Последнее дело - Гоблин MeXXanik
— Служу императору и Империи, — с трудом прохрипел я.
— Похвально, — кивнул криомастер. Он дружески хлопнул меня по плечу, и от этого жеста, Морозов воровато оглянулся и поморщился.
— Вы бы поосторожнее с резкими движениями. Личная охрана императора хоть и не слышит наших голосов, но вполне видит каждый жест.
— Ладно, — выдохнул я, чувствуя, как ноги становятся ватными. — Спасибо, Александр Васильевич, что устроили эту встречу.
— Я не люблю мелькать на виду у нашего императора. Незачем напоминать о себе без особых на то причин. Но на этот раз мы с Софьей Яковлевной решили, что оно того стоит. Вам пора возвращаться в зал. Не стоит оставлять свою невесту в окружении посторонних людей.
Александр пожал мне ладонь, и мы с Зиминым направились к дверям.
* * *
Зал церемонии практически опустел. Лампы уже погасили, и пространство погрузилось в мягкий полумрак. Высокое общество перетекло в фойе, где звенели бокалы и мелькали белые перчатки лакеев. Слуги в парадной форме снимали ткани, сворачивали ковровые дорожки; от скручиваемой шерсти шёл сухой, немного пыльный запах.
Мы прошли по центральному проходу. Привратник услужливо распахнул створки, и нас обдало тёплым светом фойе. Таким ярким, что я невольно зажмурился.
В дальнем от нас углу, на небольшом подиуме, играли музыканты, и мелодия растекалась по помещению.
В центре зала тянулись длинные столы, на которых были расставлены напитки и тарелки с закусками. Свет ламп бликами плясал на хрустале и серебряных приборах. Гости уже разбились на группы по интересам и обсуждали прошедшую церемонию и активно делились новостями. Иногда люди лавировали между компаниями, сдержанно улыбаясь и тепло приветствуя друг друга. А в воздухе витал густой шлейф духов и искрящихся напитков.
— Павел Филиппович.
Знакомый голос прозвучал справа, и я обернулся. В нескольких шагах стоял Суворов. И вид у парня был одновременно любопытно-вопрошающим и растерянным. Словно он хотел спросить, как прошла встреча, но опасался.
— Всё хорошо, Алексей Михайлович, — успокоил его Зимин. — Дело передано под особый контроль службы кустодиев. Так что никто не станет мешать проведению проверок. Если, конечно, не мечтает побывать в Мрачном Замке.
При упоминании острога кустодиев, криомастер усмехнулся, заставив моего товарища побледнеть.
— А… — с трудом выдавил он.
— Станислав Викторович велел добавить вас в группу. По личной рекомендации Павла Филипповича. — продолжил Зимин. И мне подумалось, что последнюю фразу он нарочито выделил, словно намекая, что я оказал Суворову очень важную услугу.
Алексей перевёл на меня полный растерянной благодарности взгляд. Было понятно, что он боялся надеяться на такой исход дела и теперь осознал всю ответственность, которая возлегла на наши плечи.
— Спасибо, мастер Чехов, — пролепетал он, и я улыбнулся, чувствуя, как, наконец, отпускает то сильное напряжение, которое осталось после короткого разговора с Императором.
— Было бы за что. У нас общий интерес. Почему бы не помочь друг другу?
С этих слов напряжение, казалось, окончательно спало. Суворов впервые за весь разговор неуверенно, но всё-таки улыбнулся. И на миг в шумном, ярком фойе стало чуть светлее.
Фойе переливалось светом хрусталя, голосами, мягкими улыбками и бокалами шампанского. Устало шуршали платья, мундиры сверкали орденами, а аристократы, стараясь выглядеть невозмутимо, на самом деле только и делали, что обсуждали произошедшее.
— Вот ведь, — пробормотал Зимин, не отрывая взгляда от витражей, — Теперь эта история с племянницей станет обсуждаться и все наконец забудут, как я уволок на плече благородную девицу из Яблоневого сада и не стал на ней жениться.
— Император умеет выбирать интонации, — заметил я, обводя взглядом зал и ища Нечаеву.
Суворов молчал, чуть нахмурившись. Он был напряжён, будто всё ещё ждал какого-то подвоха.
И в этот момент мы увидели их. Нечаева шла первой. За ней, чуть в стороне, шагал князь Шуйский, рядом с ним шла Алиса.
Она оставалсь в белом плаще. В том самом, вручённым ей Императором, чтобы прикрыть ее серый мундир и подчеркнуть, что теперь она тоже часть аристократии. На лице девушки читалось волнение человека, чей мир изменился и не будет прежним.
Когда они подошли, Алиса робко кивнула Зимину.
— Станислав Александрович.
Потом подалась к Суворову и протянула ему руку. Тот аккуратно взял ее, словно боялся сжать слишком сильно. А потом, задержав дыхание, шагнул вперёд и крепко обнял ее.
— Прости… — сказал он уже после отстраняясь. — Дмитрий Васильевич, простите. Просто я… я так рад, что Алиса… я рад за вас. И благодарен. И…
Он запнулся. В словах запутался, как мальчишка, и, кажется, готов был провалиться сквозь пол от собственной растерянности.
Шуйский смотрел на него без иронии, без снисходительности. Он протянул Суворову руку и с теплом произнес:
— Надеюсь, что мы с вами станем добрыми приятелями.
Суворов моргнул. Кажется, он не ожидал такой реакции. А князь добавил, глядя прямо и просто:
— Алиса Николаевна всегда отзывалась о вас с особым теплом. А её друзья — мои друзья.
Воздух между ними сразу стал легче. Суворов пожал его руку. Алиса смотрела на них и, наконец, впервые за весь вечер искренне улыбнулась.
Я стоял рядом и думал, что в этом фойе, среди золота, шампанского и шелестящих слухов, наконец-то случилось что-то простое и настоящее. То, ради чего вообще стоило проходить через весь этот спектакль.
Мы оставались небольшой тёплой группой, когда к нам подошел мой отец.
— Добрый день, — произнес он негромко и пожал руку сначала Зимину, потом Шуйскому, а затем Суворову. После обозначил поцелуй над перчаткой Нечаевой.
— Вы восхитительны, — сказал он Арине Родионовне, и на его губах появился намек на улыбку.
Затем отец беззастенчиво забрал у меня папку с документами и пояснил:
— Будет спокойнее, если я сам доставлю ее в ваш дом, Павел Филиппович. Никто не посмеет попытаться меня ограбить.
Я кивнул, согласившись, что только безумец посмел бы тягаться с князем в открытом поединке.
— Я вас сопровожу, — все же предложил Зимин и пояснил, — Мне так будет спокойнее. Не хватало еще, чтобы вы устроили пожар в центре города.
Алиса, собравшись с духом, вдруг повернулась к моему отцу и заговорила:
— Филипп Петрович… — голос у неё был тихим, но не дрожащим, — я хочу сказать вам спасибо.
Отец посмотрел на неё с привычным спокойствием.
— Вы не были обязаны, — продолжила она, глядя ему в глаза. — Вы могли остаться на своём
