Смерть во имя истины - Анна Велес
Беньямин испуганно вскрикнул. Посланник поддерживая оседающее тело, опустил казначея на пол, прислонив к стене. Тот задыхался и сдавлено кашлял, пока на губах не появились кровавые пузыри.
Саймей отошел и сел на скамью. Он мог бы отбросить клинок подальше от руки Беньямина. Но не стал этого делать. Он знал, что рана, нанесенная им, смертельна. Посланник поймал себя на мысли, что казначей проведет несколько секунд, понимая, что умирает. Глаза казначея были полны ужаса, потеряв возможность дышать, так как легкие заполнились кровью, он испытывал страдание и боялся смерти. Саймей знал, что его это не трогает. Он чувствовал лишь облегчение, что больше этот безумец не сможет никого убить. Его даже не волновало, что он только что выполнил свое обещание, данное Араму, что он отомстил врагу за все свои пережитые страдания и страхи. Он просто радовался, что смог остановить убийцу.
Удостоверившись, что Беньямин мертв, Посланник налил себе целую чашу сока и залпом выпил ее. Это немного успокоило его, помогло справиться с адреналином, который се еще кипел в крови. Посланник знал, что должен чем-то занять себя и свои мысли, иначе он начнет переживать убийство, и винить себя, что оно так радует его. Чуть поколебавшись, он вернулся к свиткам. Нужно было дочитать их, хотя чары, навеянные этой историей, уже исчезли. Саймей разгадал все загадки Мага. Теперь он просто отдавал ему долг.
Он развернул одиннадцатый свиток, пробежал взглядом по строчкам, пока не нашел ту, где остановился при появлении Беньямина.
«… И когда уже гасли огни в доме их, вышел Иеза под свет звезд, дабы в раз последний насладиться свободой и проститься с миром. И тут же поспешил за ним Еута.
— Как ты, брат? — вопрошал его Иеза, и голос его был полон участия.
— Мне плохо, друг, — и выглядел Еута несчастным. — Мне кажется, что плетем мы ложь, но когда слушаю я проповеди твои, сердце мое поет, принимая их за истину.
— Неужто за годы эти ты так и не решил свои сомнения? — и вопрос этот выдал неудовольствие Пастуха.
— Мои сомнения поселены тобою! — воскликнул друг его. — Ибо смерть твоя скорая так беспокоит меня. Ты желаешь, чтобы я выдал тебя солдатам, тем самым погубив тебя. Но сердце мое знает, что ты брат мне, оно запрещает мне сие. Как могу я это сделать, брат?
— Мы росли с тобою, — тихо напомнил Иеза, и голос его был мягок. — И ты получал те же знания, что и я, вспомни, чему учил нас Светлейший через уста учителей наших. Мы сыны его и воины. Разве не для того родились мы, что бы жертвовать собою во имя Слова и Света?
— Но это слишком великая жертва! — в отчаянии кричал Еута.
— Великая? — и опять тон его был недоволен. — Я жертвую собой ради рода человеческого, ради народа нашего, дабы раскрыть им глаза на сияние Маитана, дать свободу душам их. А ты не можешь пожертвовать собою ради меня? И ты клянешься мне в братской любви и верности?
Молчал Еута, и слезы текли из глаз его. Но вот утер он их с щек, выпрямился и посмотрел в глаза друга. И понял се Иеза.
Пока же говорили они, в Саду уже слышны были шаги солдат, и братья их выходили из дому, дабы защитить учителя своего. И когда остановились они супротив друг друга, сотник вопросил у товарищей Пастуха, кто есть из них Иеза, что называет себя пророком и мессией. И молчали все, не желая раскрывать учителя. Но вот поднял полный страдания взгляд Еута, повернулся он к другу и обнял его.
— Прощай, учитель, — сказал он ему. — И прости.
Поцеловал он его в щеку и слезах отстранился. И тогда солдаты забрали Иезу, и он не оказал им сопротивления, и запретил братьям заступаться за него.»…
Саймей грустно улыбнулся и устало потер переносицу. Так еще одна легенда была разрушена. Страшный предатель оказался жертвой жестоких планов. И Пастух, почти святой среди грешных, мог творить зло. Он был человеком, о чем и сам Саймей не хотел помнить.
Посланник вернулся к чтению, хотя уже с трудом заставлял себя вникать в эту печальную историю. От долгого сидения, от напряжения, которое принесла встреча с убийцей, от духоты, тело его занемело, от усталости ломило кости, боль стучала в висках. Он так давно не спал, и теперь глаза его слипались, хотя он заставлял себя бодрствовать.
Далее в рукописи шел рассказ о том, как Маг заставил Наместника Понта осудить Иезу. Понт был одним из братьев общины, и он отказывался обрекать Главу на смерть. Но Маг заставил его, прибегнув к своим способностям. Заставил он Понта отдать приказ об истязании Иезы. И вот принял Пастух страсти свои.
Эту часть Посланник просмотрел быстро, так как хорошо знал эти события, и уже мог догадаться, как все случилось на самом деле. И вот перед ним последний свиток. Самый сокровенный и ценный. Саймей не сразу решился взять его. Он был взволнован, и его заранее печалило то, что мог он прочесть в рукописи. Еще он хотел передохнуть. Тело ломило все сильнее, голова слегка кружилась. Но он должен был отдать свои долги полностью. Ведь его ждал Иеза, его интриговал последний свиток, написанный неизвестной рукой, а еще на углу стола лежало письмо от деда. Саймей пересиливая боль, протянул руку за тринадцатым свитком.
«Когда привели на Лысую гору тех, кто обречен был на смерть, Маг стоял в первых рядах толпы огромной, и как не готовил он себя к тому, что увидит, ноги его подкосились в тот момент, когда грубо втолкнули Иезу на эшафот. Его ученик, его жертва, мальчик, которого он принял когда-то и любил, как сына, был истерзан, истекал кровью, он с трудом удерживался в сознании. Слезы застилали глаза Мага, и сердце его кровоточило.
Но вот вышел вперед первосвященник, осмотрев толпу, притихшую в страхе ожидании, объявил он, что в канун праздника великого, что почитается фарсами превыше других, дарует он по традиции жизнь одному из преступников. И ныне народ должен назвать имя того, кто будет спасен. И вслушивался Маг в тишину, и чувствовал он недоверие толпы и ожидание сигнала, пока хоть кто-то назовет имя. Горло его перехватывало от рвущихся наружу
