Ксения Медведевич - Кладезь бездны
А в каждом вилаяте их встречало ровно одно и то же: улыбчивые лица местных, прославляющих Всевышнего и эмира верующих.
И пустые глаза рабов, подносивших мешки с припасами.
По войску пустили приказ не задираться с мирными жителями. Впрочем, желающим выкупить единоверцев из тяжкого рабства тоже не препятствовали. Говорили, что в Хамаде эмир верующих пожертвовал на освобождение девяти несчастных.
Оставив каида Хунайна надзирать за сбором продовольствия, Марваз поплелся прочь – и тут же вышел на площаденку, на которой скрипел оглоблями громадный ворот. Да и нория, которую он приводил в движение, оказалась ему впору – здоровенная, в три человеческих роста. Черпаки водяного колеса сочно шлепали по поверхности водоема, мерно выплескивая влагу в глубокий желоб.
Оглобли ворота вертел старик на пару с осликом.
Невольник с усилием налегал на бревно, со звяканьем подволакивая прикованную ногу. Марваз сжал зубы: да что ж такое… Куда ни пойдешь – везде то же самое!
Каид вгляделся в равнодушное лицо старого раба и вздрогнул: знакомые черты! Несомненно, перед ним Ваддах, сосед-переписчик, пропавший пять лет назад после карматского налета! Правда, соседу в ту пору и тридцати еще не стукнуло, а по заваленной соломой и пометом земле шаркал старик, но уж больно приметный нос крючком! Да и кожа смуглая, очень смуглая, наособицу даже среди темнолицых ятрибцев!
Каид быстро подошел и позвал:
– Дядя Ваддах!..
Старик даже не взглянул в его сторону.
– Дядя Ваддах!
Марваз налег грудью на здоровенное бревно ворота, и тот со скрипом остановился. Ослик жевал волосатыми губами. Старик помигал запавшими глазами и посмотрел на каида.
– Дядя Ваддах? Это вы? Я Марваз, сын Галиба-копейщика! Помните меня, дядя Ваддах?
Осел ревнул и, пользуясь передышкой, пустил тугую вонючую струю. Невольник снова помигал и, задрав подол короткой рваной рубахи, повернулся к столбу ворота и сделал то же самое. Струи мочи потекли ему под босые ноги, пыль, в которой тянулась цепь от щиколотки, промокла и потемнела.
Старик пожевал губами и тупо налег ладонями на бревно оглобли. Марваз сглотнул и отступил в сторону. Ворот натужно заскрипел, затопал копытцами ослик.
– Эй, каид!
На площаденку, запыхавшись, выбежал Рафик:
– Идем, Марваз, во имя Всевышнего! Так ты отстанешь от войска!
– Это он. Это дядя Ваддах, – тихо сказал ятрибец. – Мой сосед.
Приятель нахмурился:
– Какая разница… Пошли отсюда, Марваз.
– Так не должно быть, – упрямо сказал каид. – Так нельзя! Людей нельзя приковывать к колесу!
Рафик угрюмо хмыкнул:
– Говорят, в Басре на каналах то же самое…
– Так то Басра!..
– Так и здесь не Ятриб, – пробормотал Рафик.
Развернулся и пошел прочь.
Марваз поглядел, как волочится по обоссанной земле цепь, и пошел за Рафиком.
Позже он сумел себя убедить, что это был не дядя Ваддах. Благородный, ученый, знающий сотни хадисов сосед не стал бы тупой скотиной при вороте. Ни за что.
Но внутри себя Марваз знал: пять лет на водяном колесе любого превратят в бессмысленное животное. Ты опоздал, каид. Опоздал.
Впрочем, такие мысли он тоже старался в себя не пускать.
* * *Фида’а, три дня спустя
– …Финики не сюда! Финики вон на того, белоухого! На белоухого, я сказал, ишачий сын, о незаконнорожденные, о бессмысленные, о враги веры!
Громкие вопли командующего рабами Халида отвлекли каида от тягостных воспоминаний.
Вольноотпущенник куфанца нагнал их два дня назад – уже умытый, одетый и при шести мулах. «Я погонщиком был, – охотно тараторил Халид, – а войску разве не нужны погонщики при мулах?» Ушлый васитец пустил в оборот подаренные деньги и в благодарность вез их поклажу и припасы. Ну и держался рядышком – а то мало ли что, кто их, этих местных, знает, убредешь подальше от войсковой колонны, а они тебя тут же обратно на цепь пристегнут…
– Дирхем за хукку груза! – надрывался Халид. – Дирхем за хукку груза, за груз от шести хукк – скидка! Подходите, правоверные, не уподобляйтесь ишакам и вьючной скотине, мулы Халида ибн Мамдуха отвезут вашу поклажу в целости и сохранности, подходите, Халид сделает вам гибкую скидку!..
Жители Фида’а доброжелательно толклись вокруг, в дверях лавок стояли и призывно размахивали руками торговцы, с перил верхних галерей на балконах свисали черные ткани – в знак приветствия халифу из рода Умейя.
