Анатолий Махавкин - Звери у двери
– Врунишка!
Тот самый шустрый танцор внезапно остановился и, выдав пронзительную трель, начал петь высоким чистым голосом, звенящем в прозрачном ночном воздухе:
По тёмной дороге бреду я домойУсталый,Но шалый!И весь из себя я счастливый такой.С чужою женой веселился всю ночьПотеха,Утеха!Ведь муж у неё укатил вчера прочь.Уста у молодки, как жар горячиЛаскаю,Желаю!А сердце в груди точно молот стучит.В волнении сильном я вижу свой домГляжу,Подхожу,Но только не так что-то в нём…Из окон доносятся странные звукиИ охи,И вздохи.Ой, чую, о морду чесать нужно руки!Да ладно, в кустах обожду, не беда,Пущай завершают,И дело кончают!А морду набить я успею всегда.
Люди оглушительно расхохотались, а Марьяна принялась выговаривать музыканту, грозя ему пальцем. Тот делал большие глаза, изображая раскаяние, и вдруг кубарем ушёл в расступившуюся толпу.
Я потащил Ладу прочь. Тени от множества костров плясали вокруг, превращая ночь в настоящее шоу, полное магии. Спрятавшись под деревом, которое предусмотрительно опустило ветки до самой земли, мы целовались так неистово, точно собирались проглотить друг друга. Лада оказалась очень страстной, но совершенно неопытной, и пока мы добирались до сеновала, я успел научить её паре трюков с языком.
Солнечный лучик лениво скользил между золотящимися соломинами, вынуждая их вспыхивать яростным огнём и тут же гаснуть, когда посланник светила осторожно нырял дальше. Вот он коснулся спутанных светлых волос и перепрыгнул на розовую щёчку, превращая мягкий пушок в подобие позолоты. Продолжая баловать, шутник прошёлся по ресницам, и Лада, недовольно плямкнув губами, перевернулась на бок, укрывшись мятым сарафаном.
Я осторожно поднялся на ноги и, приводя себя в порядок, рассматривал спящую девицу. Воспоминания о проведённой ночи приятно возбуждали, но о продолжении я и не думал, поэтому намеревался уйти, пока девушка продолжает смотреть свои сладкие сны. Лада забылась под самое утро, когда тёмно-фиолетовые щели в стенах сарая, где мы развлекались, начали наполняться мягким розовым сиянием.
Слушая стоны партнёрши и её шёпот, где она звала меня: «милёнком», «любым» и даже «единственным», я иногда вспоминал слова Наташи и размышлял, насколько сейчас искренна моя любовница, которая, забыв своего жениха, бросилась в пучину первобытной страсти. Нет, это нисколько не отвлекало, но некий червячок продолжал грызть изнутри.
Распахнув дверь, я остановился, глубоко вдыхая свежий ветер деревенского рассвета. Никаких отталкивающих ароматов: лёгкая влага от близкой речки, смутный намёк на дневное цветение, и капельки росы, медленно падающие с перекладины ворот. Солнечный шар, важничая, возлежал на верхушках деревьев и щурился мне в глаза.
– Козьма, – пробормотала Лада за спиной, и, пожав плечами, я пошёл в сторону Усиновки.
Карета оказалась почти готова. Притопывая высоким серебряным каблучком, Наташа рассеянно кивнула мне и поставила носок сапога на ступеньку. Галя дёргала своего лохматого визави за уши и обещала выдрать волосы, если тот продолжит ревновать. Судя по сияющей физиономии Галины, для подобного чувства имелись все основания.
– Хорошо было, – точно обращаясь не ко мне, а в пространство, пробормотала Ната и лениво потянулась.
– Стойте! – донёсся до меня истошный вопль. – Стойте, негодяи!
Я обернулся.
Витя. Весь покрытый толстым слоем серо-коричневой пыли, какими-то омерзительными ошмётками и клочьями бумаги. Волосы взъерошены, а в серых коржах, закрывающих щёки, слёзы проплавили две глубокие борозды. Человек казался убитым неким горем, и лишь в глазах полыхал огонь безумной ненависти.
Витя подбежал вплотную и, обессилев, рухнул на колени. Грум, с которым играла Галя, испуганно спрятался за карету, а кучер, наоборот, приблизился, похлопывая рукоятью плети по бедру. Вторая рука извозчика лежала на рукояти походного арбалета, а длинные усы воинственно топорщились. Похвальная, но абсолютно бесполезная решимость.
– Ублюдки, негодяи, – бормотал Витя и мотал головой, отчего капли слёз летели во все стороны, – кровожадные твари!
Наташа, передумав садиться в карету, медленно приблизилась к Виктору и остановилась. Её красивое лицо внезапно изуродовала кривая ухмылка. Галя старательно делала вид, будто ничего не понимает. А может и действительно не понимала.
