Константин Соловьёв - "Нантская история"

Можно представить это кусочком сказки — спящая принцесса и явившийся ее будить принц.

— Я хотела перед вами извиниться, барон, — сказала я. Пьяный язык комкал слова, — Я столько всего наговорила, а вы даже не обиделись. Спасибо вам за это.

— В извинениях нет необходимости, госпожа Альберка.

— И все же примите их.

— Я говорю не о вежливости. Извинения действительно излишни. Если бы граф приказал… Я имею в виду, если бы он действительно приказал мне сделать это…

— Вы бы сделали?

— Да, — сказал он просто. Его лицо, казавшееся в отражении мягче обычного, даже не дрогнуло, — Граф — хозяин моей жизни, и я выполнил бы любой его приказ. Так заведено.

— Вы бы сделали это, не испытывая сожаления?

— Этого я не говорил. Мне было бы больно делать это. Но что такое боль для воина? Даже боль давно стала рутиной.

— Сколько вам лет? — вдруг спросила я.

Отражение Ламберта печально улыбнулось мне. Оно было бледно, как призрак древнего рыцаря, восставший этой ночью.

— Есть ли разница?

— Мне почему-то стало интересно.

— Мне много лет, — ответил Ламберт, — Но я бросил считать после первой сотни. Наверно, около полутора веков.

Только сейчас я наконец поняла, насколько он стар. Молодое лицо, словно вылепленное лучшими скульпторами Империи, с его точеными ровными линиями, было слишком совершенным для обычного человека, слишком правильным. И тем неуместнее на нем смотрелись горящие глаза барона фон Роткирха, эти черные звезды, видевшие, казалось, даже момент сотворения Вселенной. Древний механизм для истребления себе подобных. Сколько смертей видели эти глаза, сколько войн? И умели ли они видеть хоть что-то кроме этого?

Я подавила пьяный смех, пронзивший меня изнутри многочисленными отравленными шипами. Все было так просто. Калека в теле калеки. И калека в чужом теле. Все-таки этому миру свойственно дьявольское чувство юмора.

— Кажется, я понимаю, отчего вы не снимаете своих доспехов, капитан.

— Потому что у меня их нет, госпожа Альберка, — Ламберт кивнул, и не выглядел при этом опечаленным, — Эта сталь — и есть мое тело. Плоти под ней давно нет. Плоть слаба, и она не выдержала бы столько, сколько пришлось выдержать мне за это время. Если разобраться, во мне не так и много человеческого. Процентов десять от вашего, не более того. Вы хотели знать, отчего я не стал рыцарем? Именно поэтому. Рыцарь должен быть хотя бы наполовину человеком, я же этим похвастать не могу.

— Теперь я начала вас понимать, капитан.

Он улыбнулся.

— В нас больше родственного, чем вы думали поначалу?

— Да, капитан. Как и я, вы не вполне человек. И это… утешает.

Смех Ламберта, по-человечески красивый, прошелестел над моей головой.

— Вас беспокоит общество людей, госпожа Альберка?

— Иногда. Бывают моменты, когда люди утомляют меня. Жаль, что вы скоро нас покинете.

— Завтра утром.

— Это решение окончательное?

— Абсолютно окончательное. Каким бы я ни был, я всего лишь слуга. И мой долг зовет меня к хозяину. Но мне тоже жаль будет с вами расстаться.

— Значит, мы больше не увидимся?

На лице Ламберта появилась задумчивость.

— Не знаю, — сказал он наконец, — Мне это неизвестно. После того, как я все расскажу графу, могут произойти самые разные вещи.

— Например, он прикажет вам вернуться и убить всех нас.

— Да, это было бы логичным вариантом. Граф не из тех людей, которые при виде ошибок опускают руки. Скорее всего, он прикажет сделать все необходимое чтобы горькие плоды нашего маленького расследования никогда не стали известны Церкви. Я не уверен в том, что он прикажет сделать это мне. Я и сам заслужил суровое наказание тем, что молчал так долго. Это не будет прощено. Нет, скорее всего за вам придут другие люди. У графа есть надежные слуги. Очень надежные. Они сделают все быстро и профессионально.

— А что станет с вами?

— Полагаю, к тому моменту я буду уже мертв, — он хмыкнул, — Я ведь не принадлежу к числу доверенных слуг, всего лишь дворовой пес… С такими знаниями меня уже никуда не отпустят. Иногда старого пса проще пристрелить. Так бывает.

— Вы слишком спокойны, Ламберт.

Он пожал плечами. Соверши этот жест обычный человек, он был бы почти незаметен, но наплечники Ламберта всякий раз грозно звенели сталью.

— Я видел смерть много раз. Я привык к ней. Моя собственная смерть вряд ли будет сильно отличаться от прочих. Я просто перестану существовать. Но ведь я знал, что это случится еще много лет назад. Чем завтрашний день хуже, чем десятки тысяч дней, которые я видел прежде?.. Я хотел умереть за своего графа, выполняя его волю, и, по сути, так и произойдет. Почему мне печалиться? Может, мы встретимся с вами позже, и в другом месте.

— И наверняка там будет слишком жарко чтобы отыскать прохладное вино, — скривилась я.

Он вновь рассмеялся. Теперь, когда я знала, что скрывается под сверкающими полированными доспехами, мне показалось, что наш разговор стал иным, обрел отсутствующие прежде качества. Возможно, в Ламберте-человеке было что-то лишнее, то, чего лишен был Ламберт-не человек. Но улыбались они одинаково.

— Значит, с нами будет покончено? — спросила я, устав от молчания.

— Полагаю. Даже если бы вы относились к известному роду, это было бы самым надежным способом… разрешить ситуацию.

— А так как мы чернь, то это и вовсе не проблема. Понимаю. На его месте я поступила бы также. Значит, на милосердие уповать бесполезно?

— Я бы не стал на него рассчитывать, — сказал Ламберт, — Граф… не верит в милосердие. Он старше меня на две сотни лет, и он может позволить себе не следовать некоторым человеческим качествам.

— Значит, на этом все и закончится. Жаль, что у этого странного приключения такой нелепый финал. Мне виделось это иначе. Или мы позволим графу стереть нас с лица земли, или выложим все епископу и спровоцируем гражданскую войну. Захватывающие перспективы.

— Еще есть бегство, — не очень решительно предположил Ламберт, — Я все еще капитан Юго-Восточной башни, если вы не забыли, и мой меч еще целую ночь к вашим услугам. Я могу отпереть ворота, и вы с Бальдульфом покинете Нант.

Я позволила себе потратить десять секунд на размышления.

— Это было бы настоящей глупостью. Нас выследят за стенами города, это будет даже проще. Один Бальдульф мог бы еще ускользнуть, но со мной… Сами понимаете, меня сложновато замаскировать. Я бы предложила этот вариант Бальдульфу, если бы не была столь уверена, что он лишь накричит на меня и откажется уходить один.

— Он предан вам, — задумчиво произнес Ламберт, быть может думая сейчас о чем-то другом, — Хотя и не приносил присяги. Типично человеческая черта.