Оксана Демченко - Воин огня
Рослые стражи передали Бгаму другим, в иной одежде, более удобной для ночного времени: темной и неброской, без звонких пряжек и бряцающих по сапогам ножен с цепочками и кистями. Сами удалились, и пришлось ждать, пока отойдут далеко, прежде чем последовать за новыми провожатыми слуги. Те успели скрыться в дверях, Ичивари едва расслышал звук их шагов, готовый раствориться, сгинуть и спрятать след.
За дверью, перегораживая вытянутыми ногами проход, сидел беспечный охранник. Успел увидеть шагнувшего в проем, опознать в нем чужака и даже начать открывать рот, пока ладонь махига двигалась к горлу и безжалостно вминала хрящи в позвоночник, в спинку кресла, давя крик. Тело пришлось спрятать под диваном, тратя бесценное время. И только затем, прихватив саблю убитого, Ичивари смог двигаться дальше. Туда, где указательной стрелкой упирался в дверь узкий луч света. А за дверью негромко разговаривали, лязгая чем-то железным.
– Письмо принес, падаль недобитая, – презрительно усмехался низкий властный голос. – От еще живой Вики. Эта ядовитая арпа со страху утратила остатки рассудка и сама дала нам знать, где ее следует искать… Иди. Собери людей. Хозяин не должен ничего заметить, понимаешь? Свою же недоработку исправляем, хлафски глупую… Так что на сей раз возьми побольше людей.
Ичивари встал у двери, проверив дважды и убедившись: створка открывается сюда и его прячет, все точно. Створка качнулась, выпуская свет на свободу и давая разглядеть помещение. Снова закрылась, словно веко опустилось, оставив лишь щель в один луч… Покинувший зал помянул хлафа и незнакомое новое слово – какого-то лядского абыра. Ичивари на всякий случай запомнил, даже кивнул, отделяясь от стены, скользя все быстрее за уходящим к дальней двери, догоняя и бережно, мягкой ладонью обнимая его горло. Поморщился. До чего же люди в общем-то беззащитны и слабы… Так логично и просто принять это и держаться вместе. Но не справляются, сами жить не умеют – и его втравили в свои игры, вынуждают мять хрупкий кадык, ощущать разрыв нити жизни и прятать очередное тело под диван. А там уже нет места! Покачав головой и понадеявшись, что сюда больше никто не явится, чтобы умереть прежде срока, махиг обернулся к двери, снова уделяя все внимание происходящему за ней.
– Так, уже неплохо, – почти ласково бормотал тот же приятный голос. – Теперь можно приступать… Должен ведь я понять, как эта хитрющая бледа выжила. И ты мне расскажешь. Не сразу, но я никуда не спешу… Удобно, у тебя есть язык. А вот глаза тебе не нужны, мразь ты нерхская. Совсем не нужны.
Ичивари рванулся к двери, достиг в один прыжок и распахнул ее, ввалился в комнату, щурясь от яркого света. Увидел пристегнутого ремнями к креслу Бгаму и склонившегося над ним человека, в профиль. Несомненно, это был сам Хуан-мясник – рослый, сильный, еще молодой, но уже изрядно отяжелевший от сытой жизни и неумения отказывать себе в удовольствиях. В руке мясник держал узкий нож – кажется, тот самый, что прежде прятал в складках одежды Бгама. Мужчина успел осознать угрозу, обернуться и подставить сталь под удар, успел извернуться, пробуя дотянуться до своей сабли, брошенной на дальний диван. Махиг подсек его в движении под колени, растягивая на полу и прикалывая к ковру своим охотничьим ножом. Длинный клинок срезал жилы и мясо до кости на вытянутой руке, уже обхватившей рукоять сабли… Еще одно движение, подминающее врага, позволило разместить колено на его спине, выдавливая воздух из легких, выбивая из них зачатки крика…
– Бгама? – тихо позвал Ичивари, ударом кулака проверяя прочность затылка тагоррийца.
Позвонки чуть хрустнули, но выдержали… Значит, еще жив, но некоторое время сам об этом не будет знать.
– Я Бгама, и я даже вижу тебя двумя глазами, на что не надеялся. – Старый слуга рассмеялся, и его веселье было настоящим, живым и жутковатым. – Я не сказал Вики. В прошлый раз он мне обещал вырезать глаза. Это плохо. По моей вере – совсем плохо уходить в тень слепым… Но ты успел. Это хорошо, совсем хорошо…
Ичивари быстро срезал ремни, помог слуге встать, придержал за плечи, усадил на диван. Тот строго свел брови: дело не закончено, – и с сожалением покосился на Хуана, такого беззащитного и непригодного для осуществления мести, поскольку приказ Вики требует иного.
– Иди, жди у двери. Я скоро. Я все сделаю хорошо, – сказал слуга, снова гладя свой нож. – Должны знать, что здесь был я. Именно я, но не ты.
