Игорь Поляков - Доктор Ахтин

Она умерла от рака легких, и сейчас я знаю, что мог бы её спасти. Уже тогда сила была со мной, но — я не знал о её существовании.

Она умерла, оставив меня одного, словно отсекла пуповину, что связывала меня с миром людей. Я вырос, но тени, окружающие меня, так и не стали людьми.

В пятнадцатилетнем возрасте я понял, на что способен. У соседки по парте я увидел в области шеи то, от чего она через семь лет умрет — это было похоже на некое откровение, словно у меня открылись глаза, и я увидел очевидное. Интуитивно, даже не задумываясь, что делаю, я обхватил шею девочки руками и сжал. Через две минуты, когда я понял, что причина для её будущей смерти исчезла, я разжал пальцы. Все это произошло на уроке географии и все эти две минуты я не слышал ни хрипящего визга задыхающейся девочки, ни криков мечущейся вокруг нас географички, не чувствовал рук одноклассников, которые пытались разжать мои пальцы.

После этого моему отцу, который так никогда и не стал для меня родным человеком, пришлось переводить меня в другую школу, а я впервые понял свое предназначение.

Непростое время.

Страшные события.

Тени, окружающие меня.

Следующие десять лет, время окончания школы, армия и годы студенчества, как безумный сон, из которого невозможно вырваться. Тогда я мог спать ночью, и сновидения, что приходили ко мне были далеки от тех бессонных видений, что посещают меня сейчас. Каждый прожитый день, как черная бездонная дыра, в которой исчезают желания и мечты — вроде, есть желание любить, а нет того человека, для которого можно посвятить жизнь. Вроде есть мечты о будущей жизни, но они кажутся такими мелкими и убогими, что хочется убить их в зародыше. Вроде, есть желание стать врачом и лечить людей, но есть понимание того, что людские тени не нуждаются в лечении. Тени мертвы с момента рождения, и врач нужен для того, чтобы констатировать смерть и вскрывать тела.

Я много и бессистемно читал. Порой я забывал о том, что нужно готовиться к зачету или экзамену, — очередная интересная книга увлекала меня полностью. Уже не помню, когда я первый раз прочитал о Древнем Египте, о людях, живших вдоль плодородной реки, которые осознали значимость смерти, — погрузившись в эти давние времена, я открыл для себя истину.

Смерть можно избежать. Умерев здесь, человек вечно будет пребывать в Тростниковых Полях, где его жизнь продолжается. Только надо все сделать правильно.

Еще не зная зачем, я запомнил это.

Я шел по жизни с закрытыми глазами, делая то, что необходимо, практически не задумываясь. Изучал медицинские предметы без затруднений, хотя порой мне казалось, что для меня это абсолютно бессмысленно — мне не нужны были те методы диагностики, что приходилось осваивать, я видел значительно больше, чем самый совершенный рентгеновский аппарат. Я не нуждался в лабораторной и ультразвуковой диагностике — порой, мне достаточно было посмотреть в глаза пациенту, чтобы понять его проблему.

Я делал то, что должен был делать, но с каждым днем понимал, что все это всего лишь временное явление. Моё счастье и мой крест еще впереди. Жить с осознанием этого было для меня тем ежедневным ужасом, что заставлял меня вздрагивать ночью, просыпаясь.

Закончив с красным дипломом институт (мне вручили его, хотя я совсем не стремился к этому), я легко нашел работу в областной клинической больнице простым терапевтом в стационаре. И не понимая, что же я делаю, стал лечить людей, хотя они по-прежнему были для меня серой массой теней, находящихся в той или иной степени умирания. Утром я уходил на работу, а вечером возвращался, в выходные сидел дома, даже не пытаясь как-то сблизиться с окружающими меня людьми.

Я терпеливо ждал, зная, что все впереди.

Когда я увидел её в первый раз, то этот миг стал для меня как бы рубежом, разграничивающим прошлое и будущее на две неравные части, где настоящее, как яркое пятно на темно-красном фоне бытия.

Ей было плохо, организм истощен и измучен болезнью, но она улыбнулась мне так, что я усомнился тому, что видят мои глаза. В её глазах жила легкая грусть, но жалеть её было абсолютно невозможно. В четырехместной женской палате она сидела на своей кровати так, что казалось нелепым и абсурдным её нахождение здесь.

Я смотрел на неё, словно забыв свою роль: я — доктор, она — пациент. Она первая заговорила со мной, сказав, что день сегодня прекрасный. Я, проследив за её взглядом, тоже увидел яркий солнечный день за окном, и кивнул — да, день замечательный.

На этом наш первый разговор и закончился — меня позвали в процедурный кабинет, где стало плохо женщине. Может, тогда это было правильно. Я смог отвлечься и понять, что пришло моё время.

Я отошел в сторону, чтобы узреть истину.

Я словно проснулся, открыл глаза и увидел второго в своей жизни живого человека среди безликой массы теней. Первой была мама, и я помнил, что тогда не сделал того, что мог сделать. Второй была Она — та, что когда-то вела меня за руку во тьме зимней ночи.

И которая сейчас находилась в больничной палате.

12

Сегодня я выписываю домой женщину с холециститом. Сидя у компьютера, я набиваю в шаблон цифры анализов, вношу в выписной эпикриз результаты исследований и рекомендации по дальнейшему лечению. Но самые главные рекомендации я скажу ей на словах, — какие анализы она должна сдавать раз в год и что должна делать раз в месяц. Кровь на онкомаркеры раз в год, и ежемесячное самообследование молочных желез, которому я её научу. Будет ли она выполнять мои рекомендации? Ближайшие годы — да, а после — Бог ей судья. Я не могу и не хочу контролировать её жизнь.

Вместе с этой женщиной на выписку идет старушка. Я попрощаюсь с ней, чтобы больше никогда не увидеть, — следующие пять лет до самой смерти пиелонефрит её не будет беспокоить. Однажды она ляжет спать и больше не проснется, тихо уйдя из этого мира.

На освободившиеся койки уже сегодня поступят два новых пациента — и все пойдет по кругу. Уже скоро десять лет, как я занимаюсь лечением людей, и порой мне кажется, что этот бесконечный круговорот затягивает меня в тот бессмысленный омут бытия, где излечение, в принципе, невозможно, а смерть, как избавление, желанна.

Сейчас в палате остается оптимистка, которую я выпишу послезавтра. И девушка с беременностью. А точнее, уже без неё. Плод сегодня ночью отмер, и ночью у неё начнется кровотечение. Завтра с утра я приду на работу, а она уже будет переведена в гинекологию, поэтому, зная это, я готовлю переводной эпикриз, забивая в шаблон необходимые сведения.

Круговорот, из которого нет выхода, но зато есть множество входов. Прими решение, сделай шаг, и твое тело встанет у конвейера, а у сознания скоро созреет наивная мечта — найти выход.