Людмила Минич - Дети Хедина (антология)
– Я просто обнаружил, – произнес он, отодвигая тарелку от себя, – что наш мир состоит не только из оттенков черного и белого. Он слишком цветной. И мне хочется узнать его таким.
– А я, – с сожалением поглядев на отставленное угощение, сказал Нейго, – когда услышал, что ты хочешь отказаться от черного, подумал, что, быть может, ты хочешь сменить свой плащ на серый, чтобы помогать мне…
– Тебе?
– Мне тоже нужны помощники, – объяснил Нейго. – Я не всесилен и не могу быть в нескольких местах одновременно, как того, похоже, требует должность мастера-наставника. Мне нужен толковый человек рядом. Но все хорошие воины упрямо рвутся надеть черные плащи. Похоже, я был единственным дураком, согласившимся на серый…
– Ты не дурак…
– Да, поэтому я пью здесь сладкий эль, а ты жалуешься на то, как плохо тебя принимают в придорожных трактирах, и гадаешь, защитит ли тебя в следующий раз меч или чей-то клинок доберется и распорет тебе горло? А это может случиться с большей вероятностью: ведь сила Матери больше не будет оберегать тебя.
– Я выкую себе другие, – пообещал Ройне. – Не черные и не волшебные. Но прочные и с крепким ожерельем. Да и моя рука не станет слабее от того, что я перестану быть Черным братом.
– Не перестанет, – согласился Нейго. – Поэтому мне и жаль, что она будет служить теперь не нашему общему делу.
– Я обещаю никогда не поднимать свой меч против братьев.
– Бывших братьев.
– Я знаю, что человек, снявший плащ, больше не может считаться братом тем, кого он оставил. И для братьев он будет пустым местом, а имя его – пустым звуком. Но для меня – нет. Я не собираюсь забывать все, что я узнал тут, все, через что я прошел. Забытые Дети могут быть уверены, что у них есть союзник, не носящий плаща Обители.
– Так не бывает, – покачал головой Нейго.
– Я докажу, – хитро улыбнулся Ройне. – Я всегда доказывал, что могу сделать больше, чем кажется возможным.
– За это мы тебя и ценили, – Нейго отсалютовал ему кружкой и допил эль. – Я бы хотел, чтобы твои намерения сбылись. Но еще больше я хотел бы, чтобы ты передумал и остался здесь. Я бы действительно не отказался от такого помощника, как ты. Младшие братья полюбили бы тебя не меньше, чем вы любили меня.
Ройне смущенно усмехнулся, почему-то подобная похвала, абсолютно заслуженная, до сих пор заставляла его чувствовать себя немного неловко.
– Мой брат… – начал он.
– Ториш, – перебил Нейго, верно угадав, о ком речь, – не ты. Он громче и охотнее говорит о своих успехах и смелых планах, но на деле он предпочитает идти проторенной дорожкой. В особенности – твоей, – палец мастера-наставника уперся в грудь Ройне.
– Клянусь, я не посвящал его в свои планы! – воскликнул Ройне. – Он ничего не знает о том, что я хочу снять черный плащ…
– Знает, – возразил Нейго. – Как только ты прошел под воротами Псов, вся Обитель только об этом и говорит.
– Погоди. Ты хочешь сказать… Ториш здесь? В Обители?! – Ройне от радости чуть не смахнул со стола кружку. – Почему ты мне сразу не сказал?!
– Хотел поговорить с тобой один на один, – ворчливо объяснил Нейго. – Без твоего братца и его оголтелой своры.
Ройне невольно кинул взгляд за окно. Тени уже удлинились, но еще не намного.
– Иди, – понял его мастер-наставник. – У тебя действительно немного времени, и многое надо успеть. Пообещай только, что не дашь Торишу уйти за тобой…
– Конечно…
– И не вобьешь напоследок в его голову, что он должен стать моим помощником, – закончил фразу Нейго. – Я хотел видеть на этом месте только тебя.
– Обещаю, – рассмеявшись, сказал Ройне. – Спасибо за угощение.
– Это действительно стоит того? – негромко спросил Нейго, когда его бывший ученик, поправив оружие и плащ, уже взялся за ручку двери.
– Что? – не понял Ройне.
– Твоя любовь. Ради которой ты решил нас покинуть.
– Моя любовь… – повторил Ройне, против воли отгоняя захлестнувшие его вихрем чувства и воспоминания. – О да. Ради нее не жалко и умереть.
«Он не поверил мне? Или просто не понял? – размышлял Ройне, спускаясь по крутым ступенькам обратно в узкий переулок за тренировочным двором. Он уходил с тяжелым сердцем от человека, которого считал другом и братом по духу и в котором не нашел понимания. – Что может он понять? Он, всю жизнь проведший в стенах Обители. Он знает любовь Матери, любовь учителей, любовь учеников. Братскую любовь. Но разве это может сравниться с любовью женщины? Как мне объяснить?.. Как объяснить слепому красоту цветочного луга?..»
