Джо Аберкромби - Полукороль
— Мои уши открыты для лучших предложений.
Мать всегда говорила Ярви: продавай им то, что они хотят, а не то, что у тебя есть.
— Каждую весну вы собираете воинов и совершаете набег через границу в Гетланд.
— Это все знают.
— А этой весной?
Горм сжал губы.
— Может, устроим маленькую прогулку. Мать Война требует отомстить за оскорбление, нанесенное твоим дядей в Амвенде.
Ярви решил не указывать, что в начале этого оскорбления, если не до конца, королем был он.
— Все что я прошу, это зайти в этот год чуть дальше. До самых стен Торлби.
Мать Скаер с отвращением зашипела.
— И это все?
Но любопытство Горма было задето.
— И что я получу, оказав такую услугу?
Гордые люди, как мертвый отец Ярви, или его убитый брат, или утонувший дядя Утил, несомненно, скорее бы плюнули на последнем издыхании в лицо Гром-гил-Горму, чем стали бы искать его помощи. Но у Ярви не было гордости. Его отец, постоянно стыдя, заставил его от нее отказаться. Одем хитростью избавил от нее. Ее выбили из него на «Южном Ветре». Выморозили в пустынных землях.
Он стоял на коленях всю свою жизнь, и постоять еще немного было нетрудно.
— Помогите мне вернуть трон, Гром-гил-Горм, и я, король Гетланда, преклоню перед вами колено в крови Одема, как ваш вассал и подданный.
Ничто наклонился к нему и яростно зашипел через сжатые зубы:
— Цена слишком высока!
Ярви не обратил на него внимания.
— Утил, Утрик и Одем. Эти братья были вашими злейшими врагами, и все трое будут за Последней Дверью. Тогда по всему Расшатанному морю вы будете лишь вторым по силе после самого Верховного Короля. А возможно… со временем… и выше.
Как всегда говорила Мать Гандринг, чем могущественнее человек, тем сильнее он жаждет власти.
Голос Горма слегка охрип:
— Это было бы замечательно.
— Действительно замечательно, — согласилась Мать Скаер, прищурив глаза и глядя на Ярви злее, чем когда бы то ни было. — Если только возможно.
— Только дайте мне и моим компаньонам проход до Торлби, и я попытаюсь.
— Ты собрал странных слуг, — сказала Мать Скаер, без энтузиазма оглядывая их.
— Их потребовали странные обстоятельства.
— Что это за сомнительное создание? — спросил Горм. Остальные мудро смотрели в землю, но Ничто смотрел в ответ, не кланяясь, его яркие глаза горели.
— Я гордый гетландец.
— А, один из этих. — Горм улыбнулся. — Здесь мы предпочитаем опозоренных и окровавленных гетландцев.
— Не обращайте на него внимания, мой король. Он Ничто. — И с медовой интонацией, какую использовала его мать, Ярви вернул взгляд Горма на себя. Потому что жестокий человек хорошо чувствует себя в ярости, но не знает, что делать с разумными доводами и здравым смыслом. — Если у меня не получится, у вас все равно останется добыча, захваченная в походе на юг.
Ничто с отвращением и немного с изумлением зарычал. Города Гетланда будут гореть, земли будут опустошены, люди будут перебиты или проданы в рабство. Земля Ярви и народ Ярви. Но он уже был слишком глубоко в трясине, чтобы вернуться. Оставалось лишь идти дальше, чтобы утонуть или вынырнуть на другой стороне в грязи, но живым. Чтобы вернуть Черный Стул, ему была нужна армия, а Мать Война нынче вложила их мечи в его иссохшую руку. Или, по крайней мере, поставила их сапоги на его покрытую шрамами шею.
— Я все поставил на выигрыш, — убедительно и мягко сказал он. — Нечего терять.
— Есть письмо Верховного Короля, — сказала Мать Скаер. — Он приказал, чтобы не было войны, пока не будет закончен его храм…
— Было время, когда орлы Праматери Вексен приносили просьбы. — В распевном голосе Гром-гил-Горма теперь была нотка гнева. — Потом они приносили требования. Теперь она шлет приказы. Где конец этому, Мать Скаер?
Его министр тихо сказала:
— Верховный Король уже заставил жителей низин и большинство инглингов молиться своему Единому Богу. Они готовы сражаться и умереть по его приказу…
— А разве Верховный Король правит и Ванстерландом? — поднял ее на смех Ярви. — Или здесь правит Гром-гил-Горм?
