Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке

Стас усмехнулся.

— Значит, вам запрещено вмешиваться?

Монах помолчал. Глянул на Стаса своими острыми глазами.

— Запрещено вмешиваться МНЕ. В этой ситуации есть вещи, открытые только вам. И теперь только вы сможете сделать то, что нужно.

— И что же мне нужно сделать? — спросил Стас.

— Обратитесь к зеркалу своей души, — ответил монах. — Скорее всего, ответ вы найдете именно там.

— К зеркалу души? — Стас начинал злиться. — Достойная рекомендация! Хорошо еще, что вы не предлагаете мне поставить напротив зеркала моей души еще какое-нибудь зеркало и поискать ответ в открывшемся тоннеле.

— Нужный тоннель вы сможете открыть и без помощи этих нехитрых приспособлений. Благословение Господне да пребудет с вами! — Монах кивнул, шагнул за скалу и сразу пропал из виду.

— Спаси вас Господи! — с кривой улыбкой ответил Стас и тут же забыл о своем провожатом. Не помня себя от досады, он снял с пояса мобильный телефон. Из пяти показателей интенсивности приема на дисплее не светилось ни одного.

— Что за… — хотел было сказать Стас, но вдруг понял всю серьезность своего положения: он здесь совершенно один. В аномальной зоне. С мертвым мобильником. С полным непониманием того, что следует делать дальше. И, что самое мучительное, с диким саднящим страхом за двух… нет, теперь уже трех мальчишек, с которыми в любую секунду может случиться беда. «М-да… — подумал Стас. — Полный боекомплект!» Интересно, кто такой этот Антонио, о котором упомянул Бурик в письме? Неужели тот самый мальчишка, о котором говорил покойный Безекович? С ума сойдешь от всего этого…

Стас вновь достал мобильник и зачем-то перечитал скопированное Вовкой буриково сообщение, которое уже успел запомнить наизусть. Новых идей это не прибавило. Он от души плюнул на рельсы (получилось смачно, далеко и неожиданно обнадеживающе) и пошел вперед, стараясь не спотыкаться о шпалы.

Через сотню метров рельсы завернули за скалу и направились под уклон. Впереди виднелось что-то вроде горного тоннеля — широкое жерло у подножья очередной горы, забранное створками массивных ворот. «Приехали…» — подумал Стас, подойдя поближе.

Вместо замка ворота были стянуты обмотком толстой ржавой проволоки. Стас поплевал на ладони и принялся разгибать и разматывать это ненадежное запорное устройство. Что-то подсказывало ему — нужно обязательно попасть внутрь. «Но что я там буду делать? — спрашивал сам себя Стас, пока руки его разгибали неподатливую проволоку. — У меня нет ни фонаря, ни спичек. Как далеко я смогу уйти? И еще монах этот смотался…» Далекий, словно идущий из-под земли, грохот заставил его утроить усилия. Через несколько минут руки покрылись мелкими ранками, но поединок с воротами, похоже, решался в пользу Стаса — большая часть проволоки была раскручена или обломана. Вот наконец последний кусок извлечен из петель. Стас потянул на себя правую створку ворот. Раздался громкий надсадный скрип, и влекомая Стасом створка отошла. Отряхнув руки от ржавчины, он таким же образом открыл вторую часть ворот. Странный нарастающий звук наполнял открывшуюся впереди темноту. Далеко, в самом жерле тоннеля, плясали неясные огоньки — словно кто-то пытался осветить себе путь тусклыми истощенными светлячками. Огоньки приближались. Послышались неясные голоса.

— Ребята, свет!

— Это выход!

— La luce! Vedo la luce![34]

— Сашка!.. — выдохнул Стас. И тут же закричал: — Сашка, Славка, сюда!

Бурик выбежал первым.

— Скорее… там… вода!

За ним бежал запыхавшийся Добрыня, волоча за руку худого рыжеватого мальчишку. Тот, похоже, вконец выбился из сил.

— Ты чего так долго? — спросил Добрыня у Стаса. — Самое интересное, как всегда, пропустил!

— Троллейбуса долго не было, — ответил Стас, отчаянно борясь с желанием сгрести всех троих в охапку и завыть во всю глотку.

Гул становился все громче, земля под ногами стала мелко вибрировать.

— А ну-ка пошли отсюда!

Стас схватил Бурика и Добрыню за руки и повлек подальше от ворот. Антонио не выпускал добрынину руку и поэтому не отставал.

Отбежав с мальчишками от скалы, Стас остановился, чтобы передохнуть. Однако то, что произошло в следующий момент, заставило их снова бежать во всю прыть: почва перед воротами вдруг начала проседать — выработанные недра мелового месторождения негодовали под напором воды, которую уже не сдерживали ни шлюзы, ни разорванная Генеральная Блокада.

Стас и мальчишки отбежали к неширокому зеленому плато в двадцати метрах от тоннеля — здесь, как показалось Стасу, было относительно безопасно. С одной стороны защищала скала с Козьей башней на вершине. Но с другой — под ними зияла пропасть. К тому же не было никакой гарантии, что это небольшое плато тоже не засосет коварная воронка, которая расширялась на глазах. Со звенящим звуком лопнули рельсы, полетели вниз шпалы. Из тоннеля вырвался мутный поток. Он сорвал с петель покосившиеся ворота. Другой поток поднимался снизу, из открывшейся на месте провала воронки.

Трое мальчишек вцепились в Стаса мертвой хваткой и, словно завороженные, смотрели на зловещее затопление того, что еще несколько мгновений назад казалось незыблемым, построенным на века. Верхний поток изрыгал из тоннеля внушительные камни. Со страшным ревом он воссоединился с водоворотом из провала и вдруг иссяк, превратившись сначала в небурную реку, потом в ручей. Мирной струей он вытекал из темноты тоннеля в небольшое горное озеро, которое плескалось теперь на месте провала. Оно похоронило под собой то, что когда-то называлось Центром «Чизанелли».

— Напоминает слив воды в унитазе… — глухо проговорил Стас.

— Ага, — охотно подхватил Добрыня. — И запах такой же.

— Контур, наверное, затопило, — проговорил Бурик.

— Тоже мне, град Китеж, — ответил Стас, глядя на озеро. — Туда ему и дорога.

— Но ведь там были люди… Джузеппе, Пьетро… — казалось, Антонио сейчас заплачет.

— Может, они успели спастись, — тихо ответил Добрыня. — Ведь Контур большой, да и водопровод не маленький. Вполне могли спастись.

На поверхности озера плавало что-то белое. Постепенно оно прибилось к берегу. Бурик подошел, подобрал палку, которая валялась под ногами, и выловил находку из воды.

— Ого! Ничего себе…

Друзья подошли ближе.

— Ведь это же шевелюра Магистра, — сказал Бурик. — Точнее, парик…

— Так этот жирный свин был еще и лысым? — удивился Добрыня, разглядывая то, что еще недавно украшало большую горделивую голову.

Бурик перевел сказанное на итальянский.