Людмила Минич - Дети Хедина (антология)
– Лена, я никому не скажу. И ничего плохого не подумаю. У меня самого низкий коэффициент. Там, где я сейчас специализируюсь. Без Стэна я так и остался бы нолем. Он – мое секретное оружие.
– Это правда? – вырвалось у нее.
– Зачем мне тебя обманывать? После всего, что я уже наговорил? И кроме того… Ты ведь зачем-то мне написала? И сегодня меня догнала… Ведь не извиняться же? Какой тогда смысл недоговаривать?
– Ну, в общем… я действительно не просто так. – Она сразу потухла, и Кирилл увидел, как Лена безнадежно устала. – Мне еще тогда показалось, в Центре, когда я с тобой в коридоре… что это неслучайно. Что ты знаешь, как с этим быть, что делать… И сегодня тоже. Я понимаю, что глупо. И тебе совсем не нужно все это нытье, и все-таки… Знаешь, отделаться не могу от этого чувства…
Она перевела дух. Кирилл тоже молчал. Странное совпадение в ощущениях его встревожило. Или это он от Лены нахватался?
– И ты правильно догадался. Ну, насчет процентов. Уже не двадцать пять. Девятнадцать. А у меня через полгода аттестация. Ты, наверно, не знаешь, у нас ее каждые пять лет проводят, стандартная процедура. И если бы я не потащилась сдавать эти тесты… Они сказали, что обязаны сообщить, что у меня такое падение. Если не случится чуда, меня отправят на коррекцию…
– Лена, да кто тебе сказал? Да, сообщить они обязаны: больше пяти процентов вниз – это много. Это тревожный симптом. Но никто тебя не заставит. Максимум – тебе порекомендуют обратиться к психологу. Он вежливо с тобой поговорит, сочувственно выслушает, наверняка предложит какое-то решение. Это же его специализация – решать именно такие проблемы! Но ни о какой полноценной работе без твоего согласия, тем более о коррекции, речи быть не может. Не бывает принудительной коррекции. Это для тех, кто сам хочет…
– Но мне рассказывали!
– Кто? – тяжело уронил Кирилл.
– Ты думаешь, это неправда?
– Я не думаю, я знаю. Поройся, в конце концов, сама в сетке! Это же минутное дело!
– Значит…
– Кто тебе наговорил ерунды?
– Главный. Главврач. Меня вызывали. Им уже сообщили! Он сказал, что в моих интересах самой… И побыстрее! Иначе меня пошлют официально! На коррекцию! Останется пятно, плохо и для меня, и для клиники. – У Лены от обиды брызнули слезы. – Так это неправда? Да? И мне ничего не сделают?
Теперь картина исчерпывающая.
– Он просто решил обойтись без уговоров. Надавить.
Кирилл скрипнул зубами. Если бы его так уговаривали… Но с ним всегда обращались крайне осторожно. Даже когда хотели прописать в психушке.
– Они обязаны реагировать, Лена. Не потому, что это пятно на всю клинику, никто об этом даже не узнает. Но они обязаны создавать условия, предоставлять возможности. И максимум, что они могут, – это рекомендовать обратиться к соответствующему специалисту для устранения возможных проблем. Это все. Ты можешь проигнорировать, если справляешься с обязанностями. Подробностей не помню, но ты и сама можешь в сеть залезть!
– Я справляюсь! Так же, как и раньше! И вообще, не понимаю, как может падать профпригодность! Что я, отупела? Или забыла все, что знала?
Кирилл вздохнул. Вот над этой проблемой и бились те, кто считал, что каждый человек талантлив, но не может этот талант проявить. Профессиональная склонность – это очень тонко, это не специфические способности, не знания и даже не ум, не эмоциональная тяга к определенной деятельности. Это очень, очень сложный комплекс. Показатели могли расти на протяжении жизни. Уменьшались – гораздо реже, поэтому каждый такой случай попадал под пристальный просмотр под лупой. Это означало, что появлялся некий фактор, или просто «червяк», который точит изнутри. Иногда получалось его найти и вытащить, иногда – нет.
– Ты знаешь, почему это называется именно «профессиональная склонность»? – попытался объяснить ей Кирилл. – Это не только способности, это более сложная предрасположенность. Ее трудно измерить. Это значит, что ты не только знаешь и умеешь, это значит… что горят глаза, к примеру. И ты с удовольствием задираешь планку выше положенного. Как это перевести на язык науки, никто не знает. У тебя не горят глаза. Не горят настолько, что это уже отразилось в цифрах. Лена, если хочешь знать мое мнение… честное, не для того, чтобы успокоить тебя и самому со спокойной душой уехать… Тебе нужно идти к специалисту. Чем раньше, тем лучше. Но он тоже не даст тебе волшебного лекарства. Он только наметит путь… Человек может все, но только если сам этого хочет. Я знаю, ты не это надеялась услышать. Но ведь можно хотя бы попробовать!
