Джо Аберкромби - Полукороль
— Мать Скаер так же склонна к отточенным фразам, как и Мать Гандринг, — проворчал Ярви.
Оуд повернула ключ.
— В этом все Министерство.
— Возьми Джода, — тихо сказал Ярви, притянув Сумаэль к себе. — Иди в канцелярию и поговори с моей матерью.
Если у него еще осталась удача, Хурик в это время будет на тренировочной площадке.
— И что сказать? — спросила Сумаэль. — Что ее зовет ее мертвый сын?
— И что он, наконец, научился застегивать пряжку. Приведи ее сюда.
— А что если она мне не поверит?
Ярви представил лицо матери, как она хмурилась, глядя на него, и подумал, что она, скорее всего, засомневается.
— Тогда нам придется придумать что-то еще.
— А что если она мне не поверит и прикажет убить за оскорбление?
Ярви помедлил.
— Тогда мне придется придумать что-то еще.
— Кому из вас была ниспослана плохая удача в погоде и в битве?! — раздался звенящий голос с другой стороны площади. Перед большим зданием собралась толпа. Его построили недавно, спереди были колонны из белого мрамора. Перед ними стоял, широко раскинув руки, священник в рясе из скромной мешковины и завывал свое послание. — Кто заметил, что боги игнорируют его молитвы?!
— Мои молитвы игнорировали так часто, что я перестал молиться, — пробормотал Ральф.
— Это не удивительно! — выкрикивал священник. — Потому что богов не много, но лишь один! Все искусство эльфов не смогло его расколоть! Объятья Единого Бога и ворота его храма распахнуты для всех!
— Храма? — нахмурился Ярви. — Моя мать строила здесь монетный двор. Там собирались чеканить монеты одинакового веса. — А теперь над дверями было семилучевое солнце Единого Бога — бога Верховного Короля.
— Здесь можно бесплатно получить утешение, милость, убежище! — ревел священник. — Единственное его требование — любите его так, как он любит вас!
Ничто сплюнул на камни.
— Что богам делать с любовью?
— Здесь все изменилось, — сказал Ярви, глядя на площадь и приспуская капюшон.
— Новый король, — сказала Сумаэль, облизывая губу со шрамом, — новые порядки.
32. Высокие ставки
Открылась входная дверь, и Ярви замер. Раздались звуки шагов в коридоре, и Ярви с усилием сглотнул. Дверь распахнулась, и Ярви, едва дыша, нерешительно шагнул к ней…
Внутрь вошли два раба, держа руки на рукоятях мечей. Два широкоплечих инглинга в серебряных ошейниках. Ничто ощетинился, потянулся, блеснула сталь.
— Нет! — крикнул Ярви. Он знал этих двоих. Рабы его матери.
Их владелица величественно вошла в комнату, и Сумаэль за ней следом.
Мать не изменилась.
Высокая и решительная, с золотыми волосами, намасленными и уложенными в сияющие кольца. На ней было меньше драгоценностей, зато они были нескромных размеров. На ее цепочке не было огромного ключа королевы, ключа к сокровищнице Гетланда, и на его месте висел ключ поменьше, усеянный рубинами, словно каплями крови.
Пусть Ярви трудно было убедить своих компаньонов в том, что он король, но его мать своим величием непринужденно заполнила комнату до самых уголков.
— Боги, — хрипло сказал Ральф, и, вздрогнув, опустился на колени. Сестра Оуд, Джод и Сумаэль, а также два раба поспешили к нему присоединиться. Ничто встал на колени последним, опустив глаза и наконечник меча в пол. Так что лишь Ярви и его мать остались стоять.
Она почти никак не выказала, что заметила их. Она смотрела на Ярви, а он на нее, словно они были одни. Она подошла к нему, не улыбаясь и не хмурясь, и остановилась в шаге от него. Она казалась ему такой прекрасной, что глазам было больно смотреть, и он почувствовал, что из них текут обжигающие слезы.
— Мой сын, — прошептала она, и заключила его в объятья. — Мой сын.
Она сжала его так сильно, что это было почти больно. Ее слезы капали ему на голову, а его слезы — ей на плечо.
Ярви вернулся домой.
Спустя некоторое время она отпустила его на расстояние вытянутой руки, и аккуратно вытерла щеки. Он вдруг осознал, что ему уже не надо поднимать голову, чтобы смотреть ей в глаза. Значит, он вырос. Вырос во многих смыслах.
— Похоже, твоя подруга говорила правду, — сказала она.
Ярви медленно кивнул.
— Я жив.
— И научился застегивать пряжку, — сказала она, потянула за пряжку и решила, что та застегнута хорошо.
Она молча выслушала его историю.
Молча она слушала о набеге и о сожжении Амвенда. О предательстве Одема и о долгом падении Ярви в жестокое море.
