Николай Побережник - Гнев изгнанников
– И не защищали свои земли? – возмутился кто-то из купцов, что приехал из княжества.
– Я погляжу, ты тоже здесь, а не земли рода своего с мечом в руке защищаешь!
– А ты… ты служил этому князю! Мало того, ты привел его к власти!
– Правда в твоих словах есть, – Тарин кивнул, помолчал немного под пристальными взглядами присутствующих, – да, я помог Талесу вернуться в Городище, служил и был верен ему до тех пор, пока не был изгнан им. Каждый из вас может спросить меня об этом, но потом, а сейчас я командую дружиной, благодаря которой в хартские земли не прошел ни один отряд иноземцев. На золото, что отбито у иноземных караванов, за зиму выковано оружие, изготовлены копья и стрелы. Это мои дружинники, сменив мечи на плотницкие топоры, помогали возводить укрепления! Но не об этом я хотел сказать.
– О чем же? – спросил уважаемый старейшина и кивнул, давая понять, что никто больше не должен перебивать Тарина.
– Люди ушли с северных земель, спасли себя, свои роды и, самое главное, не оставили в амбарах ничего! Фронт из-за болот сократился, теперь иноземному войску придется идти по пустым землям, ожидая боя, которого не будет, пока они не достигнут окраин Красного леса, где мои дружинники и крестьяне за зиму возвели пять острогов и… еще, в общем, работали.
– Наш народ благодарен тебе, Тарин, – сказал старейшина, обвел всех взглядом и громко спросил: – Примешь ли ты службу нашему народу?
– Я уже ему служу, – Тарин уважительно поклонился, – эти земли приняли меня, и мне некуда более идти, некого более защищать… я не владею никакими ремеслами, кроме ратного, и хочу спросить у Совета за себя и за дружину мою: примет ли хартский народ меня как воеводу и дружину мою для заступничества за земли хартские?
– Ты давно идешь по этому пути, – тихо сказал один согбенных старцев, что молча сидел чуть в стороне и внимательно слушал. Его лицо было разрисовано татуировками, одежды расшиты древними орнаментами, а в седые волосы вплетены разноцветные нити, – я видел подвиги твои в прошлом и вижу их в будущем! Моя утренняя песнь Большой луне была услышана предками, и мне был дан ответ…
Если кто-то из присутствующих и переговаривался до момента, когда хартский колдун начал говорить, то сейчас все замерли и, не моргая, внимали каждому слову. Выдержав паузу, колдун продолжил:
– Сказано было – придет человек с земель Трехречья и приведет с собой помощь с севера.
Колдун замолчал.
– Доверим ли мы службу ратную воеводе Тарину? – главный старейшина воздел руки к небу. – Доверим ли жизни наши и будущее родов наших?
– Доверим! Доверим! Доверим… – стали отзываться другие старейшины.
– Прими же, воевода Тарин, под воеводство свое весь оружный люд и веди наши земли к свободе и победе над врагом вероломным!
– Клянусь жизнью своей и памятью предков, что не посрамлю рода своего да умения ратного, до вздоха последнего буду предан земле хартской и люду, по ней живущему! – Тарин положил перед собой руки и наклонился к ритуальному костру.
После клятвы Тарина в шатре остались лишь главный старейшина, староста каменка, Дак и еще двое наемников из княжества, под чьим командованием было свободное ополчение. Начался военный совет, который продлился до позднего вечера. В шатер иногда приглашали гонцов, которые, получив устный приказ, вскакивали на коня и мчались прочь от Кузнечного каменка.
– Я готов съесть теленка! – Ванс подал вожжи Тарину, когда тот вышел из шатра, а по улицам каменка давно зажгли ночные костры.
– О многом надо было сказать, многое решить, – ответил Тарин, вскочив в седло, – поехали, я тоже голодный.
– Лагерь у посада начали ставить…
– Хорошо, сейчас поужинаем и спать, утром едешь на север с двумя тысячами дружинников и тремя сотнями хартских стрелков. Будете обживать остроги, да разъездами протоки и дороги перекрыть надо.
– Хмурый-то что такой?
– На совете колдун был…
– Да, видел его, и что?
– Он сказал кое-что про меня, но это он так думает, а по мне, так и не меня он видел в своих видениях.
– А кого?
– Помнишь, Никитин говорил, что помощь с севера придет?
– Да, было…
– Вот! – Тарин поднял к небу указательный палец, звякнув кольчужной перчаткой. – Ладно, поехали.
В ответ Ванс только хмыкнул и, почесав затылок, стеганул лошадь. Все остальные всадники, что стояли в оцеплении, двинулись следом.
Шахар
– Это зачем? – поинтересовалась Дарина, когда мы, уже позавтракав, собирались идти в Храм в сопровождении Пайгамбара.