Вдалеке ударил набат, и звуки тревожно гудящих колоколов начали подниматься к обретающим глубину небесам. Светило испуганно набросило на свой лик сизую вуаль облаков, подсматривая одним слепящим глазом.
– Это и есть твоя благодарность? – поинтересовался я, присоединяясь к девочкам. – Ты просил решить проблему с невестой? Проблема решена: Усинский больше никогда не посягнёт на её невинность.
– Вы же убили всех, кто только был в замке! – с глухой ненавистью Витя сжал кулаки, уставившись на меня. – Всех! До единого! Даже подростков!
– Охота – такое дело, – глубокомысленно протянула Наташа, с лица которой так и не сошла странная усмешка, – можно и увлечься, пытаясь позабыть о превратностях судьбы. О неудачах, скажем, в любовных приключениях… Отказы так угнетающи!
– Так это была месть? – собеседник отступил на шаг и прищурился. – Вы – точно злые дети! Вам не дали поиграть игрушкой, и в отместку вы сотворили это чудовищное злодеяние? Убили родителей и братьев Марьяны накануне её свадьбы? Твари, твари!
В конце улицы появилась группа людей, и остановилась, увидев нас. Большая толпа и вооружённая. У кого – оглобли, у кого – топоры и колья. Набат гремел, не переставая, и количество селюков всё увеличивалось.
Наташа внезапно пнула Виктора, и когда тот растянулся в пыли, принялась громко хохотать. Селяне глухо зароптали и приблизились на пару десятков шагов. Кучер сунул плеть за пояс и, свистнув помощнику, взвёл арбалет. Выражение решительности на его лице осталось прежним, но кожа приобрела серый окрас.
– На место, – приказал я ему, и водитель с большой готовностью исполнил указание. – Девочки, уходим. Пусть их.
– Ты испугался? – бросила Наташа, не поворачиваясь.
– Сделаем молодожёнам подарок на торжество, – ухмыляясь, я взял её за плечо, ощущая злые искры, жалящие ладонь, – оставим в живых. Может когда и оценят.
– Уже, оценил, – Витя шипел, не делая и попытки подняться на ноги, – не знаю, как, но я отомщу. Пусть не завтра и не в следующем году, но я найду возможность добраться до вас.
– Желаю удачи, – я пропустил девушек внутрь, – будет хоть какое-то разнообразие.
Толпа успела приблизиться почти вплотную и когда карета рванула вперёд, вслед полетели не только проклятия, но и увесистые камни. Жалобно завопили слуги и, громко ругаясь, кучер вовсю настёгивал лошадей.
Я же молча слушал Наташин рассказ о грядущей Вронской кампании, которую задумал Симон и где она намеревалась участвовать в качестве полководицы. Однако думал вовсе не об этом. Я размышлял, под каким соусом передам всю историю Оле.
В конце концов я решил, что Оле совсем не обязательно знать об этих событиях вообще.
Оля…
Ольга. Снег
Снег громко скрипит под ногами, взлетая при каждом шаге и повисая в воздухе, подобно мелкой мучной пыли. Галя, сунув руки в карманы полушубка, шагает впереди и насвистывает «Свистиреллу» – мотивчик, явно подслушанный ею у Лохматых бродяг: полулегальной группы музыкантов, которую курировала Наташа, пока… К дьяволу! Почему мысли постоянно пытаются свернуть на скользкую дорожку?
Можно было взять карету, пересаженную с колёс на полозья, но мне захотелось пройтись пешком, осмотрев и вспомнив изрядно забытый Лисичанск. Сожалеть о своём опрометчивом желании я начинаю весьма скоро. От экономического ренессанса двадцатилетней давности не осталось и следа: многие здания не успели достроить, оставив на различных стадиях незавершённости, а старые пришли в совершенный упадок.
Последние годы на правителей точно напала некая концентрированная апатия, и они полностью выпустили поводья управления, позволив Власи медленно дрейфовать под давлением обстоятельств. Такая политика ещё никогда не приводила к хорошим результатам, поэтому ничего особого удивительного я не вижу.
Люди торопливо перемещаются между чёрными угрюмыми коробками зданий, и густые белые облака пара над их головами напоминают души, стремящиеся покинуть уродливые мешки с костями, послужившие временным пристанищем. Очень редко я замечаю экипаж знати, проносящийся по пустынным улицам, оставляя после себя настоящий ураган из белых колючих пылинок. Большинство аристократов на время холодов предусмотрительно переселились в Лазурный – второй по величине город Власи, раскинувшийся на побережье Прозрачного, неглубокого тёплого моря, много южнее здешних мест.