Нужен ли Гетланду полукороль?
В тишине она слушала, как из него сделали раба и продали в рабство, и отвела взгляд, лишь чтобы посмотреть на легкий шрам на его шее.
В тишине он рассказал о своем побеге, о долгом и тяжелом испытании во льдах, о битве за жизнь в эльфийских руинах. И все это время Ярви думал о том, какая песня получится, если он выживет, чтобы положить ее на музыку.
В хорошей песне нельзя ожидать, что все герои выживут.
Когда дошло до смерти Анкрана, а потом до смерти Шадикширрам, Ярви подумал о красном ноже в его руке, о том, как он и она хрипели, ком встал в его горле, он закрыл глаза и не мог говорить.
Чтобы драться, нужны две руки, но чтобы ударить в спину, хватит и одной.
Потом он почувствовал руку матери на своей руке.
— Я горжусь. Твой отец гордился бы. Важно лишь то, что ты вернулся ко мне.
— Благодари этих четверых, — сказал Ярви, сглатывая горькую слюну.
Мать окинула его компаньонов оценивающим взглядом.
— Все вы, примите мои благодарности.
— Это было ничто, — проворчал Ничто, глядя вниз. Его лицо пряталось за путаницей волос.
— Это честь для меня, — сказал Джод, наклоняя голову.
— Мы бы тоже без него не справились, — пробормотал Ральф.
— Каждую милю он был у меня занозой в заднице, — сказала Сумаэль. — Если б пришлось повторить, я бы оставила его в море.
— И где бы тогда ты нашла корабль, чтобы вернуться домой? — спросил Ярви, ухмыляясь.
— О, я бы подумала о чем-нибудь другом, — сказала она, ухмыляясь в ответ.
Мать Ярви к ним не присоединилась. Она заметила каждую деталь во взглядах, которыми они обменялись, и прищурила глаза.
— Кто для тебя мой сын, девочка?
Сумаэль моргнула, и ее смуглая щека зарделась.
— Я… — Ярви никогда прежде не видел, чтобы ей не хватило слов.
— Она мой друг, — сказал он. — Она рисковала за меня своей жизнью. Она мой напарник по веслу. — Он помедлил немного. — Она моя семья.
— Вот как? — Мать все еще смотрела на Сумаэль, у которой проснулся внезапный интерес к изучению пола. — Тогда, должно быть, она теперь и моя семья.
На самом деле Ярви далеко не был уверен, кто они друг другу, и еще меньше хотел выяснять это на глазах своей матери.
— Здесь все изменилось. — Он кивнул на окно, откуда едва слышно доносились мольбы священника Единого Бога.
— Здесь все развалилось. — Глаза матери снова встретились с его глазами, и теперь она была сердитее, чем прежде. — Только я сняла траур по тебе, как к Матери Гандринг прилетел орел. Приглашение на свадьбу Верховного Короля в Скекенхаус.
— Ты поехала?
Она фыркнула.
— Я буду вынуждена там присутствовать.
— Почему?
— Потому, Ярви, что Праматерь Вексен видит меня в качестве невесты.
Ярви распахнул глаза.
— Ох.
— Да уж. Ох. Они хотят приковать меня к ключу этого высохшего ошметка, чтобы я пряла им золото из соломы. В то время как твой змей-дядя и его червь-дочь разочаровывают меня каждым своим шагом и делают все возможное, чтобы уничтожить все, что я здесь построила.
— Исриун? — пробормотал Ярви, слегка хрипя. Он едва не добавил «моя нареченная», но под взглядом Сумаэль подумал, что лучше остановиться.
— Я знаю ее имя, — прорычала мать. — Предпочитаю его не использовать. Они разрушили договоренности, которые создавались годами. Мгновенно сделали врагами с таким трудом завоеванных друзей. Присвоили товары иностранных торговцев, и вытурили их с рынка. Если их цель разрушить Гетланд, они не могли ее добиться лучше. Они отдали мой монетный двор под храм фальшивого бога Верховного Короля, ты видел?
— Что-то вроде того…
— Единый Бог, который стоит над всеми, как Верховный Король сидит выше остальных. — Она безрадостно рассмеялась, отчего Ярви подпрыгнул. — Я сражалась с ними, но потеряла почву под ногами. Они не понимают поле битвы, но у них есть Черный Стул. И у них ключ к сокровищнице. Я сражалась с ними каждый день, любым оружием и способом…
— Кроме меча, — проворчал Ничто, не поднимая взгляда.
Мать Ярви резко на него взглянула.
— Он будет следующим. Но Одем заботится о своей безопасности, и за ним все воины Гетланда. В моем дворе не больше четырех десятков человек. Еще есть Хурик…