Богатый – впрочем, бедных они здесь не встретили, – большой вилаят. В ярком голубом небе белела стрела башни-аталайи – остроконечная, свежеоштукатуренная, с узким черным стягом на железном шпиле.
– А вот кому хурма! Не вяжет, не кислит, мягкая, не вязкая, хурма, кому хурма!
Морщась и щурясь на солнце, Марваз решился: хватит сидеть, как одинокая птица на ветке. Надо пойти и выпить чаю: вот как раз чайхана напротив, народу полно, но у перил террасы еще есть на коврах пара местечек.
Каид сделал шаг – и замер.
Сначала замер, потом понял почему.
Халид больше не кричал.
Марваз обернулся и увидел, что васитец застыл с открытым ртом. Лицо Халида стремительно теряло цвет, глаза стекленели и темнели, как тухнущей на солнце рыбы.
– Во имя…
Васитец медленно, молча поднял руку. Палец уперся во что-то за спиной Марваза. Ошалевший каид обернулся и посмотрел туда, куда указывал обкусанный нечищеный ноготь.
И тоже замер.
Под потолком террасы чайханы, среди лент и бахромы, вертелось на ветру колечко из сплетенных веток. Тоненькое, неприметное. Перечеркивающую плетенку палочку Марваз не видел. Но то, что она там есть, понимал – неотвратимо, медленно, так же медленно, как катилась по спине холодная капля пота.
Под потолком гостеприимной чайханы болтался «глаз аль-Лат».
Халид взвыл и замахал руками, криво распялив рот и задыхась от животного страха. Васитец пятился и кхекал, отмахиваясь, отмахиваясь, словно прогоняя призрак.
Марваз глянул в сторону террасы: там сидели четверо парсов, хорошо, у них кафтаны яркие, приметные.
– Молчи! – Каид резко залепил раззявленный рот ладонью.
Халид дико вытаращился, пытаясь дышать – нос Марваз ему тоже прихлопнул. Подержав, отпустил и страшно приказал:
– Молчи, не ори!
К ним обернулась пара лиц, каид красноречиво пожал плечами и скривился: ничего страшного, мол, приятелю башку напекло, бывает.
Они стояли посреди базарной площади, полной местных. Он, Халид, четверо парсов в чайхане, остальных не видно – все ж без броней.
– Хурма, лучшая хурма аль-Ахсы, подходите, берите, хурма!..
Пронзительный, нечеловечески звонкий и высокий вопль заставил подпрыгнуть на месте обоих.
Сумеречный крик завершился вполне знакомым:
– Дорогу-уууу!..
Марваз шарахнулся в одну, потом в другую сторону, потом просто прижал Халида к себе.
Сумеречники проскакали, забросав всех грязью, в каида врезался отскочивший у них с дороги лоточник. С подноса у него посыпались гребешки и мотки лент.
Лоточник – молодой парнишка в одной шапочке на макушке – заохал и принялся собирать раскатившийся в пыли товар, Марваз бросился помогать, цапнул размотавшуюся ярко-зеленую сафьяновую ленту.
И даже сквозь крики и базарный гам услышал – свист и глухой удар.
На ленту быстро закапало густым и красным. Марваз поднял глаза, парнишка смотрел вперед, из груди торчал длинный трехгранный наконечник – стрела.
Каид припал к земле, дернул обмякшего Халида и тут же подскочил:
– В лагерь! – рявкнул над ним сумеречный голос.
Аураннец отвел руку с длинным черным копьем – изогнутое лезвие поймало солнце и нестерпимо блеснуло.
– Нет! Это наш! – крикнул Марваз, обхватывая жалобно мекающего Халида.
– В лагерь! – разворачивая вороного, снова рявкнул самийа.
Качались на шлеме парные перья, тоненькие и острые, плоское длинное лезвие снова блеснуло – и с размаху всадилось в грудь торговки яблоками.
Марваз икнул, дернул Халида за рукав и поволок его прочь.
Аураннец заорал что-то вслед, но каид не слышал – он бежал со всех ног прочь, прочь. Прочь с базарной площади, куда сдуру пришел при одной джамбии.
За спиной визжали и вопили умирающие люди, сумеречные голоса режуще впивались в слух: аураннцы высоко, протяжно перекликались.
Волоча за собой орущего Халида, ятрибец расталкивал мечущихся людей. Кого-то сшиб, не оглянулся и остановился как вкопанный: в переулок въезжал плотно идущий джунгарский строй – при копьях, с саблями наголо.
Халид истошно завопил, Марваз шарахнулся к стене. Степняк в мохнатой шапке и стеганом халате оскалился и крикнул что-то по-своему. Каид непонимающе помотал головой, придерживая за шиворот рвущегося васитца, джунгар сверкнул зубами в улыбке и утер потное лицо. Крученая ременная плеть болталась под кнутовищем. Степняк улыбнулся снова, встряхнул плетку и вдруг размахнулся. Охнув, Марваз шарахнулся в сторону, и шлепок достался Халиду.
