Людмила Минич - Дети Хедина (антология)
– Знаю, матушка.
– Знаешь ли ты, что вместе с моим плащом ты потеряешь и неприкосновенность, и уважение среди простых смертных?
– Знаю, матушка.
– Знаешь ли ты, что, перестав быть моим сыном, ты лишишься и неуязвимости, которую впитал с моим молоком?
– Знаю, матушка.
– И ни один из бывших братьев отныне не придет тебе на помощь, как бы ты этого ни просил?
– Я понимаю это.
– И ты продолжаешь настаивать на своем решении?
– Да. Я выбираю путь простых смертных.
– Да будет так, – кивнула Мать Юма. – С первым светом поутру я сниму с тебя плащ, который надевала сама. Если за ночь ты не поменяешь свое решение.
– Спасибо, матушка. Вы очень добры, – он наклонился и поцеловал край ее платья.
– Ступай, мой возлюбленный сын, – сказала она, жестом поднимая его на ноги. – Ты, наверно, хочешь попрощаться с братьями. А на закате приходи сюда. Мой Дом будет тебя ждать.
– Я приду, матушка, – он снова склонил голову, и в этот раз она, коснувшись обеими руками его щек, поцеловала его в лоб – легко и невесомо, но он успел почувствовать жар, исходящий от нее. Жар материнской любви, которого ему будет не хватать до конца дней.
По обычаю сын, пришедший умолять Мать освободить его от клятвы и снять надетый ею плащ, должен провести ночь в ее Доме. Говорили, что Мать посылает испытания своим детям, чтобы убедиться, что их намерение твердо и принято не под влиянием сиюминутного чувства или чужого колдовства. Магия Дома Матери способна развеять все прочие чары. И тот, кто с первым светом нового дня останется столь же уверен в своем решении, получит от Матери благословение. И прощение: ведь Мать больше всего хочет, чтобы ее дитя было счастливо.
Ройне все это знал. Он ни капли не сомневался в том, что сможет пройти все испытания, которые назначит ему Мать Юма. Не зря же он считался одним из лучших ее детей и во время ученичества, и после того, как его плечи покрыл черный плащ. Он будет лучшим и в этом испытании. Всего одна ночь. А потом его ждет награда – тысячи ночей с любимой. И если он сумеет завтра выехать из Обители с первым светом, то к ночи как раз прискачет в Дефф. Эта мысль согрела его больше, чем жар бесчисленных светильников Дома, и когда он вышел на крыльцо, даже не почувствовал холодного воздуха, обычно заставлявшего ежиться всех, кто выходил от Матери.
Спускаясь по ступеням, он заметил, что лошадь уже увели в конюшню, но второй Серый брат ждал его, чтобы вернуть оружие. Это было хорошо, без привычной тяжести стали на поясе Ройне чувствовал себя почти голым. Даже здесь, среди братьев.
– Спасибо, брат, – сказал он, сходя с последней ступеньки и протягивая руку за мечом.
– Рад быть полезным тебе снова, – неожиданно знакомым голосом отозвался Серый брат и поднял голову.
Ройне тут же забыл про оружие. С радостным возгласом он крепко прижал к себе Нейго, своего наставника в боевых искусствах, лучшего из тех, что у него были в Обители.
– Ты стал еще выше.
Нейго отодвинул его от себя, чтобы получше рассмотреть. Сам он был невысокого роста, и в последний год обучения Ройне, сильно вытянувшегося, это несколько смущало. Смутило и теперь.
– А ты стал братом-охранником? – удивился он.
– Нет, – Нейго засмеялся. – Я отпустил братьев поухаживать за твоей лошадью и решил, что не будет ничего плохого в том, что ты снова получишь оружие из моих рук.
– Это совсем неплохо! – воскликнул Ройне. Именно из рук брата Нейго он когда-то получил свой первый в жизни клинок с черненой рукоятью. И застегивая сейчас пояс, и заправляя за голенище кинжал под внимательным взглядом Нейго, он снова чувствовал себя мальчишкой.
– Вот они и вернулись, – Нейго оглянулся на шедших к ним двух Серых братьев. – Оставим их и дальше охранять покой Матери, пойдем выпьем по кружке эля, пока есть время до заката. Если у тебя, конечно, нет других планов, – добавил он, видимо, в ответ на недоуменный взгляд Ройне.
«Он уже знает? Как же быстро здесь разносятся слухи…»
– Я для того и пришел, чтобы вдоволь пообщаться со своими братьями, – сказал Ройне вслух. – Для моих старых друзей у меня всегда есть время.
– Но скоро не будет друзей, – тихо заметил Нейго.
