Елизавета Дворецкая - Битва колдуньи. Сага о мечах
Открыв дверь в сени, Ингвиль подобрала платье, чтобы шагнуть за порог, но тут на нее налетел кто-то, несшийся сломя голову ей навстречу. Охнув, Ингвиль подалась назад и прижала к груди кувшин с пивом – она несла его, чтобы отдать отцу, а вовсе не для того, чтобы облить им дочку одного из здешних хирдманов. В доме девушку прозвали Глатта, что значит – Гладкая. Во всей ее внешности была какая-то мягкая, шелковистая нежность – в розовой коже, в густых каштановых волосах, даже в рыже-карих глазах, больших и игриво блестящих. По мнению Ингвиль, глаза у Глатты были просто распутные, и она не удивлялась, что в пятнадцать лет та уже пользуется назойливым вниманием всех мужчин и Конунгагорда, и окрестных усадеб на озере Фрейра.
Охнув в притворном испуге при виде Ингвиль, Глатта ловко обогнула ее и исчезла. Ингвиль шагнула вперед, но тут же наткнулась на Виги. Он бежал со всех ног и ничего, похоже, не видел; Ингвиль вскрикнула, пиво из кувшина плеснуло на него длинным рыжим языком.
– Ах, чтоб тебя! – крикнул Виги, отскочил назад, попытался стряхнуть темные капли с рубахи и только потом глянул вперед, собираясь, как видно, душевно поблагодарить добрую женщину. – Какой козел…
И замер, узнав Ингвиль.
Лицо его явило взору такую смесь смущения и досады, что Ингвиль, первой опомнившись, расхохоталась. Нет, отец совсем неплохо придумал – послать ее за пивом.
– Ах, могучий Виги ярл! – сквозь смех выговорила Ингвиль. – Славно же ты начинаешь свой путь! Пиво валит с ног и берсерков – а ты устоял и сам опрокинул кувшин! Я дам тебе прозвище – Пивная Рубаха! И этот кувшин в придачу! Там еще осталось немного на дне!
Челядь захихикала, пряча улыбки в рукава и бороды. Вот уже много дней домочадцы Конунгагорда никак не могли решить, чью сторону им держать – Ингвиль или Даллы. Но в поединке Ингвиль и Виги каждый сделал выбор без труда, и сдавленные смешки знаменовали победу Ингвиль.
Виги тоже это услышал, и досада помогла ему прийти в себя. Но ответ он нашел не сразу и только смотрел на Ингвиль злыми и обиженными глазами.
Ингвиль посторонилась.
– Беги, доблестный ярл! – снисходительно сказала она. – Только сначала переоденься и оботрись. А не то самая гладкая девица племени квиттов выскользнет из твоих мокрых рук.
– Раньше ты такой не была, – пробормотал наконец Виги.
Ему было стыдно, что Ингвиль застала его в погоне за Глаттой, а быть облитым пивом на глазах веселящейся челяди казалось настоящим позором. А она, его обрученная невеста, еще смеется над ним! Не так давно он мечтал жить в одном доме с ней – теперь же ему в голову нередко приходила мысль, что лучше бы ей быть где-то подальше.
– Раньше и ты был другим, – ответила Ингвиль.
Его слова ее не удивили: она и сама замечала перемену в себе. Девушка жила с отцом в Конунгагорде со времени осеннего тинга, то есть уже почти два с половиной месяца, но так и не могла понять, кто она здесь. Челядь и домочадцы считали ее будущей хозяйкой, королева Далла подчеркнуто обращалась с ней как с гостьей, а сама Ингвиль чувствовала себя пленницей. Если женщина не вправе уехать из дома когда и куда ей хочется, как это еще назвать? Сначала она тосковала и томилась, даже плакала украдкой, а потом вдруг успокоилась и обнаружила прилив каких-то новых сил. Оказалось, что она может быть насмешливой и ехидной не хуже Хёрдис, и насмешки над тем же Виги стали доставлять ей неизведанное ранее удовольствие. Виги бесился, но ничего не мог с ней поделать. Золотое обручье обязывало его быть почтительным с невестой, а возможность мести оставалась где-то в далеком будущем. Она его не любила, а значит, ему нечем было ее уязвить. Фрейвид хёвдинг же хорошо понимал, что является его главным сокровищем, и следил за тем, чтобы будущий конунг никогда не оставался с Ингвиль наедине.
– Это ты виновата! – вдруг выкрикнул Виги, не сдержавшись. – Ты сама!
Лицо его исказилось гневом, кулаки сжались. А Ингвиль насмешливо, почти издевательски сузила глаза. Если бы в этот миг ее увидел кто-нибудь из домочадцев Фрейвида, то призвал бы добрых дис от испуга: сейчас в лице ее проявилось такое ясное сходство с Хёрдис, что сомневаться в их родстве не приходилось.
– А кто же еще? – с мстительным удовольствием ответила Ингвиль. – Конечно, я! Это я во всем виновата! Даже в том, что Тюр лишился руки, – это я ее откусила! Вот этими самыми зубами. И не подходи ко мне так близко, доблестный ярл, если не хочешь уподобиться богу.
