Максим Марух - Игра Лазаря

– Я нашла, – радостно сообщила она.

Разумеется, она имела в виду Умара и Хеспию – как и положено снайперу, она высадилась ближе всех к цели.

– А сюда пришла, чтобы нам рассказать? Или чтобы снова их потерять?

Подошла очередь Марса. Мальчишка снял куртку, заложил подмышку и сгорбился перед окошком, разглядывая товары.

Его не столько мучит жажда, сколько любопытство, понял Лазарь. Каково это – принимать пищу в инсоне? Лазарь и сам испытывал нечто похожее в своё первое настоящее путешествие. Будучи совершенно невпечатлительной натурой, для него всё оказалось весьма банально: вода имела вкус воды, а еда – еды.

– Они никуда не уйдут, – заверила Яника и сделалась ещё счастливее. – Им так хорошо вместе! Думаю, они останутся сидеть там, даже если с неба посыплется метеоритный дождь.

Она так искренне радовалась за них, словно забыла, зачем они пришли сюда и что начнётся здесь через какой-нибудь час или того меньше. Лазарь собрался напомнить ей – просто в качестве ещё одного эксперимента над её сангвиническим темпераментом – но в последний момент остановил себя. В этом не было ничего остроумного или забавного – сплошная похабщина, которой точно не сорвёшь аплодисментов у публики.

«А ведь раньше для хамства тебе хватало одобрения и одного зрителя», – участливо напомнил внутренний правдоискатель. – «Этим зрителем был ты сам».

Раньше – возможно. Но сегодня на концерт по заявкам от Лазаря не пришёл даже этот единственный самый верный поклонник.

– Давай быстрее, мы не на пикник приехали, – поторопил он Марса. – Бери что-нибудь и пошли отсюда.

Мальчишка вытащил из окошка белёсую голову и заискивающе посмотрел на Лазаря:

– Слышь, дай денег. Всё равно ведь ненастоящие.

От последней фразы брови продавщицы, терпеливо ждавшей за стеклом, медленно поехали вверх и вскоре спрятались в редкой чёлке сухих крашеных-перекрашеных волос.

5

Яника уверенно вела их вглубь парка, ориентируясь на местности так, словно частенько захаживала сюда отдохнуть от городской суеты, шума и выхлопных газов. Марсен на ходу прихлёбывал «Кока-Колу», периодически чмокая губами и облизываясь. Судя по его дегустационным потугам, он тоже не страдал от излишней впечатлительности. Каждым новым глотком «Кока-Кола» доказывала, что она – самая обычная, как и положено потоковой продукции от известного бренда.

Они приближались к концу парка. Минут через пять на асфальтовых дорожках стало просторнее. Сами дорожки выглядели темнее, фонарей здесь почти не было, а те, что попадались, горели еле-еле или были разбиты. Редкие посетители всё чаще встречались на уютных лавочках, а общение сладких парочек сводилось к «обжиманиям» и «обсасываниям», как называла это Дара.

Поворот, ещё поворот. Лазарю уже стало казаться, что Яника заблудилась, но тут она замедлила шаг и вполголоса сообщила:

– Мы подходим. Вон они, видите? – и она украдкой ткнула пальцем куда-то вперёд.

Третью лавочку от той, мимо которой они проходили, занимала парочка настолько «влюблённых», что над ними разве что не реял транспарант со стрелкой. Первое, что приходило на ум при виде этих двоих: «Дара права: Ник и правда счастлив по самое не могу».

В своём инсоне Ник, он же Умар, не имел ничего общего с задохликом с апельсиновой ватой на голове, которого Дара тащила за собой по танцполу, как одну из тех декоративных шавок, напоминающих гигантских насекомых. Первое, что бросалось в глаза – Умар был явно выше своего оригинала на пару сантиметров. Это был крепкий атлетичный юноша с чистым, без единого намёка на прыщи и угревую сыпь, лицом. Свои волосы (не те мягкие паппусы, а именно волосы) Умар гладко, по-майклокорлеоновски зализал назад. Даже белая в красную полоску рубашка-поло с её дурацким синим кантом на рукавах смотрелась вполне уместно и даже симпатично.

Что касается Дарении, то бишь Хеспии – на взгляд Лазаря, это были два совершенно разных, не идущих ни в какое сравнение друг с другом – нет, не человека – биологический вида! Все сегодняшние приготовления Дары к вечеру оказались мартышкиным трудом. Никакой стилист в мире, от Ли Стаффорда до Сергея Зверева, не помог бы ей затмить своей красотой Хеспию. Ни в этом мире, ни в мире инсона, ни в параллельной вселенной.

Хеспия была прекрасна вся – целиком. От кончиков пальцев на ногах, обутых в простые босоножки, до кончиков пшеничных волос на макушке – самой обворожительной макушке в мире, если кому-нибудь взбредёт в голову сравнивать женские макушки. Божественные пропорции, в сравнении с которыми «золотое сечение» Леонардо казалось просто словосочетанием, идеально вылепленная фигура, самые сексуальные ноги, какие когда-либо видел Лазарь. А грудь... честно говоря, Лазарь даже обрадовался, что грудь Хеспии скрывала от посторонних глаз застёгнутая на молнию куртка.

Но главная изюминка Ангела заключалась даже не идеальных формах. Главная изюминка заключалась в том, что в ней не было ничего от искусства – в ней всё было от природы. Ни единого следа макияжа, никаких завивок и лака на ногтях. Она была естественна, как блик солнца на морской глади, как плач перемазанного кровью и плодными оболочками младенца, изгнанного из материнской утробы.

Лазарь не сразу понял это: нечасто встретишь женщину, которая красится полным отсутствием какой-либо краски. А когда понял, едва удержался от того, чтобы не подойти и не вызвать этого слащавого рыжего ушлёпка на дуэль, или как там ещё у них принято оспаривать право обладания сим божественным существом.

Неудивительно, что Умар прятал свою красу в самом тёмном и укромном уголке парка. Возможно, не хотел провоцировать мужскую половину гулявших парочек, в поле зрения которых могла попасть его богиня, но Лазарь подозревал, что причина не только в этом. Учитывая почти раритетную редкость Ангелов, о которой упоминала Дара, прилюдно демонстрировать экстерьер своей зазнобы было немногим разумнее, чем с головы до ног увешаться бриллиантами и отправиться гулять по центральному парку в три часа ночи. Лёгкая полиэстеровая курточка успешно скрывала крылья Хеспии (если бы не рассказ Дары, Лазарь никогда бы не догадался об их существовании), но эта предосторожность всё равно казалась полумерой. До сего дня Лазарь никогда не встречал Ангелов – кроме Хеспии, не видел вообще ни одного – но то, что она одна из них, было написано у неё на лбу. А также туловище, руках, ногах (о да, ногах, ногах!), шее и... да, на макушке тоже.

– Ну, разве она не ангел? – сказал Лазарь, не узнавая новых ласкательных ноток в своём голосе.

– Афигенная… – выразил полную солидарность тронутый до глубины души Марс.