Александр Новичков - Второе пришествие
Я поднял руку и обнаружил на ладони странную смесь из крови, какой-то слизи, и маленьких кусочков костей.
«Что с ней?» – Я потребовал ответа у демона-хранителя.
«Мозг поражен крупным злокачественным образованием», – ответил Эфир.
«Рак, – мгновенно догадался я. – Это все объясняет».
«Лечение невозможно», – повторил он.
«Но ей стало легче. Что ты сделал?»
«Снижено внутричерепное давление. Купирован болевой синдром. Временно».
«Она выживет?»
«Нет. Смерть наступит через пять, максимум шесть часов. Повреждения слишком обширны. Рак на данной стадии – фатален».
Словно тяжелый камень повис у меня на сердце. Стало трудно дышать. Но не из-за того, что в доме было душно, а от запаха кружилась голова. Грудь сдавил злосчастный камень, называемый сочувствием или сопереживанием. Но в моем случае он, скорее всего, был банальной беспомощностью.
Не в силах больше находиться внутри, я покинул дом. Но и снаружи тоже царила мрачная, напряженная атмосфера. Лилия пряталась за колодцем, бледная, напуганная, и какая-то сама не своя, Герман топтался по округе, что-то бормотал себе под нос и иногда бросал взгляд на обветшалую хижину, возле которой находилась девочка. Берта сидела на земле, обняв колени руками, и молча наблюдала за моими спутниками. Взгляд у нее был каким-то странным, тяжелым, глубоким, пронзительным. Возможно, сама того не ведая, она стегала им, как будто кнутом, вынуждая Лилию прятать лицо, а Германа отходить в сторону.
Я, не говоря ни слова, сел рядом с ней.
– Мама не выздоровеет? – спросила Берта, не глядя на меня. – Она умрет?
– Болезнь слишком серьезная, – как Эфир, ответил я. – Лечение невозможно.
– Значит, умрет, – неожиданно спокойно приняла она. Повернулась, подняла свои огромные зеленые глаза, в которых совсем не было слез, они были лишь чуть влажными. – Мне можно вернуться… к маме?
– Да, – не решился возразить я.
Она поднялась и стремительно умчалась в дом. А я остался сидеть. Неподвижно.
Вскоре ко мне подошел Герман.
– Эта девочка тоже демон? – спросил он, боязливо озираясь по сторонам.
– С чего ты взял? – растерялся я, сперва приняв этот вопрос за глупую шутку. Но это была не шутка. Он был действительно напуган, Лилия тоже. Но я упорно не понимал, откуда взялся этот страх. – Почему ты думаешь, что она демон?
– По ее глазам, – без колебаний ответил маг. – Когда она на меня смотрит, у меня аж колени трясутся от страха.
– Но у нее совершенно обычные глаза, – возмутился я, не понимая, чем ему могли не понравиться эти два зеленых озерца. – Ясные, выразительные, даже красивые!
– Видимо, вы этого не замечаете, магистр, – выдохнул он. – У вас тоже иногда бывает такой взгляд, когда вы рассержены или, упаси бог, взбешены.
– Когда я зол, мои глаза горят огнем…
– Да, знаю. Я видел это. Но у этой девочки все иначе. Такое ощущение, словно ее глаза горят всегда. Пламени не видно, но оно есть. Внутри нее.
– Но она не демон, это точно.
Герман потеребил подбородок. Лилия, выбралась из своего укрытия и осторожно направилась к нам.
– Возможно, она как-то бессознательно использует магию, – продолжал Герман. – Без применения заклинания, просто один бесконтрольный поток магии, идущий у нее из глаз. Я никогда не видел ничего похожего, но полагаю, что так может быть.
– Кто эта девочка? – Голос Лилии дрожал. Она переносила воздействие магии не так легко, как обученный чародей. – Почему так страшно, когда она смотрит на меня?
– Она использует магию, – повторил я слова Германа. – Неосознанно. Применяет на вас. Возможно, и на всех остальных.
– Тогда почему тебе не страшно? – Ее вопрос показался мне глупым.
Я легко оттолкнулся от земли руками и поднялся.
– Ты сама знаешь ответ, – небрежно бросил я и направился к ближайшему дому. Деревня выглядела подозрительно, нужно было понять, связано ли это с Бертой.
– Эй, ты куда пошел? – вдвоем воскликнули Герман с Лилией. – Что задумал? А вдруг она выйдет?
– Нужно кое-что выяснить, – отмахнулся я. – А за девочку не бойтесь, она оттуда не выйдет.
Дверь мне открыла старуха. Старая, дряхлая, беззубая. Про таких говорят: «песок сыплется». Горбатая, худая, с кожей, словно состоящей из одних морщин, но неожиданно подвижная и невероятно словоохотливая.