– Не на этой женщине я собирался жениться, – проворчал Виги.
Он был растерян, и растерянность при встречах с Ингвиль уже стала привычной. Девушка была все так же красива, но теперь порой пугала его. Эта была не та робость первой любви, которую она же вызывала у него всего лишь полгода назад. Это был страх, настоящий темный страх перед ведьмой. Разум не хотел признавать его, но душа слышала его смутный и вкрадчивый голос.
– Хорошо, что ты это понял! – одобрила Ингвиль. – А я добавлю, что я вовсе не за тебя собиралась идти замуж. Может быть, скажем людям, что недоразумение разъяснилось и свадьбы не будет?
Но Виги резко тряхнул головой, лицо его из растерянного стало суровым.
– Вот еще! – грубо сказал он и посмотрел в глаза Ингвиль. В его остром и напряженном взгляде отражалась та самая злоба, которая до сих пор заставляла Ингвиль содрогаться в душе. – Этот рябой фьялль тебя не получит! Даже не надейся, что я отдам назад твое обручье. Я сдержу свое слово. Я обещал взять тебя в жены и возьму, даже если все ведьмы, тролли и великаны будут мешать мне. Начиная с тебя самой!
Ингвиль испытала приступ бессильной досады, близкой к отчаянию: да, это правда! Но тут же голос Хёрдис из глубины души подсказал ей ответ.
– Если ты так дорожишь своим словом, доблестный ярл, то тебе неплохо бы вспомнить, что ты говорил тому самому фьяллю! Ты обещал встретиться с ним на поединке в день Середины Зимы! А он будет послезавтра! Что-то я не заметила, чтобы ты собирался в дорогу! Или Один обещал дать тебе Слейпнира, чтобы ты доехал до Тюленьего камня за один день?
Виги сердито дернул ртом и отвел глаза. Возразить было нечего, но он все же попытался.
– Что-то мне не думается, чтобы рябой тролль сам пришел туда! Как же, поплывет он на Квиттинг ради поединка со мной! Фьялли такие храбрецы, что даже в отхожее место ходят целой дружиной в шестнадцать кораблей! Я не хочу тратить время понапрасну, чтобы съездить к Тюленьему камню и убедиться, что его там нет!
– Ах! Убедиться в этом было бы совсем неплохо! А вдруг он там? А вдруг он будет ждать тебя и тоже рассуждать о храбрости квиттов? Наша Хёрдис одна не побоялась выйти против целого войска фьяллей!
– Стану я думать о какой-то ведьме! – выкрикнул Виги, выведенный из себя насмешками и невозможностью достойно ответить. – Все вы ведьмы! Вот вернется конунг – тогда мы и покажем твоим фьяллям, как…
Но Ингвиль махнула рукой, словно ей надоело его слушать, повернулась и ушла в девичью. Она дразнила Виги, но почему-то была уверена, что Хродмара и правда нет возле Тюленьего камня. Что он где-то далеко, совсем в другой стороне, но это не бегство от поединка, а дорога к нему. И к ней. Ингвиль верила, что Хродмар так же хорошо помнит ее, как она помнит его.
Виги все еще смотрел в дверной проем, в котором скрылась Ингвиль, и вдруг увидел на пороге королеву Даллу. Мачеха вела себя не в пример учтивее невесты, не обливала пивом и не колола насмешками. Напротив, на ее миловидном лице было ласковое участие. Обычно Виги не слишком доверял Далле: он был неглуп и понимал, что по самому рождению является первым врагом маленького Бергвида, а значит, и мачехи. Но сейчас он был слишком раздосадован, чтобы вспомнить об этом.
– Вижу, невеста обошлась с тобой не слишком достойно, – грустно произнесла королева Далла. Виги хмуро двинул бровями, словно такую мелочь не стоило обсуждать, а королева продолжала: – Боюсь, и мне самой придется плохо в этом доме, когда она станет хозяйкой!
Сказав это, королева Далла печально вздохнула, поднесла к щеке край головного покрывала с узорчатой пестрой тесьмой, словно готовясь утирать будущие слезы.
– Ну, ты рановато печалишься, королева! – грубовато-покровительственно ответил Виги. Невысокая ростом мачеха не достала бы головой до его плеча, и, когда она прикидывалась грустной, молодой ярл чувствовал себя рядом с ней защитником и покровителем. Конечно, если поблизости не было отца. – Ингвиль еще не скоро станет здесь хозяйкой. Не раньше, чем я сам стану конунгом. А отец, надеюсь, проживет еще немало лет.
– Но когда-нибудь это все-таки произойдет, – с грустной задумчивостью продолжала королева Далла. – И тогда… У нее суровый нрав Фрейвида хёвдинга. Конечно, для королевы совсем неплохо быть такой… Но что я буду делать, бедная вдова с маленьким ребенком… Ведь у нас опять война. А на войне самый крепкий здоровьем конунг…