– Показать силу оружия моего мира, – ответил я, складывая в торбу модель пушки, бочонок с порохом и одну из двух оставшихся гранат, – без этого нам никак, сильна армия иноземцев, многие тысячи уже пришли в княжество.
– Значит, – Дарина присела на корточки рядом и посмотрела мне в глаза, – много пролито крови будет?
– Даже боюсь думать, сколько, – взял я ее за руку.
– Я не боюсь! Только с тобой рядом теперь буду!
– Я не против, – я поцеловал ее в нос, – пойдем, слышишь, половицы скрипят – Пайгамбар у двери перетаптывается.
Совет в Храме Предков собрался в прежнем составе, за исключением Кессара и Хошияр – старшей шаманки. Они, оказывается, были заняты – приносили в жертву котам нескольких отловленных в лесу коз. Пайгамбар сказал, что это необходимо, так как количество котов слишком велико, а я для себя отметил – чем же их кормить-то, такой зверинец? – но решил об этом подумать потом, то есть после совета.
Сначала я рассказал о результатах своего рейда по тылам противника, о ситуации в княжестве в общем и о хартских землях в частности, точнее о том, что народ Шахара сможет найти там союзников и поселиться.
– А примут ли нас? – спросил вождь, внимательно рассматривая карту, на которой были отмечены каменки и многодворцы хартских земель.
«Как вести себя будете», – подумал я и ответил:
– Это великодушный, добрый и сильный народ, они не такие великие воины, но смелости им не занимать. Если народ Шахара придет туда с миром и окажет помощь, то ему позволят остаться.
– Помощь в чем?
– Скоро в княжестве начнется война, не какие-то там родовые междоусобицы, а самая настоящая война, иноземцы имеют виды на хартские земли, а сам хартский народ им не интересен, империя Каменных башен желает заселить эти земли своим народом. Из-за пустыни прибывает и прибывает армия, регулярная армия…
– Какая? – уточнил Пайгамбар, не поняв слова.
– Эм… ну вот у Кессара его люди не заняты ничем, кроме как охраной границ Шахара, так же и у иноземцев – тысячи воинов многие годы лишь умением воевать служат императрице. Тяжелая кавалерия, пехота, лучники – они все отлично обученные воины, мало того, они видят во тьме… многие ли воины Шахара научены бою в кромешной тьме?
– Не было надобности, – ответил Ленар и покосился на брата.
– Я могу… – начал было Пенар.
– Нет, – перебил я его, – перед смертью не надышишься!
Все с недоумением посмотрели на меня, и даже Дарина в удивлении приподняла бровь.
– Кхм… это я так, это пословица такая.
– Пословица? – еще больше удивился Пайгамбар.
– Все, забыли! Теперь я хочу услышать о том, что было сделано в мое отсутствие, – я решил сменить тему и не углубляться в историю пословиц и поговорок моего мира, а тем более их смысла.
Вождь кивнул Пайгамбару, и тот, выпрямив спину, положил руки на колени, чуть прикрыл глаза и начал говорить:
– Каждая семья имеет запас провизии на двадцать дней, запас чистой воды в бочках на тридцать дней приготовлен, шесть сотен лодок… Это мало, Бэли, но шкур не хватает.
– С лодками пока отложим, что еще?
– Вся медная посуда, кроме очажных котлов и мукомольных ступ, собрана, как ты велел.
– Сколько всего воинов у народа Шахара? – спросил я Ленара, жестом остановив речь Пайгамбара.
– Все, кто выше клятвенного столба, считаются воинами!
– Я не говорю о детях и женщинах, – вздохнул я, – сколько мужчин?
– Девять неполных тысяч, – ответил за Ленара вождь, – но что касается женщин…
– Я понял, – договорить вождю я не дал. Да уж, как-то я жестко с ними сегодня… – Хорошо, мне нужно для начала десять воинов, которые не побоятся оседлать хозяина болот.
– Никто не убоится, – ответил Пенар, – но я отберу десятерых самых ловких.
– Пусть ждут меня завтра на рассвете у жертвенного камня. Теперь я хочу кое-что вам показать. Пайгамбар, принеси со стены с ритуальным оружием самый крепкий щит и поставь вон там, – сказал я и достал из торбы модель пушки. – Сюда все отойдите, – жестом я согнал всех присутствующих себе за спину, прижал лафет ногой, чиркнул кресалом об огниво и поднес его к запальному отверстию… Бахнуло знатно! Весь зал заволокло едким дымом, который, впрочем, быстро выветрился, а все присутствующие, кроме Дарины, были, мягко говоря, в шоке.
– Это что? – прикладывая и убирая от ушей руки, спросил вождь.