– Зашел-таки, добрый путник, – начала она раньше, чем я попытался открыть рот. – А то я смотрю – ходит кто-то, слышу – разговаривает, но почему-то возле дома ведьмы этой держится. Чего пришел? А, дай сама угадаю. Пробирает? От взгляда девчушки этой дьявольской пробирает?
– Не совсем, – попытался вставить слово я.
– Неужели не пробирает? – удивилась старуха. – Нашу деревню все за версту обходят, а если повстречают девчушку дьявольскую, так с криками убегают. А ты чего еще здесь?
– Не привык я убегать с криками.
– Да, вижу… – Она окинула меня взглядом, чуть почмокала тонкими высохшими губами. – Какой-то ты спокойный.
– Не спокоен я, бабка, – продолжил я. – Да и тебе тоже спокойно не должно быть. Рядом в доме человек умирает. Скоро маленькая девочка без матери останется. Но почему-то тревожится об этом заблудший незнакомец, а не соседи-селяне.
– Неужели ведьма при смерти? – испугалась старуха.
– К утру дух испустит, – кивнул я.
– Ой, горе-то какое… – схватилась она за голову. – Ты проходи, проходи. Только я еды не дам. Самим есть нечего, а урожай не скоро будет.
Я прошел в дом, сел на лавку. Бабка, кряхтя и охая – годы взяли свое, – взобралась на ту же лавку, но чуть подальше и повернулась ко мне.
– Правда, что ли, умирает ведьма?
– Чистая правда.
– А ты, стало быть, лекарь?
– Не лекарь. Но лекари ей не помогут. Никто не поможет. Она переживет ночь, не более. Завтра днем она будет мертва. Что будете делать?
– Вот и пришло ее время, – вздохнула бабка, пропустив мимо ушей все мои слова. – И отправится Грета к своему суженому…
– Суженому?
Старуха всплеснула руками.
– Да к дьяволу отправится она, чтоб ему пусто было.
– Это мы опустим, – попросил я. – Когда она умрет, сиротой останется маленькая девочка. Кто-нибудь позаботится о ней?
– Позаботится? – Она вздрогнула. – К ней люди подойти-то боятся. Она как глянет, так кровь в жилах стынет. И ведь она постоянно на улице, постоянно смотрит. У нас из-за этого почти вся деревня разбежалась. Никто ее терпеть не может, кроме мамки.
– А почему мать ее не боялась?
– Ведьма она, вот и не боялась.
– Ведьма? Значит, колдунья. Она использовала барьер, отражающий магию? Или какие-то другие заклинания.
– Мы не видели, как она колдовала…
– А в общении с девочкой. Когда она смотрела на нее. Она могла просто смотреть на нее, без магии, без заклинаний, без жестикуляций?
– Не могла она смотреть, – проворчала старуха. Кажется, она уже устала. – Слепая была… с рождения.
– А отец девочки? Он мертв, в бегах, или вовсе неизвестен?
– Дьявол – отец ее, – буркнула бабка.
– Это мы решили опустить. Биологический отец… Обрюхатил ее кто?
– Бес рогатый ее обрюхатил. – Она начала клевать носом. Возраст брал свое. – Она как-то в город ездила. Вернулась и девчонку эту родила. Знаю! Это все ведьма та, графиня кровавая. – Старуха разбушевалась. – Это она беса натравила, чтобы тот девку обрюхатил. Она козни нам строит. Из-за нее уже шестой год у нас урожай гибнет!
– Спасибо вам за сведения. – Я поднялся с лавки. – Пойду проверю, как больная. Не оставлять же их одних в такой тяжелый момент.
Старуха окликнула меня, когда я дошел до порога.
– Оставайся на ночлег у меня, – сказала она. – Все равно не уйдешь до утра.
– Мне место не нужно, – ответил я. – Но если вы дадите ночлег моим спутникам, я буду благодарен.
– Пусть ночуют. Но еды не дам, самим есть нечего, а урожай не скоро будет.
– Еще раз спасибо. – Я вышел за дверь.
Герман и Лилия молча переминались возле колодца. Даже не ругались. Видимо, боялись того, что страшная зеленоглазая девочка выйдет оттуда и напугает их до смерти. У них были совершенно жуткие выражения лиц, такие, словно их только что привели на казнь. Причем не на чужую казнь, а на их собственную. У меня эти физиономии почему-то вызывали смех. Хотя смеяться мне совсем не хотелось. Я остановился на пороге дома Греты. Обернулся.
– Старуха из того дома, – я указал на хижину, – пустит вас переночевать.
И нырнул в дверной проем.
Берта сидела на коленях, обхватив мать за руку. Она услышала меня и повернула голову. Глаза у нее были самые обыкновенные, просто очень большие и зеленые. Девочка не проронила ни слезинки, хотя я понимал, что скоро она не сможет сдерживаться.
– Она так спокойно дышит, – неожиданно улыбнулась мне Берта. – Мне кажется, что ей стало лучше.
