Кир Булычев - На полпути с обрыва (сборник)

Из кабинки вышел ротмистр Покревский и принялся умываться. Он не прислушивался к разговору Коры с Эдуардом Оскаровичем. А если и прислушивался, то ничем этого не показал.

— А вы кто по специальности? — спросила Кора Калнина.

— Я физик. Физик-экспериментатор. Это вам что-нибудь говорит, моя дорогая прапраправнучка?

— Разумеется, — сказала Кора. — Вы делали атомную бомбу.

Снова зазвенел колокол, к нему присоединилась отвратительным звуком сирена. — Зовут на завтрак, — сказал Эдуард Оскарович. — А вы не очень молодой… — осторожно произнесла Кора.

— Я был профессором, — сказал Эдуард Оскарович. — И даже должен был баллотироваться в члены-корреспонденты Академии наук. Но не успел. — Потому что перешли сюда?

Профессор ничего не ответил. Он смотрел на спину ротмистра, который дожидался, пока тонкая струйка воды наполнит горсть, и плескал в лицо. Они пошли на завтрак.

За завтраком Кора оказалась рядом с Покревским.

— Мне не хочется есть, — сказала Кора, когда медсестра кинула перед ней миску с кашей, на кучке которой чуть набок сиротливо лежала котлетка.

— Мне тоже, — ответил Покревский. Но взял тарелку Коры и подвинул ее сидевшей рядом чернявой принцессе.

— Бессловесным животным хуже всего, — сказал он. Птичка сказала что-то ротмистру. — Вы ее понимаете? — спросила Кора. — А чего ее понимать, — лениво ответил Покревский. — Она говорит, что эту дрянь есть не хочет, но из уважения ко мне слопает котлету.

Медсестра поставила перед Корой кружку с чаем. Чай был на удивление крепко заварен. Но без сахара.

— Они на нас экономят, — сказала Кора. — Воруют. Все тащат.

Покревский щелкнул пальцами. Медсестра принесла сахарницу. — Вас слушаются?

— Меня боятся. Я этот долбаный лабиринт прошел с первой попытки и прикончил ихнего солдата, который изображал дракона или еще какую-то нечисть.

Так как Кора не ответила и ничем не показала своего восхищения или недоверия, ротмистр агрессивно спросил:

— Вы мне не верите? Конечно же, вы не верите! А я знаю почему — вы селениты. Вы знаете о таком писателе — Герберте Уэллсе?

— Я его любила, когда была девочкой, — сказала Кора. — У нас была одна кассета в библиотеке. «Война миров».

— А я цитирую книгу «Первые люди на Луне». Он ее недавно написал.

— Или очень давно… с моей точки зрения. Принцесса положила маленькую тонкую ладошку на руку ротмистра.

— Ты ешь, — сказал тот. — Черт знает, сколько нам еще придется наслаждаться прелестями мирной жизни. Вы москвичка, Кора?

— Нет, я найденыш, — сказала Кора. — Я из приюта. Но моя бабушка живет под Вологдой.

— Что-то они сегодня не торопятся угощать нас скудным завтраком, — сказал Журба, сидевший напротив Коры. Но стол был широким и потому разделял, а не объединял сидевших по разные стороны.

— А на рассвете три вертолета прилетели, — сказал инженер. Он был ухожен, побрит, пострижен, казалось даже, что от него пахнет одеколоном. Покревский перехватил взгляд Коры и сказал:

— Он на особом положении. Как консультант по летательным машинам. А вы думаете, что аппараты тяжелее воздуха в самом деле завоюют воздушное пространство?

Кора поглядела на него в растерянности, потому что непонятно было, шутит ли он. Ведь он здесь живет уже несколько дней. Но взгляд ротмистра был чист и честен.