Махиг вздрогнул, неприязненно посмотрел на слугу. На этого изуродованного мертвым миром человека – улыбающегося, спокойного и строгого. На существо, нелепо сочетающее дикость черного берега, худшие традиции мстительного мира людей моря – и умение оставаться верным себе и тем немногим, кто признан годными для доверия. На Бгаму, склонившегося над безвольным телом… Чужая жизнь чужого берега вновь показалась Ичивари бесконечно мерзкой, а собственное пребывание в ней – затянувшимся посещением зловонного города. Махиг быстро вышел и прикрыл дверь. Услышал сдавленный стон, рычание, новый стон – и едва различимые шаги Бгамы. Слуга прикрыл дверь, протер нож, руки, бросил запятнанную тряпку в угол и захромал к двери.
– Он будет долго жить, хорошо, – важно сообщил Бгама. – Глухой, немой, слепой. Неподвижный. Может быть, его пожалеют и зарежут. Может быть, станут кормить с ложки. Хорошо. То хорошо и другое тоже.
Ичивари передернул плечами, ощущая, как к горлу подступает тошнота. Совладав с собой, вышел в широкую галерею. Внимательно выслушал указания: туда подбросить одни бумаги, которые он же и принес, а вон туда – другие, и немного пошуметь в обеих комнатах, чтобы за дверью проснулись хозяева и вышли глянуть, чтобы нашли подброшенное сразу и сами… Исполнив и это дело, махиг вскинул на плечо легкое тело Бгамы и заспешил по коридорам обратно. К знакомому окну, во двор, в библиотеку, парк… Все дальше и дальше от гнилого места, выглядящего красивым лишь на первый взгляд, обманывающего глаза и душу. Бгаму махиг поставил в траву уже за оградой герцогского дворца. Выпрямился, потянулся, встряхнулся, сбрасывая мерзость этой ночи и груз содеянного, недавно понятного и важного, теперь – вызывающего отвращение и желание долго и усердно мыться.
Но пока не время. Надо шагать за Бгамой, бормочущим об удаче и своей мести, о приметах и ленивом, нерасторопном конюхе. Который, кстати, ждал в точности там, где было велено, с двумя заседланными запасными скакунами.
До особняка Вики удалось добраться еще затемно. Ичивари поблагодарил слуг, заранее приготовивших в спальне бочку с водой. Вымылся, удовлетворяя даже не потребность тела, но исполняя указание души. Ощущение грязи и неправильности ослабело, но не угасло. Темный арих снова шевелился, и ему было приятно произошедшее, Ичивари знал это – и не мог ничего изменить. Потому что не находил в себе покоя. Немного подумал, сомневаясь и виня себя за мысли, пришедшие на ум и куда больше похожие на безумие. Арих гудел пожаром и горячил кровь, угрожая вспыхнуть сплошной стеной пламени. Махиг еще постоял, рассеянно глядя по сторонам и понимая: спать он не сможет, сопротивляться задуманному тоже нет сил, он по-прежнему всего лишь пленник хозяйки дома… Он вышел в коридор, отыскал первого попавшегося слугу и попросил показать, где теперь хозяйка.
Вики тихо устало дремала, и была она неподвижная, расслабленная, совсем белая, как та, во внутреннем дворе дворца – каменная женщина с крыльями. Угольная подводка не уродовала светлых бровей, темная жирная краска не портила цвета и вкуса губ. Женщина проснулась, некоторое время лежала молча и неподвижно, потом погладила пальцами лицо махига, уделяя внимание складке на лбу и не мешая его рукам упрямо и даже зло сбивать все ниже лишнюю ткань одеял.
– Он все же вырезал Хуану глаза. – В голосе Вики отчетливо обозначилась дрожь. – Прости… тебе тяжело у нас. Но так мы привыкли решать наши дела. Бгама не злодей, просто он другой. Он никогда не жил дома, на берегу Таари, и ему кажется, что этим он предал свой край, а следовательно, надо соблюдать страшные и дикие ритуалы яростно и неукоснительно… – Вики грустно усмехнулась. – А ведь он верит в Дарующего. Себе не признается, но я знаю, вижу. Иногда закрывается в комнате и воет, и руки себе режет, казня за месть, исполненную по воле иных богов, и умоляя о прощении здешних, требующих милосердия к врагам.
– Ты сама не опасаешься Бгамы?
– Если я предам Тори, он придет ко мне даже из тени и сожрет кишки, – тихонько рассмеялась Вики. – Нет… Он единственный, кому я верю. Не люблю, но ценю. Не могу считать другом, но уважаю. Не в силах понять, но и не осуждаю, хотя мне делается до тошноты противно от его выходок… Разве ты пришел о нем спросить? Знаешь, обычно на кровати отдыхают не на одеяле, а под ним. Но если ты и отдыхать не желаешь, ты весь каменный и ночь не отпускает тебя… Тогда прекрати мять одеяло, просто забрось вон в тот угол или еще куда подальше. Ты непостижимый человек, Чар. Я постоянно тебе должна. Обычно подобное положение дел вызывает у меня отторжение и даже неприязнь. Но ты – необычный.
