Совок 12 (СИ) - Агарев Вадим
— Потом объясню, а ты пока здесь, у заднего бампера постой, — похлопал я рукой по крышке багажника, — Мне кой-какой инвентарь в дорогу собрать надо.
Не тратя понапрасну время, я повернулся и двинулся к темнеющему в углу двора сараю. Было уже сумрачно, а двор не освещался и фонаря при себе я так же не имел. Поэтому дверь я распахнул на всю её ширину. Если пригодную колоду из сложенных вдоль правой стены неколотых чурбаков я увидел сразу, то оставшееся пришлось поискать. Искал минут семь, не меньше. И всё равно, искомого я так и не нашел. Плюнул на эту несущественную неудачу и торопливо зашагал в сторону ворот.
— На некрашенных деревяшках вряд ли потожировые останутся, а вот железки надо бы протереть! — настоятельно порекомендовал я Нагаеву, указав на примитивные запоры воротин и калитки, кустарно выполненные из черного металла, — В доме всё нормально, туда не ходи, там я уже прибрался!
Метнув в мою сторону еще один суровый взгляд, напарник достал из-под сиденья тряпку и послушно пошел к воротам.
В адрес мы добрались без приключений. Счастью Левенштейн, когда мы с несовершеннолетней гражданкой Филатовой переступили порог квартиры, не было границ и предела. Мне даже показалось, что бо́льшая часть морщин на её историческом лице, самым чудесным образом разгладилась. Быстро, но радостно всплакнув, не беря во внимание моего присутствия, профессорша, словно цыган-барышник на лошадиной ярмарке, осмотрела и обнюхала урюпчанку. После чего, поохав, отправила несостоявшуюся потерю нашей семьи в ванную. Затем Пана унеслась хлопотать на кухню, где принялась собирать на стол всё съестное, что было в доме. Ибо Лизавета громко и без стеснения заявила, что всё время нахождения в плену, она непрерывно голодала.
А я тем временем быстро скинул с себя цивильное и обрядился в казённое обмундирование. Не забыв забрать из гражданских хламид удостоверение и револьвер.
Проверив экипировку, не прощаясь, захлопнул за собой дверь и через две ступеньки ссыпался вниз. «Копейка», оставленная в тёмном углу двора за помойкой, встретила меня добродетельной тишиной. В салоне степенно молчал Нагаев, а в багажнике так же беззвучно томился Скобарь. Свою, то есть, сонину «тройку» я на всякий случай оставил за домом, чтобы не светить во дворе обе машины рядом.
Обговорив на берегу маршрут следования и конечное место назначения, мы расселись по машинам и тем же порядком двинулись в сторону Рубёжки. По примеру суеверных бандитов из не к ночи пришедших на ум девяностых, я так же решил не нарушать сложившихся традиций. Актировать и прикапывать врагов нужно там, где это получается спокойнее всего.
Скоростной режим мы с Вовой не нарушали и, может быть, потому город проехали без приключений. Дорога перед постом ГАИ уже загодя ярко освещалась фонарями. И стоявший у бордюра гаишник, заблаговременно рассмотрел, что за рулём старенькой «копейки» находится мент. Интереса ко мне он никакого не проявил, как, собственно, и к ехавшему за мной Нагаеву.
Прокатившись по тракту еще несколько километров, я свернул влево и, углубившись в лес, притормозил.
— Твою машину здесь оставим, чтобы лишней работы экспертам Волжского не добавлять! — объявил я подошедшему к «копейке» другу, — Так-то вряд ли кто здесь в это время появится, но ты всё равно, загони её вон в те кусты! — указал я рукой на недалёкие заросли орешника, — Неровён час, еще какие-нибудь аморальные граждане на потрахушки припрутся.
Друган без промедления выполнил мои рекомендации и сразу же трусцой вернулся к «тройке». Я проехал по еле заметной грунтовке еще метров на двести вглубь лесного массива. Сюда-то уж точно, мало кто решится забраться в это тёмное время. Да еще с учетом того, что совсем рядом здесь расположено новое кладбище. Ну никак не отражается для похабной романтики это поповье гумно. Хотя на вкус и цвет…
— Ты здесь побудь, а я отойду в сторону, осмотреться хочу! — обратился я к своему верному соратнику. И вежливо дождавшись его кивка, выбрался из машины в сгустившиеся сумерки.