– Я им не верю, – жалобно протянула она. – Но если и ты… То я попробую. Обещаю. Хотя все равно ничего не получится.
«Вот где логика?» – подумал Кирилл.
– Почему не получится? Ты всегда решала чужие проблемы, Лена. Иногда удачно, иногда не очень. И ведь не думала, что не получится? Займись наконец своими! Потому что больше этим заниматься некому!
– Ладно, Кирилл. Очень рада была с тобой увидеться, – вдруг засобиралась она.
Он тоже встал. Еще не имея никаких определенных намерений, вскользь поинтересовался:
– А ты когда-нибудь бывала в Праге?
– Я часто. Вот через месяц снова еду. Конференция, некстати совсем.
– Это же здорово. Хочешь посмотреть Институт?
– Что, правда? – Лена сразу загорелась, хоть и с долей недоверия. – Про него же легенды ходят!
– Я смогу это устроить, – бросил Кирилл, ругая себя в душе. – Так что приезжай. Я тебе переброшу свой код, приоритетный, так что ты сможешь связаться в любой момент… но желательно заранее. Тоже очень рад был встретиться.
Как нарочно, когда он обкатывал новую идею, злился на свою несостоятельность и взвешивал за и против, откуда ни возьмись появилась Лена, написала письмо, вызвала, принялась изливать свои беды. Как будто кто-то говорил ему: вперед, не трусь. Или кто-то искушал. Или он опять дал себе вовлечься в чужие переживания гораздо глубже, чем следовало. Оставалось только надеяться, что Лена не станет его разыскивать.
Но Кирилл надеялся зря. Вызвала она его, как и просил, заблаговременно и, прерываясь от досады, долго и путано жаловалась на начальство. Раньше она рассчитывала связаться с Кириллом и, если его предложение в силе, уехать завтра пятичасовым скоростником. Теперь же придется сесть на восьмичасовой, который утром. А сегодня вечером никак нельзя все бросить, не отделаться. И надо думать, она не скоро опять приедет.
Зачем тогда вызывала, если ничего не выйдет?
Медленно, преодолевая собственное сопротивление, он ответил:
– Не проблема. Зачем откладывать? Ты можешь пораньше?
– Когда? – с готовностью отозвалась Лена.
– Восьмичасовой… Можно даже к шести. Я тебе…
– Я уже все узнала. Знаю где, как и что. Только… ты не будешь возражать, если еще раньше, к пяти? Нас пустят? Меня тут забрать должны в полседьмого. Один пражский коллега, у нас…
– В пять так в пять. Разница небольшая. Я твой пропуск с вечера в базу кину, без проблем пропустят.
– Ты извини, пожалуйста…
Кирилл невежливо отключился, не дослушав. Подышал минутку для восстановления равновесия. Он до сих пор ничего не решил. Какое он имеет право? Она же не подписывалась в морские свинки… И почему именно она? Потому что Лена – единственный человек, перед которым он смог немножко открыться?
И, как нарочно, в это время в Институте никого, кроме редких полуночников. Почему все так совпало?
Ему плохо спалось, но когда Кирилл явился, Лена уже нетерпеливо вытанцовывала на своих каблучках у входа.
– Всю ночь тут стояла?
– Почти! – улыбнулась она.
Кажется, она очень рада его видеть. Это еще больше расстроило Кирилла. Надо просто поводить ее немного, чуть-чуть порассказывать. Но до полседьмого уйма времени, а почти все закрыто!
Его хватило минут на двадцать, даже с набором местных баек.
– Извини, Лен, сейчас все самое интересное закрыто. Вот к семи народ соберется…
– А ты где работаешь? Или туда нельзя?
– Ну, смотря над чем…
– А можно посмотреть, – вдруг попросила она, – как вы делаете «экстази»?
«Ты что, издеваешься надо мной?» – мысленно бросил Кирилл.
– «Дип тач». Здесь мы его не делаем. Здесь предварительной работы много. А еще тестим, это уже в другом крыле.
– А можно посмотреть? – повторила Лена.
Кирилл молча повернулся и пошел. Каблучки цокали следом.
Всего за месяц Лена сильно потускнела: потухли глаза, она заметно осунулась. Он успел это заметить, когда прошла ее первая радость от встречи. Может, для тех, кто видит Лену каждый день, и ничего, но Кирилл не видел ее больше месяца и сразу почувствовал разницу. Пугающие темпы. Просто устала? Или совсем себя истерзала?
И что? Продолжаем убеждать себя, что просто хотим ей помочь?
– Я все не так себе представляла.
Она рассматривала полупустую комнату с тремя терминалами и парой водяных кресел.
Кирилл пожал плечами.
