Оксана Демченко - Воин огня
– Ты сама не опасаешься Бгамы?
– Если я предам Тори, он придет ко мне даже из тени и сожрет кишки, – тихонько рассмеялась Вики. – Нет… Он единственный, кому я верю. Не люблю, но ценю. Не могу считать другом, но уважаю. Не в силах понять, но и не осуждаю, хотя мне делается до тошноты противно от его выходок… Разве ты пришел о нем спросить? Знаешь, обычно на кровати отдыхают не на одеяле, а под ним. Но если ты и отдыхать не желаешь, ты весь каменный и ночь не отпускает тебя… Тогда прекрати мять одеяло, просто забрось вон в тот угол или еще куда подальше. Ты непостижимый человек, Чар. Я постоянно тебе должна. Обычно подобное положение дел вызывает у меня отторжение и даже неприязнь. Но ты – необычный.
– Ты похожа на каменную женщину с крыльями, – поделился открытием Ичивари, гладя теплую молочно-белую кожу. – Но ты красивее. У тебя волосы плакучей ивы, и пахнут они закатом священной долины духов. Почему не с тебя делали ту, каменную?
– Потому что ей лет пятьсот, – хихикнула Вики, польщенная сравнением. Задумчиво провела рукой по волосам махига, тронула маленький мешочек на длинной нитке, хранящий полинявшее перышко, подарок мавиви. – Чар, когда тебя заберут и куда придет корабль?
– Мне так чувствуется, через восемь дней, может – через девять… Корабль придет туда же, куда приплыла каравелла ордена. В точности. Но я, оказавшись у большой воды, смогу указать им иное место для подхода.
– Значит, через пять дней мы поедем к морю. Тут недалеко. Порт удобный, совсем тихий… Осень бредет с севера, в проливе уже установились обычные для этого сезона сильные туманы, ваши подойдут и никто не заметит. И ты покинешь Тагорру, чтобы никогда о ней не вспоминать… Это даже грустно.
– Я увезу тебя, Тори, Лауру и даже, наверное, Бгаму, – нахмурился махиг. – Вам здесь плохо.
Вики как-то невесело, напоказ, рассмеялась, прижалась всем телом и шепнула в ухо:
– Даже тебе здесь не плохо, а сейчас станет совсем хорошо.
Светлые волосы пахли незнакомыми пряными травами, кожа была теплая, упругая. Сердце билось там, где сосредоточена левая душа, и махиг ощущал себя вполне надежно отгороженным от грязи минувшей ночи. Тот огонь, который он разжигал для Вики, не имел в себе тьмы и был чист…
Проснулся Ичивари после недолгой дремоты отдохнувшим и душевно здоровым. Вики уже ушла, зато слуги принесли вещи, новые, но тоже удобные. Махиг оделся, презрительно скривился, рассматривая башмаки, и задвинул их под кресло. Улыбнулся высокому солнышку, вышел в коридор и побрел по дому, заглядывая в комнаты и разыскивая знакомых. Слуги сказали, что Вики уехала по делам, за ней прибыла карета с гербом самого герцога. А сын хозяина здешних мест и вовсе примчался сам, верхом, кричал во дворе. Потом запрыгнул в карету и уехал вместе с Вики…
Лаура сидела у окна в той же комнате, куда в первую ночь ее принес Ичивари. Раскладывала на столике золотые монеты, гладила их и улыбалась. Снова убирала в красивый мешочек на ленте, подвешенный у пояса, и опять раскладывала. Оглянулась на махига, подмигнула ему:
– Жрачка тут хлафски вкусная! Еще бы, эта баба – самая дорогая бледа на всю Тагорру, слышь? Король, и тот ей платил, ны… Надо было стребовать сорок золотых. Но нам и так хватит, Костес. Гляди: все настоящие, я не тупая, я проверила дважды. Купим домик. Я буду белошвейка, вот житуха! Абыр сдохнет от злости. Или лопнет.
Подвинув кресло, Ичивари сел к окну и глянул вниз, на парк и двор. Еще ночью он понял, что деревья все высажены в особом порядке, для красоты. Теперь смог сверху рассмотреть толком и понять, чего добивались слуги своим усердием. Красиво… Нелепый мир. В нем так много интересного и умного, а души нет и света божьего, о котором проповедуют все гратио, тоже нет. Махиг отвернулся от окна, внимательно поглядел на Лауру: отмытую до золотисто-смуглого цвета кожи, с уложенными в прическу волосами, в новеньком платье, веселую, улыбчивую. Искорки в глазах вон так и прыгают… И нет даже самого слабого отзвука на попытку коснуться души.
– Лаура, ты кричала ночью тогда, в лесу. Звала меня и делала нечто еще. Давала мне силу и право асхи… Как же объяснить-то?
– Нет! – Девочка вскочила, смахнув монеты на пол, и замотала головой. Из глаз брызнули слезы, лицо исказилось. – Нет! Я обычная, нет силы, ничего нет! Я не арпа! Просто совпало. Иногда совпадает. Я пугаюсь грозы и кричу, а потом злые люди говорят: сначала я кричала, потом пошел дождь. Они врут! И ты врешь, даже ты, да как ты можешь! После всего, что было… Я за тобой из дома ушла! У бледы живу и третий день не хожу в храм. Слуг ее мерзких, бесхвостых хлафов, терплю…
Гнев иссяк, Лаура сердито вытерла слезы, упала на колени и стала собирать свои монетки, пересчитывая их и снова пробуя на зуб. Дверь приоткрылась, в щель боком протиснулась Тори с большим подносом, полным еды. Прошла через комнату, поставила поднос на стол и улыбнулась. Лаура презрительно хмыкнула, поглядела на пищу и нехотя кивнула – годится. Ичивари решил не продолжать расспросы: и так ясно, что толковой мавиви из маленькой жительницы Тагорры не получится. Разве будут духи через силу лезть в душу? Оберегать пытаются, но ощущают отказ и приходят все реже… Тори еще немного постояла, улыбка на ее лице погасла. Девочка отвернулась и пошла к дверям.