А в пахнувшем ночной влагой лесу, было уже не по-летнему прохладно. Скорее, по наитию, нежели что-то рассмотрев впереди себя, я двинулся вправо от машины по неширокой прогалине. Пока, спотыкаясь, прошел наощупь полсотни шагов, успел трижды обругать себя матерно. Выехать с такой вот богоугодной миссией за город, да еще, практически, в ночное время и без фонаря, это надо быть очень разумным дебилом. С другой стороны, слишком уж долго мне не доводилось бывать на подобных специализированных пленэрах. Лет пятнадцать, это, как минимум, не приходилось мне заниматься полевой работой с людьми, подобными Скобарю. Оно, конечно, оправдание, но всё равно, непростительно для специалиста моей квалификации упарывать такие косяки. Без видимой на то причины, помимо детского разгильдяйства.
С этими, нелестными для себя мыслями, я и вышел на небольшую, и заросшую кустами, полянку. Несколько деревьев, из её окружавших, полностью удовлетворяли моим потребностям. Точнее сказать, потребностям Скобаря. Осторожно, стараясь не наступить в яму или, чего хуже, в дерьмо какого-нибудь извращенного местного краеведа, я обошел лесную проплешину по периметру. И остался доволен произведённой рекогносцировкой. К машине я уже возвращался более уверенно.
Проехав с дальним светом фар по разведанной дороге и остановившись посредине поляны, я заглушил двигатель. Но фары гасить не стал. В их свете хорошо был виден корявый, но ветвистый дуб. Именно из-за почти горизонтально раскинувшихся нижних ветвей я и выбрал это дерево.
— Здесь! — рукой показал я Нагаеву на последнее пристанище похотливого педофила.
— А верёвка? — пластмассовым голосом спросил напряженный Вова.
— Ты же видел, что я из «тройки» буксир забрал! — удивлённо посмотрел я на друга, поначалу не поняв его состояния. — Давай, вытаскивай уже моего приятеля, а то нам еще с тобой по домам разъезжаться полночи!
Вова пошел к багажнику, а я полез в бардачок за выкидухой, которую прихватил из притона. Её я нашел уже, когда чистил поверхности от своих пальцев. Потом достал с заднего сиденья чурбак, вынесенный из дровяного сарая. И буксировочный трос, позаимствованный из сониной «тройки». Думалось мне сейчас о том, чтобы только аккумулятора этого бандитского рыдвана хватило на последующие полчаса. Впрочем, с погашением векселей я рассчитывал управиться гораздо раньше.
Я уже подошел к дереву и даже успел выбрать подходящую по толщине ветку, когда услышал за спиной нехорошую возню и еще более нехорошие крики. Вот уж, чего-чего, а криков нам сейчас никак не нужно! Оно понятно, что место я выбрал «кричи-не кричи», но на грех, так бывает, что порой и бабки после двадцати лет ветеранской пенсии по залёту замуж выходят. Пришлось мне всё бросить и поспешить к багажному отделению бандитской «копейки».
— Не хочет он выходить! Упёрся падла! — без замаха заехав дном кулака в лоб Скобарю, пожаловался мой татарский друг. И вопросительно уставился на меня, ожидая мудрых указаний.
А я в очередной раз поблагодарил судьбу за то, что она дала мне разумного напарника. Вова не впал в амбицию и не стал с мясом выдирать из металлической оправы запаниковавшего злодея. Он здраво и вовремя сообразил, что ссадины, царапины и прочие травмы, в нашем случае неуместны. Но и Скобарь на мою беду также понял, что привезли его в это неуютное место не для того, чтобы он перед сном на нарах насладился свежим загородным воздухом. А это означает, что из багажника нам его живым не вырвать. Будет отбиваться до поседней капли крови. Как двадцать восьмой киношный панфиловец. Даже с учетом того, что руки у него скованы сзади наручниками. Да уж, сложилась ситуация, твою бога мать! Бывают сосиски в тесте, а у нас теперь будет жулик в «копейке». И хрен, что тут поделаешь, потому как весь смысл затеи в том, что злодей до момента утилизации должен сохранить товарный вид.
— Эй, ты чего бузишь, лишенец? — окликнул я бунтаря, заметив, что он вроде бы оправился от привета по лбу, прилетевшего от Нагаева. И уже вполне себе недоумённо моргает глазницами, — Вылазь из своей будки, поговорить надо!