Он ступил на булыжную мостовую и не успел толком подумать, где искать своего кровного брата, как услышал свое имя.
– Магистр Хемиль просил передать, что очень ждет вас у себя в башне, – сообщил ему посыльный мальчишка в полосатой робе. – Если у вас есть время…
Магистр в отличие от мастера-наставника был Белым братом – старцем, призванным учить молодежь управлять духом не хуже, чем телом. Нередко Ройне с благодарностью вспоминал часы, проведенные в его кабинете в Светлой башне, где было много книг, свитков и разнообразных приборов, казавшихся мальчишкам волшебными. О предназначении половины из них Черный брат Ройне не знал и сейчас. И был бы не прочь послушать еще одну лекцию, даже с большим интересом, чем в годы ученичества.
«Ториш и его свора подождут», – решил он, направляясь по знакомому пути и легко обогнав Младшего брата, важно вышагивающего в своем полосатом балахоне.
Ему не было нужды преклонять колено перед Белым братом, по положению они были равны, но все же Ройне почувствовал потребность воздать дань уважения старому учителю.
– Я рад тебя видеть, – сказал магистр Хемиль, поднимая его и усаживая в кресло перед заваленным книгами столом.
– Я тоже, – широко улыбаясь, ответил молодой человек.
– И рад, что вижу тебя, пока мои глаза еще не совсем ослабли. Хотя и не рад той причине, которая привела тебя сюда.
Ройне опустил голову. «Неужели я надеялся, что кто-то заговорит сегодня со мной о чем-то другом?»
– Вы хотите меня отговорить? – Он посмотрел в глаза магистру Хемилю.
Старик мягко улыбнулся.
– Я слишком хорошо тебя знаю, юноша, я слишком хорошо помню твое упрямство – и в проказах, и в постижении знаний, правда, только тех, которые ты считал для себя полезными. Я знаю, что отговорить тебя невозможно.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Ройне.
– Но не высказать сожаление не могу. Я помню, как ты первый раз пришел сюда и как горели твои глаза от предвкушения чуда. Я помню твой первый вопрос ко мне: «Черный или серый?» И как ты ждал моего ответа и боялся услышать «серый», потому что это разочаровало бы тебя.
Ройне усмехнулся. Все так и было. Он почти забыл об этом.
– Ты грезил черным плащом и не желал смотреть на другие цвета. И когда Мать наконец укрыла тебя им и дала испить своего молока – я не видел счастливее человека. Где он сейчас, Ройне? Твои волосы – цвета спелой пшеницы, кожа – как песок в пустынях Идзаго, и рубаха яркая, как молодая листва. Это не цвета Черного брата.
– Это цвета жизни, – ответил Ройне. – Помните, вы когда-то учили нас, что черный и белый – самые совершенные цвета, потому что они сами по себе ничто, но каждый вбирает в себя все многообразие других цветов. Черный – поглощает все, что ни предложи ему, он все покроет и растворит в себе. Поэтому Черные братья – мечи правосудия – и носят черные плащи и не боятся никакой работы, ни крови, ни грязи. Мы делаем то, что не сделает ни один другой человек, потому что черное все поглотит и растворит в себе, чтобы остальной мир мог сиять. Вот только… вы этого не рассказывали нам, но я узнал на своем опыте: мы сами этого сияния никогда не видим. Черное застилает нам глаза. И кажется даже, что и солнце становится черным. А между тем – оно прекрасно…
– Ты всегда был нетерпелив, – проворчал магистр Хемиль. – А ведь я учил тебя и про белый цвет…
– Белый – соткан из всех цветов мира, – бойко, словно на уроке, сказал Ройне, – он то, во что превращается любой цвет, достигнув совершенства, то, к чему все стремится. И Белые братья – светочи мудрости – это те, кто вобрали в себя слишком много земных знаний и отринули все ненужное, те, кто видит мир в его истинном свете. Я помню, учитель. Но зачем ждать всю жизнь, страдая от слепоты, если можно просто раскрыть глаза? Вы видите, но разве вы не пожаловались мне, что зрение ваше ослабло? К чему все краски мира, если глаза начинают подводить? Я хочу видеть все сейчас.
– Вечный спор юности со старостью… – сказал Белый брат.
Ройне удивленно на него посмотрел.
– И вы не будете меня убеждать, что я не прав?
– Только прожитые годы смогут убедить тебя в этом. Я слишком хорошо это помню по себе. Сейчас ты молод, ты влюблен. Я не знаю этого чувства по собственному опыту, но в силу своей мудрости могу предположить, что это такое. Ты веришь в себя и свои силы, ты веришь, что ты первый, кто решил обмануть ход времени и получить все сейчас, не дожидаясь, пока Мать сочтет тебя достойным…
