Саймон Грин - Злые чары Синей Луны

– Но он никогда не знал о...

– Беременности? Нет. При малейшем подозрении он предал бы тебя медленной и мучительной смерти.

– Ты же знала, что мне будет смертельно больно, когда мне сообщат о твоем аборте.

– Мне пришлось быть сильной, – отозвалась Фелиция. – Ради нас обоих.

– Это был мальчик или девочка?

– Я не спрашивала. – Фелиция выбросила окурок и прикурила новую сигарету. Ее пальцы чуть заметно дрожали, когда она вставляла сигарету в изящный мундштук. – Я и не предполагала, что это оттолкнет тебя. Никогда не думала, что ты покинешь меня и дворец... и все, что у нас было.

– А если бы предполагала, – медленно произнес Ламент, – ты бы все равно это сделала?

– Да, – ответила Фелиция. – Я всегда умела делать то, что необходимо.

– И теперь ты – королева, а я – Пешеход, и мы дальше друг от друга, чем когда-либо. – Ламент тяжело вздохнул. – У нас было столько надежд и планов, у тебя и у меня. Мы и представить не могли ничего подобного.

– Между прочим, именно ты удрал в монастырь! – язвительно напомнила Фелиция. – Бросил титул, земли, деньги, только бы протирать коленки вместе с кучкой зануд. Даже не заглянул попрощаться! Мне пришлось собирать сплетни!

– Ты бы попыталась отговорить меня, – ответил ей Ламент. – А я не хотел, чтобы меня отговаривали.

Фелиция фыркнула:

– Меня ни в одно из подобных мест калачом не заманишь. Ритуалы, и дисциплина, и холодные ванны в неурочные часы. Если бы Господь хотел, чтобы мы столько молились, он бы даровал нам не только коленные чашечки, но и коленные подушечки.

– Я отправился туда в поисках душевного покоя.

– Нашел?

– Думаю, да. На некоторое время. Пока не настала Долгая ночь и не пришли демоны. Уверен, остальную часть истории ты знаешь. Все ее знают.

Фелиция остановилась, и Ламент остановился вместе с ней. Она повернулась к нему лицом, и они долго-долго смотрели друг другу в глаза.

– Ты – единственный, кого я по-настоящему любила, – негромко проговорила Фелиция. – Единственный, кто что-либо значил для меня.

– Но недостаточно, чтобы выйти за меня замуж, – возразил Ламент.

– Отец никогда не позволил бы нам пожениться. Он бы отправил тебя в ссылку или убил.

– Мы могли бы бежать вместе.

– Нет, – ответила Фелиция. – Я не могла отказаться от жизни, которую настолько ценила.

– Знаю, – проговорил Ламент. – Я понимал это. Даже тогда.

– У тебя седые волосы, – Фелиция выглядела удивленной. – И лицо гораздо старше моего, хотя нас разделяет всего несколько лет.

Она уронила мундштук на пол и обеими руками откинула длинный плащ Пешехода, чтобы добраться до рубашки. Ламент стоял неподвижно, пока она расстегивала пуговицы одну за другой и раздвигала полы рубашки, чтобы взглянуть на обнаженную грудь.

– И здесь тоже... седые. И сколько шрамов, сколько боли! Бедный ты мой. Когда-то у тебя было такое красивое тело.

– У каждого шрама своя история, – сказал Ламент. – Это награды Божьих войн. Я был очень занят на службе у Господа моего.

– Иисусе, что же мы с собой сделали? – воскликнула Фелиция. – Сказке не полагается иметь такой конец. Я – вдова другого человека, и ты – женатый на своей религии. Разве наши желания не имеют больше никакого значения?

– У Бога на каждого свои планы, – ответил Ламент. – Я должен верить в это, иначе сойду с ума. Тьма реальна, значит должен быть и реальным свет.

Фелиция отвернулась, в глазах у нее блестели слезы, которых она и не пыталась скрыть. Ламент застегнул рубашку.

– Ты думал обо мне после отъезда? – наконец спросила королева.

– Я вверил себя Господу.

– Я не об этом спрашиваю.

– Разумеется, думал, Флисс. И всегда буду думать о тебе. Но я посвятил себя делу, которое означает для меня нечто большее, чем сама жизнь. Я – Пешеход, Гнев Божий в мире людей. Человек, которого ты знала, может быть только малой частью этого.

– Итак... – произнесла Фелиция, поворачиваясь к нему. Глаза ее были сухи и губы плотно сжаты. – Что же привело тебя в Лесной замок спустя все эти годы?

– Флисс...

– Зачем ты сюда пришел?!

– Голос сказал мне, что я нужен здесь. Что я должен отправиться в Опрокинутый Собор и вернуть его Богу. Очистить его. Фелиция, мы выстроили свои жизни по собственному выбору, и для любви, которая у нас когда-то была, больше нет места. Ты – королева, я – Пешеход, и другого нам не дано.

– А ты перестал бы быть Пешеходом ради меня? – еле слышно прошептала Фелиция.

– А ты перестала бы быть королевой? – ответил Ламент. – Отказалась бы от возможности для твоего сына стать королем?

Уходи, – устало произнесла Фелиция. – Оставь меня одну. – Она повернулась к нему спиной. – Слева от тебя есть небольшая уединенная комната. Можешь подождать там, пока я вызову проводника.

После длинной паузы он тихо произнес:

– Я не хотел причинить тебе боль, Флисс.

Потом раздался скрип двери. Джерико Ламент покинул тронный зал. Наверное, навсегда. Фелиция крепко обхватила себя руками, как будто боялась развалиться на части. Она справится с этим. Она справлялась и с худшим в свое время. Ничто больше не сломает ее. А если она и зачерствела с годами – что ж, ей пришлось стать жесткой, ибо в противном случае ее просто разорвало бы. Она облачилась в королевскую власть, как в мантию. Слабое утешение, но лучше, чем никакого.

Главные двери тронного зала медленно приотворились, и внутрь осторожно заглянули Калли и сэр Вивиан. Увидев, что королева одна, они вошли, а за ними просочилась стайка наиболее храбрых придворных. Фелиция поднялась на трон и устроилась на нем с особой тщательностью. Голова поднята, подбородок тверд, взгляд холоден и грозен, дабы пресечь даже самые вежливые и обобщенные расспросы.

Калли заняла свое обычное место у трона без единого слова, за что королева была ей благодарна. Сэр Вивиан встал перед троном. Едва ли треть от обычного числа придворных расползалась по залу у него за спиной. Необычно тихие и подавленные, они тянули шеи и беспокойно оглядывались, не затаился ли где Пешеход.

– Добро пожаловать обратно, мои верные слуги, – ледяным тоном произнесла королева. – Возможно, в будущем нам следует позабыть ваши торжественные клятвы и просто выдать каждому по паре сапог-скороходов. В данный же момент вы все будете несомненно счастливы услышать, что я совершенно невредима и вне опасности. Как и любой из вас, пока вы ведете себя прилично. Пешеход дал мне слово, что прибыл в замок исключительно для того, чтобы разобраться с проблемой Опрокинутого Собора. Так что если у вас хватит ума не привлекать к себе его внимания, вам ничего не грозит. Тем, у кого совесть всерьез нечиста, советую запереться в своих комнатах до его отбытия. Идея схорониться под кроватью также не лишена смысла.