– Тори, а где кукла Лауры? – спросил Ичивари, быстро пересекая комнату и открывая дверь перед безголосой служанкой. – Наверное, потерялась…
– Эта черная хлафка присвоила ее себе, – чавкая и хихикая, буркнула Лаура. – Пусть, ты мне еще сделаешь такую. А какого нерха? Получше сделаешь, ны… Эту мы продадим. Монет двадцать серебром можно попросить. Ахныреть, как здорово!
– Я еще не закончил ее, – негромко сказал Ичивари, задушивая гнев и усердно делая голос ровным.
Тори юркнула в щель и пошла по коридору. Махиг тоже покинул комнату и заспешил следом. Здешнего деления людей на говорящих и лишенных речи он не понимал, но видел: для Лауры оно существует. Свое отношение к Тори нелепая арпа полагает естественным и даже хорошим. Но Тори плачет, и ему, Ичивари, это понятно. Ему стыдно за свою знакомую, невесть зачем приведенную в дом и метко названную Вики обузой… Тори сбежала по лестнице, прошла боковым коридором и открыла дверь комнаты. «Видимо, своей» – так решил Ичивари, останавливаясь на пороге и рассматривая примечательное жилище. Вазы, много цветов и просто веток. Некоторые живые, зеленые, иные сухие, сложной формы. Все вместе они расставлены так причудливо, что создают не тесноту, а уютность… Тори открыла сундук, уже не пряча слезы, стерла их тыльной стороной ладошки. Добыла куклу и протянула Ичивари. Стала быстро что-то показывать жестами. Сперва махиг не понял, но затем вгляделся и разобрал: Лаура уже один раз продала куклу…
– Двадцать монет серебром? – негромко уточнил Ичивари, устраиваясь на полу и рассматривая куклу.
Маленькая рабыня кивнула и снова начала показывать знаками, всхлипывая и растирая слезы. Сделалось ясно, что, помимо денег, ловкая арпа выпросила и просто забрала без спроса зеркальце, мешочек, платок на шею и еще невесть сколько мелочей.
– Ты на нее сердишься?
Тори замотала головой, оглядела свои заросли, разводя руками и что-то разыскивая. Наконец уверенно указала на сухую ветку. Изломанную, поникшую, но все же интересную. Махиг вгляделся и согласился: чем-то похожа на сложную и больную душу Лауры. Человек ведь она неплохой, но строит из себя невесть что. Натерпелась… Привыкла, да и люди вокруг такие – только дурное подсказывают, норовят окончательно доломать согнувшуюся душу.
– Клей бы добыть, – вздохнул Ичивари. – Надо нам доделать куклу.
Девочка снова заулыбалась, в глазах разгорелся огонек приязни. Показала – сиди, жди. И убежала. Махиг избавил куклу от тканей, в которые ее бережно завернула новая хозяйка. Достал нож, приладился и начал доделывать лицо, вытачивать и подправлять пальчики на ручках и ножках, выглаживать плечи. Когда вернулась Тори, он почти закончил. Виновато осмотрел горку мелких стружек. Пока Тори убиралась, срезал прядь своих волос и сделал кукле ресницы и прическу. Получилось неплохо, даже захотелось собой гордиться.
– Плохо быть младшим в семье, – вздохнул Ичивари, передавая готовую игрушку. – Я ведь хоть и зовусь дома старшим сыном, но это такой обычай… У меня две сестры и обе старше меня, я никогда не оберегал их, зато они меня нянчили, как живую куклу. Ух я и злился!
Тори почти беззвучно засмеялась, трогая лицо куклы и продолжая ее рассматривать, гладить волосы и касаться иголок ресниц. Потом взялась укутывать снова в ткань. Серьезно, деловито…
– Вот и пришлось мне делать кукол чужим сестрам, – продолжил жаловаться Ичивари. – Еще я умею вырезать лошадок, белок и сильных бизонов. Медведя однажды сделал, даже деду он глянулся.
Кукла улеглась на свое место в сундуке, Тори закрыла крышку и задумчиво глянула на Ичивари. Снова осмотрела ветки и зелень в комнате. Покачала головой – не то, не годится. Вцепилась в руку и потащила за собой. Через весь дом, во двор, потом в парк. Стала водить от дерева к дереву, жестом указывая на срезанные сухие сучья и вопросительно глядя: годятся? Махиг не понимал, чего от него ждут, но старательно рассматривал завалы веток и даже куски боковых высохших стволиков. Были они причудливые, извернутые, с древесиной, свитой в сложный узор, с множеством сучков и изгибов. Красота хитро пряталась под мертвой растрепанной корой, под наростами гнилых грибов и мха. За парком никто не приглядывал очень давно, и теперь, видимо, люди Вики только начали приводить его в должный вид. Ичивари брел все дальше по густой, полусухой траве, неопрятной, сбитой в колтуны зарослей… Иногда сажал Тори на руку и переносил через особенно мощные завалы и промоины, ставшие болотцами. Думал о Вики, которая теперь, днем, пропадает во дворце и ей там трудно одной врать, вырывать нечто ценное и бороться за право выжить. Чтобы Тори никто не обижал, чтобы Бгаме не угрожали вырезать глаза… Чтобы проныра Лаура сидела и мирно считала свои монетки.
