Денис Новожилов - Тридевятое царство. Удар Святогора
Соловушка искал Белку; среди пленных ее не было, в яме, куда кидали убитых, – тоже. Тихо переползая от одного убитого к другому, Соловей внимательно осматривался в темноте. Вот женщина лежит, одежда красная от крови… нет, не Белка, вон коса какая, а у Белки волосы короткие. Один труп Соловей не смог узнать: лицо было рассечено топором настолько сильно, что было даже непонятно, парень это или девушка. Волосы светлые и короткие, одежда вся в крови. Нет, лапти большие, явно мужская нога, у Белки ножка маленькая, как и она сама. Еще несколько тел, один совсем ребенок, лет семи, варяги в темноте не разбирали, рубили всех. Что же ты не убежал, дурачок, детишек ведь дальше всех ставили, мог же убежать… Мертвый ребенок продолжал сжимать ручкой штанину какого-то мужчины; отца не хотел бросить? Перевернув следующий труп, Соловей похолодел: мертвыми глазами на него смотрела Белка. Страшно захотелось взвыть, только неимоверным усилием он сдержался. Слезы и свалившееся горе душили и не давали нормально дышать. Нет, Белку он им не простит, этого он им никогда не простит. НИКОГДА.
Соловей вернулся к тому месту, где пировали северяне, один свист – и их посшибает с мест; возможно, и ноги-руки переломает некоторым. Теперь своих нет, можно свистеть без опаски. Ноги тряслись от страха. Ну свистнет он – и что дальше? Дальше – собак спустят, и волкодавы его тут разорвут: собаки нападают с разных сторон, свистом их не испугаешь. А умирать страшно.
– Трус, трус, – ругал себя Соловей, – давай, за Белку, за всех. Кто еще их накажет, если не ты? – Он достал свистульку, подаренную Дабогом, и покрутил в руках. Вот уж кто не испугался бы никаких варягов, так это Дабог, он бы им показал всем, да только где он теперь? Бросил всех и ушел куда-то. Все он виноват, разве без него Соловушка осмелился бы что-то подобное устроить? Он никогда героем не был: прохожих обманывать за кувшин молока да краюху хлеба – вот и все, на что он был способен. Это все Дабог и его свистулька… поверил Соловушка в то, что теперь он сильный, ну и перед Белкой красовался. А теперь и Белки больше нет, и сам трусом оказался.
«Проклятый Дабог», – чуть не крикнул Соловей и с силой ударил рукой по дереву. Один из варягов что-то услышал и обернулся, пришлось прижаться спиной к дереву и даже дышать перестать. Варяг смотрел в тут сторону, где спрятался незадачливый вожак, но другой воитель что-то лающе произнес в его сторону, и остальные засмеялись. Варяг перестал смотреть в лес и что-то грубо ответил, чем опять вызвал всеобщее ржание.
Соловей люто ненавидел этих людей, безжалостно поубивавших столько его соратников, убивших Белку. Ему хотелось разорвать их на части, но страх, сковавший волю, не позволял ему даже пошевелиться.
Глава 32
Разговор у колодца
Ловушка была задумана хитро. В глубоком колодце посредине было вбито бревно, так что скользкий неровный торец его торчал из воды буквально на аршин. Колыван постоянно вынужден был переставлять ноги, чтобы не рухнуть вниз, единственной своей рукой он держался за скользкие стены колодца. Оттолкнуться от неустойчивого бревна, чтобы выпрыгнуть, было невозможно. Святогор присел на край каменного мешка.
– Давно ведь все началось, – начал он разговор с пленником, – еще твоих прапрапрапрапрадедушек на свете не было. Да что там, никаких русских не было, племена только кругом, а то и вовсе просто большие семьи. Вятичи, воляне, древляне, родимичи… Да кого только не было, и каждый бился с каждым. Вот тогда, в те времена давние, я и познакомился с одним князем молодым. Кием его звали. Что-то было в нем такое, сила какая-то внутренняя, отличался он от остальных. И вот тогда мы заложили град Киев и решили: отсюда и пойдет земля наша Русская. С тех пор династия, Кием начатая, правит Русью. Где-то умом брали, где-то силой, а все же расширяли и укрепляли государство как могли. И если сейчас деревни и поселения между собой смертоубийства не чинят, это Киевых потомков заслуга. А я всегда рядом был, от отца к сыну, от брата к брату. И бивали нас, случалось, а мы все одно поднимались. За годом год, за веком век я поддерживал их усилия по построению державы нашей и, оглядываясь назад, горжусь тем, чего мы достигли. И не в силе одной дело – говорят, среди греков бывали и сильней меня, Геркулес тот же. Чудищ извел огромное количество, а толку что? Греция как была разобщена, так и осталась, а чудища новые народились.