Они прошли две узкие кривые улочки и поднялись по черной лестнице в комнаты, которые – до сих пор – занимал Нейго. Окна и главный вход выходили на главный тренировочный двор, но Ройне, сколько себя помнил, всегда прибегал к Серому брату именно через черный ход, как и большинство других мальчишек. Нейго всегда был любимцем Младших братьев, веселый, легкий в общении и обладающий талантом понятно объяснять, таким важным для любого наставника. Говорили, что он, еще будучи учеником, снискал славу хорошего учителя для малышей, потому ему сразу и выдали серый плащ, несмотря на то, что по своим заслугам и собственному желанию он претендовал на черный. И до сих пор он оставался лучшим наставником в Обители.
– Мастером-наставником, – уточнил Нейго. – Год назад старый Месвер совсем сдал и ушел в Белые братья. Меня избрали на его место.
– Ты-то не скоро в Белые уйдешь, – сказал Ройне, отхлебывая замечательного эля, запасы которого Нейго всегда держал под рукой. Здесь когда-то он в первый раз отведал этот напиток. И тогда усердно делал вид, что ему понравилось, хотя больше всего хотелось выплюнуть эту гадость. Когда ж это было? Лет семь, восемь назад? Вкусы у него сильно переменились.
– Прости, что не припас закуску получше, – сказал Нейго, ставя перед ним на стол половину зажаренной куропатки с тушеными овощами.
– Куда ж лучше! – не сдержал возгласа Ройне и отказываться от угощения не стал. После двух дней в пути есть хотелось сильно. – Приятно, когда тебя так встречают после долгой разлуки.
– Мне, как мастеру-наставнику, полагается особый выбор блюд, – с видимым безразличием произнес Нейго. – Только сил я теперь трачу меньше, все больше наблюдаю за своими помощниками, даю советы да занимаюсь разными подсчетами. В общем, я решил, что надо ограничивать себя хотя бы в еде, если я не хочу через пять лет стать таким же толстым, как Кессон.
Ройне расхохотался, закрыв рот рукой. Серый брат Кессон, главный ключник, был притчей во языцех всей Обители из-за невероятных объемов живота, возрастающих год от года.
– Он еще жив, бедолага? – с трудом проглотив наполовину прожеванный кусок, поинтересовался Ройне.
– Да, и еще больше растолстел. Только почти не выходит из своей каморки, и нашим сорванцам теперь не над кем потешаться по вечерам. И мне вовсе не хочется давать им новый повод.
Ройне внимательно оглядел его и заявил:
– Думаю, в ближайшее время и не дашь. Хотя… Я завидую твоей силе воли: добровольно отказываться от такой вкусноты! – Он причмокнул губами, обсасывая косточку.
– Да, – вздохнул Нейго. – Я и сам чувствую, что меня ненадолго хватит. Но если подумать… Кессону тоже нужна будет замена. И это, наверно, единственное, что меня печалит в нынешнем положении.
Они оба расхохотались.
– То есть ты уже не жалеешь, что не стал Черным? – спросил Ройне.
Нейго внезапно посерьезнел и ответил не сразу. «Все еще жалеет. Я бы тоже жалел всю жизнь».
– Уже нет, – наконец произнес он. – Я уже слишком стар, чтобы жалеть о чем-то таком.
– И знаешь, я тебя понимаю! – сказал Ройне, желая его подбодрить. – По мне, так место мастера-наставника куда как лучше. Сидишь в тепле, пьешь этот напиток богов, ешь от пуза, покрикиваешь на ленивых учеников и, если появляется желание, спускаешься вниз, чтобы лично поколотить их деревянными мечами. А черные плащи часто спят под открытым небом, потому что в маленьких деревнях простолюдины свято верят, что к приютившему Черного брата вскоре постучится в дом беда. Пьют они любое крепкое пойло, которое им предложат, чтобы хоть так согреться. Захотят поговорить с людьми – услышат в ответ либо переслащенную лесть, либо испуганную речь сквозь зубы. А вот в драках недостатка нет, жаль только черные доспехи, пусть и заговоренные, не всегда могут спасти от ран.
– Поэтому ты и сменил их? На этот яркий наряд?
Ройне выдержал взгляд своего бывшего наставника и – хотелось бы верить – настоящего друга. Попытался прочитать, что Нейго думает о нем, но так и не заметил неприязни или сильного осуждения почти уже бывшего брата.
– Нет, – ответил он и тронул рукоять своего меча, лежащего на столе. – Ни один клинок еще не достал меня. Ты слишком хорошо меня учил.
– Мне приятно это слышать, – улыбнулся краешком губ Нейго. – Но все-таки ты хочешь отказаться от черного плаща.
Ройне посмотрел на недоеденную куропатку и понял, что больше ни куска в рот не возьмет, хотя на тарелке осталось столько всего аппетитного.
– Я просто обнаружил, – произнес он, отодвигая тарелку от себя, – что наш мир состоит не только из оттенков черного и белого. Он слишком цветной. И мне хочется узнать его таким.
