещё шаги!» — возмутилась Мелина — «Я же на карте смотрела. Там всё маленькое, нарисованное. Столица хорошо видна — жирная такая точка. И написано понятно. А Сипотин еле-еле нашла. Совсем бледненький.»