Николай Побережник - Гнев изгнанников
– Тогда понятно, – хлопнул огромной ладонью себе по колену Маст, – слыхивал я про наемных варягов, они как раз на юге, все больше копи самоцветных камней охраняют. Но статью ты шибко другой, поговаривают, что те варяги один другого выше да в плечах ширше.
– Не знаю, – пожал я плечами, уже будучи одетым и пристроив оружие на места, – так что, идем к кузнецу?
– Едем, – улыбнулся Маст, – улицами да дворами, так и полдня проплутаем, а на санях объедем каменок, да и все, к тому ж пурга началась, пока дойдем, рожу-то наколет и борода в сугроб обратится.
– Ну, едем так едем.
Ехали действительно минут сорок, пока по наезженной дороге не обогнули каменок, и выехали к небольшому имению, скрытому в роще, скорее хутору в паре километров от Торгового каменка. Забора нет от слова вообще, несколько строений – жилой дом в добротном срубе, конюшня, сараи, навес с кузней и, самое главное, литейная. Не такая продвинутая, как в Шахаре, но все же… В центре литейного цеха, если так можно назвать строение с черепичной крышей и парой десятков стоек, ее поддерживающих, была приличного размера яма, в которой как раз возились двое с парящей на холоде глиной и литейной формой. Рядом с ямой аж три плавильные печи по кругу, на толстой балке лебедка из блоков.
– Что же тут такое отливают? – вслух подумал я.
– Всякое, – махнул рукой Маст, – о, а вот и Итан. Из ворот кузни вышел пожилой мужчина, внешне вроде стар, но силой и здоровьем просто фонит от него. Стеганые штаны да кожаный фартук на голый торс, лицо сажей перепачкано, седые волосы, борода и усы, как у Карла Маркса. Увидев Маста, Итан обрадовался и расплылся в улыбке.
– К конюшне проезжай! – крикнул кузнец.
Маст кивнул и направил сани к просторным конюшням, у которых копошились двое подмастерьев, занятых ремонтом саней. Итан подошел к нам, уже накинув на плечи кафтан и войлочную шапку с меховой оборкой.
– Привез вот человека тебе от батюшки, у него заказ есть.
– У человека или у батюшки твоего? – Итан еще раз смерил меня взглядом.
– У меня заказ, – ответил я.
– Сковать чего?
– Я нарисую… Можно? – я кивнул на большой ящик с древесным углем.
– Бери, рисуй, – согласился Итан.
Я взял пару кусков угля, опустил крышку ящика и стал рисовать прямо на ней и комментировать:
– …в локоть длиной, толщиной с древко копейное, и тут дыра со стрелу толщиной, но не до конца… вот так примерно, а здесь с соломину толщиной одну стенку пробить, и углубление малое… Понятно?
– Хм, – Итан поскреб бороду и с минуту молчал, рассматривая то, что я изобразил, – понятно, чего ж не понять. А с чего делать?
– А вот с такого же железа, – кивнул я на связку подков на крючке, прибитом к воротам конюшни, – только вот эта дыра, что внутри, гладкой да ровной должна быть.
– И это сделаю… Сделаю, если скажешь, что это, – Итан явно заинтересовался поставленной задачей, но коммерческая жилка, присущая всем ремесленникам, живущим у берега Желтого озера, взяла свое: – Если быстро надо, то пять ноготков золотом – и вечером заберешь.
– Дам шесть, если сделаешь как надо и не будешь спрашивать, зачем мне это.
– По рукам! – довольно улыбнулся в усы Итан.
– Тогда приступай, – я протянул ему на ладони три золотых ноготка, – вечером остальное.
Зачем я доверил Итану то, что в будущем многое изменит? Мне было важно узнать, на что способны местные кузнецы, а то, что подобный заказ сделают в хартских землях, сомнений не было. А тут я еще своими глазами убедился во вполне продвинутой технологии литья. Судя по формам, лить собирались якорь, самый настоящий якорь и приличного размера. Интересно, для чего, если крупнее рыбацких лодок я не видел ничего здесь, хотя… Чернава как-то рассказывала о том, что ходили большие лодки по Желтому озеру. Ладно, вечером спрошу меж разговора, может, и расскажет кузнец про то, для какой посудины этот якорь.
– Угодил, – цокал я языком, не скрывая удовлетворения от работы кузнеца, когда мы с Мастом снова явились к нему вечером, – тонкий пруток железный найдется?
– Выбирай, – Итан кивнул на один из столбов навеса, в который было вбито несколько крючьев, на них висели разного диаметра прутки, – я их на гвозди для подков использую.
Выбрав самый тонкий, я достал из тряпичного свертка, что был у меня с собой, грубо выполненную модель пушечного лафета и, используя щипцы, в трех местах прикрепил ствол.
– И что это? – не без удивления смотрел на то, что получилось, Итан.