В ответ из колодца слышалось только сопение, Колыван не был расположен вести беседы.
– А ты вот говоришь, что я изменник. Это же неправда. Я династии служу уже больше тысячи лет, и служба моя народу русскому только во благо всегда шла.
– А я какому народу тогда служу, – раздался сердитый голос из колодца, – китайскому, что ли?
– Так и ты – народу нашему, – согласился Святогор, – я же тебя в измене не обвиняю.
– Нет, ты погоди, – перебил его Колыван, – вот я из Киева сюда прибыл, стольного града. Зайди в город, поспрашивай народ, кто сейчас княжит. И никто твоего царя не знает.
– Еще узнают, – пообещал Святогор.
– А суды кто вершил все это время? А кто споры решал промеж боярами да купцами? Кто торговлю вел? Кто от разбойников людей защищал? Ау, династия Киечей, вы где? Нет их. Были да все вышли. А сидит теперь в Киеве новая династия, что с Финиста – Ясного Сокола началась. Вот ее народ знает, династию эту. А ты получаешься изменник, раз на княжну напал законную; а как иначе?
– Законную? Так это называется, когда царя и его наследников убивают заговорщики, чтобы отнять все, что у них есть, все, что их пращурами построено, – законным наследованием?
– Ты ерунды мне не говори, – Колыван зло оборвал Святогора, – это Финист – Ясный Сокол заговорщик, что ли?
– А как же, главный заговорщик и есть. Извел последнего царя – и сам на трон.
– Да как же он его извел, когда царя Василия степняки убили. Они и Финиста чуть не порешили: если бы не я, не отбились бы мы тогда. На наш отряд тоже степняки наскочили, рубка была страшная, только я и Финист тогда выжили, остальных порубили. Вот с тех пор он меня и приметил, чтобы я его самого и его потомков охранял. Да только подвел я Сокола Ясного, ни его не уберег на поле Калиновом, ни сына его. А теперь и внучку не смог защитить. Плохой я охранник.
– Ерунда, – Святогор был действительно удивлен, – не иначе как он сам этот налет на себя и организовал, чтобы не думали, будто он причастен. Знал ведь, что его богатырь охраняет.
– А царя что, бабы с коромыслами стерегли, – съязвил Колыван, – царя-то тоже богатыри охраняли. И не чета мне, я тогда совсем молодой был, его кто-то из серьезных богатырей должен был охранять.
Святогор задумался; он сидел на краю колодца и теребил пальцами рукоять меча.
– А ведь верно, – наконец произнес он, – я что-то про это раньше не задумывался. Должен был царя богатырь охранять, никак иначе быть не могло.
– Так ты и должен был.
– Я и должен был, но в тот момент меня на горе зажали, кешик тугаринский, не выскочить было. Вместо меня за воеводу кто же остался-то… Илья, что ли?
– Илья воеводой уже при Владимире стал, а при Василии воеводой был Финист.
– Вот видишь, – обрадовался Святогор, – все сходится.
– Ничего не сходится, – отрезал пленник, – это только ты и воеводой был и царевой защитой заведовал. А Финисту царя защищать не доверяли. Он сам себе защитника выбирал, и выбирал среди самых лучших богатырей. Мне так помнится, что он Илью Муромца как раз и выбрал. Чего бы тебе его не спросить, я его голос слышал утром. Вам, изменникам, есть чего обсудить промеж собой.
– Илья не изменник, как и я, – возразил Святогор, – он просто лучше тебя видит, кто тут прав, а кто виноват; кто достоин, а кто нет.
– В Илье обида говорит, – не согласился Колыван, – да боль от потери друзей.
– Плохо ты Муромца знаешь, – покачал головой Святогор, – он за Русь душой болеет. А ты зря за заговорщиков стоишь. Человек ты хороший и богатырь достойный, вот только порой надо видеть дальше носа своего.
– Кто в столице правит – тот и законная власть, – отрезал Колыван, – меня и отец так учил. Всегда поддерживай центральную власть против бунтующих окраин, вместе всегда лучше, чем порознь.
– Разумно, – вздохнул Святогор, – только мы не бунтующая окраина, что отделиться желает. Мы и есть центральная власть, которая пришла забрать то, что принадлежит нам по праву.
Колыван на это презрительно хмыкнул, а Святогор спросил:
– То есть когда царь воссядет в Киеве, когда князья и народ присягнут ему на верность, тогда и ты его призна́ешь?
– Если воссядет… – Колыван тяжело вздохнул, – и если народ и князья признают…
– Вот и ладненько, – хлопнул в ладоши Святогор, – уже весна на носу, скоро двинемся на Киев. Так что поскучай пока тут и готовься новому царю присягать.
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнул, – пришел гулкий ответ из колодца.