— Да, — сказала Кора. — И мы научимся летать между звезд, как учил ваш любимый Герберт Уэллс. — Чепуха, — сказал Покревский. Принцесса стала теребить его, заговорила, и ротмистр склонился к ней, будто стараясь выделить в щебете какой-то смысл. Лицо у него было белым, шрам — темно-красным, неровным, глаза очень светлыми и оттого дикими. Прядь волос все падала на узкий высокий лоб, и ротмистр нервно откидывал ее. Сонно вползла в комнату запоздавшая Нинеля.

Медсестра словно поджидала ее в дверях — метнуда миску и чашку сразу, как только женщина села на свой стул.

— Поосторожнее, — сказала Нинеля. — Я этого не люблю.

Нет, она куда больше похожа на разведчицу, чем на самоубийцу от любви.

— Ой, Корочка, если бы ты знала, что былоГ— зашуршала она на ухо Коре. — Что еще?

— Я от тебя ночью шла, а он меня подстерег. Ужас какой-то… какой мужик, я ни минуточки ночью не спала, меня еще никто так не… не радовал! — Ты о ком?

— Ну, ты же знаешь! Полковник Рай-Райи. Наш с тобой полковник. — Ну уж не наш.

— С него бетон, оказывается, до полночи сбивали. Он рассказал. Чуть живой остался — налицо попытка превращения руководящего военного специалиста в статую.

Нинеля заразительно расхохоталась. И смех ее был таков, что все за столом обернулись.

А Нинеля попробовала кружку с чаем и крикнула медсестре, которая торчала в дверях:

— Этого еще не хватало! Холодным чаем будете поить. Сама пей эту бурду.

А так как медсестра не двинулась с места, то Нинеля смахнула со стола кружку. Кружка разбилась о бетонный пол, и большая темная лужа чая образовалась сзади стульев.

Все замерли. Оробели. Все-таки каждый чувствовал себя бесправным пленником.

Медсестра подошла к Нинеле и остановилась. Потом стала поднимать руку, намереваясь, видно, ударить ее, и Нинеля, понимая, что переборщила, стала клониться, уходя от удара, — и все это происходило как в замедленном кино.

— Ну-ну, — благодушно произнес полковник Рай-Райи, входя в столовую и прекращая назревавший конфликт. — Нинеля, сколько раз я тебе говорил, не спеши с выводами. Как говорится, близость — это еще не повод для знакомства.

И полковник рассмеялся, как бы приглашая всех остальных присоединиться к его веселью. Затем прошел за свое место в торце стола и сказал: — С сегодняшнего дня будем тренироваться по возвращению на исходные позиции. Хватит, нагостились, покушали нашего хлебушка. Никто не понял полковника. Он пояснил: — Великий эксперимент, который проводила моя держава, подходит к концу. Следовательно, мы благодарим иностранных участников эксперимента и готовим их к возвращению домой.

— Как так домой! — неожиданно вскинулся капитан Покревский. — Я бежал оттуда, предпочтя смерть. Да, смерть. А вы хотите вернуть меня! Человек может покончить с собой единожды, у человека бывает только одна смерть. А я уже мертв.

— Этот вопрос находится в стадии обсуждения, — сказал полковник. — Сегодня произойдет совещание на самом высоком уровне. Вами занимаются, и ваша судьба небезразлична. Но вы, друзья, тоже должны понять: у нас свои проблемы, и мы вам не няньки. Каждый сам зарабатывает себе на хлеб.

Допив чай, полковник вышел строевым шагом. Нинеля кинулась было за ним, подняв головку вверх в надежде, что ее погладят или потреплют по загривку. Не вышло. И хоть полковник вызывал у Коры омерзение, ей было приятно, что Нинеля унижена. Это создание было хуже полковника, потому что тот имел какие-то убеждения, а Нинеля — только преданность, притом она готова была ею торговать, как картошкой. — Это странно, — сказал Эдуард Оскарович. Он поднялся из-за стола, держа в руке кружку с чаем, и пошел к окну. Он рассуждал вслух, и Коре было интересно, что же он скажет.