– Игрушка, – довольно улыбнулся я и снова замотал все в тряпку, – просто игрушка для детишек одной вдовы.
– Чудной ты, – хмыкнул Итан, – ну, раз все по-твоему сработал, тогда и рассчитаться изволь.
– Держи, – монеты упали в широкую и мозолистую ладонь кузнеца, а потом я кивнул на якорь, – скажи, это для какой же лодки?
– А, – Итан махнул рукой, – из крепости приезжал иноземец, он и заказал. Страшный, супостат, как сама смерть. На голову выше меня, глазищи эти… он сейчас за наместника там, заказал вот и сказал, что если справлюсь, то еще десяток закажет, а лодка должно быть большая.
– Десяток? – у меня внутри все дрогнуло.
– Ну да… а чего это ты, аж лицом побелел?
– Зябко, может, хворь какая проняла, пока вот с Мастом в княжество обоз водили.
– Ну-ну, – кузнец убрал деньги в кошель, что висел у него на поясе, – люди говорят, что видели, как в крепость одного воина иноземного привезли со стороны земель хартских, перебитого всего да пораненного, с того дня и ворота в крепости закрыты, не пускают никого из каменка к себе, а на дороги всадников своих пустили разъездами.
– Я был в хартских землях, много дурного там сотворили иноземцы.
– Маст, ты вот что, – кузнец оглянулся по сторонам, – забирай своего чудного наемника и идите, раз дел ко мне больше нет.
– Да благословит Большая луна твое ремесло, – чуть поклонился я, приложив руку к груди.
– И твое, наемник, ремесло пусть не оставит, – уже отвернувшись и направившись к одной из трех литейных печей, ответил Итан.
Собрался в дорогу я сразу же, как только мы с Мастом вернулись от Итана, и я попросил запрягать свои дровни, в расчете на то, что к следующей ночи буду в той роще, где под выворотнем я оставил кошачье седло и где меня ждут коты, точнее один из них. Надо торопиться, время работает как всегда – против нас.
Глава тридцать четвертая
Северные земли княжества
Снова пурга, колючая, студит так, что кости вынимает. Ехал вчера весь день, пока к вечеру не достиг многодворца у холма, за которым была большая роща и дорога, что упиралась в северный тракт. На разъезд иноземных всадников напоролся, но проблем не возникло – объяснил им свою профессиональную принадлежность, посетовал на то, что не жалуют на севере княжества наемников в последнее время, и получил совет ехать в Городище, на том и расстались, я лишь про себя подумал, что тяжело «беднягам» в такой холод да по заснеженным проселкам перемещаться. Всадников было семеро, да еще пара вьючных лошадей. Сделал для себя вывод, что это явно регулярное войско, а не ополчение какое, тут да, не в пример княжеской дружине, которая покой Городища на регулярной основе блюдет, что малочисленна, а на случай войны или еще каких междоусобиц собирается ополчение.
Многодворец проскочил, не останавливаясь, уже в темноте, въехал в рощу, вытащил свой скарб из дровней, держа уставшую лошаденку под уздцы, развернул дровни в обратную сторону и громко прикрикнул:
– Пошла! Пошла живо, пока не сожрали!
Словно поняв все, лошаденка фыркнула, тряхнула головой и, разгоняясь, потащила пустые дровни к многодворцу, а я, закинув на плечи ранец и подхватив баул, зашагал в глубь рощи, утопая в снегу по колено.
Вот и сижу, второй день к концу подходит, а котеек все нет. Вроде и чую, что где-то рядом есть они, но пока никто не заявился. Не таясь, приготовил себе ужин, разместившись под выворотнем и надежно укрывшись от пурги. Так и не дождавшись котов, накидал лапника на снег, уселся и накрылся с головой одеялом, облокотился спиной на толстые корни и задремал, положив рядом взведенный арбалет.
Приближение зверя почуял под утро, уже немного рассвело, пурга прекратилась, и стало чуть-чуть теплее. Прислушался к своим ощущениям – боль, какая-то боль передалась мне от того, кто приближался к моей стоянке. Скинув одеяло, я встал с арбалетом в руках и стал разглядывать силуэты меж деревьев. Вернулись лишь трое котов, две крепкие молодые особи и вожак, причем вожак рухнул мне под ноги, глядя на меня желтыми глазами, из которых текли слезы, его тело было изранено, в холке и задней лапе торчали стрелы. Молодым тоже порядком досталось. Я присел у головы вожака, который надрывно, с хрипом дышал и постоянно облизывал сухой нос, положил ему руку меж ушей, и тут же у меня перед глазами полетели картинки ночной облавы – несколько десятков человек, они метают копья, стреляют из луков, рубят топорами тех котов, которые упали и не могут подняться… это были иноземцы, они без особых проблем разглядели в ночи стаю хищников и устроили на них засаду. Зачем? Это я тоже понял, коты несколько раз нападали на стоянки разъездов, резали и утаскивали в лес лошадей на съедение.