Губы Матери Скаер сжались.
— Не играй слишком близко к огню, мальчик. Мы все перед кем-то отвечаем.
Но Горм был где-то далеко, уже, несомненно, сея огонь и убийства по всему Гетланду.
— У Торлби прочные стены, — пробормотал он, — и много сильных воинов, чтобы их оборонять. Слишком много. Если я смогу взять этот город, скальды уже будут петь о моей победе.
— Никогда, — прошептал Ничто, но его никто не слушал. Сделка была заключена.
— А это самое лучшее, — вполголоса проговорил Ярви. — Тебе нужно всего лишь ждать снаружи. Я отдам тебе Торлби.
Часть IV
30. Вороны
Ярви натянул меховой воротник взятой взаймы накидки, чтобы укрыться от ветра, и сморщил нос от резкого запаха моря. Запаха моря и вони рабов, тянущих весла. Он привык к этой вони, когда был одним из них. Он спал, уткнувшись Ральфу подмышку, и едва ее ощущал. Он знал, что воняет не лучше остальных. Но запах не делался от этого лучше.
Фактически, даже хуже.
— Бедные псы. — Джод хмуро смотрел через перила юта на тех, что выбивались из сил внизу. Для такого сильного мужчины у него было мягкое сердце.
Ральф почесал русые с сединой волосы, что отросли вокруг его ушей, хотя сверху его башка была такой же лысой, как раньше.
— Ну, так освободи их.
— Тогда как мы доберемся до Торлби? — сказал Ярви. — Кто-то должен грести. Станешь тянуть весло?
Оба его напарника по веслу резко взглянули на него.
— Ты изменился, — сказал Джод.
— Мне пришлось. — И он отвернулся от них, глядя на скамьи, на которых и он когда-то выбивался из сил. Сумаэль стояла у перил, и на ее лице сияла широченная улыбка. Соленый ветер развевал ее отросшие волосы, черные, как перья ворона.
— Выглядишь довольной, — сказал Ярви, счастливый от того, что видит ее счастливой. Он не часто такое видел.
— Рада снова быть в море. — Она широко развела руки, согнув пальцы. — И без цепей!
Он почувствовал, что его улыбка опадает, потому что на нем все еще висела цепь, которую он не мог разбить. Та, которую он сам выковал своей клятвой. Которая тащила его обратно в Торлби, тянула к Черному Стулу. И он знал, что рано или поздно Сумаэль будет стоять у перил другого корабля. Того, который отвезет ее назад в Первый из Городов и прочь от него навсегда.
Ее улыбка тоже угасла, словно она подумала о том же в тот же миг, и в неловкой тишине они отвернулись друг от друга и посмотрели на Отца Землю.
Для двух столь ожесточенно враждебных земель Ванстерланд и Гетланд выглядели весьма похоже. Бесплодные берега, леса и болота. Людей он видел не много, и те убегали подальше от моря, напуганные видом корабля.
Прищурив глаза, он посмотрел на юг и увидел небольшой зубец на мысе. Дым от домов там поднимался в белое небо.
— Что это за город? — спросил он Сумаэль.
— Амвенд, — сказала она. — Близко к границе.
Амвенд, где он командовал набегом. Или, по крайней мере, без щита плюхнулся с корабля прямо в ловушку. Значит, это была башня, в которой умер Кеймдал. Где Хурик его предал. И с которой Одем сбросил его вниз, вниз в жестокое море и еще более жестокое рабство.
Ярви не замечал, что давит иссохшей рукой в перила, пока не стало больно. Он отвернулся от земли в сторону белой вспененной воды у них в кильватере. Следы от весел быстро исчезали, не оставляя за собой ничего. Будет ли так же и с ним? Исчезнувший и забытый?
Сестра Оуд, Ученица Матери Скаер, которую та послала с ними, смотрела прямо на него. Скрытно глянула, а потом быстро перевела взгляд на то, что писала на крошечном клочке бумаги, который вырывался и трепетал на ветру под ее угольком.
Ярви медленно подошел к ней.
— Следишь за мной?
— Ты же знаешь, что слежу, — сказала она, не глядя вверх. — За этим я здесь.
— Ты сомневаешься во мне?
— Я просто рассказываю Матери Скаер, что вижу. Она решает, в чем сомневаться.
Она была маленькой и круглолицей, одной из тех, чей возраст трудно угадать. Но все равно Ярви не думал, что она может быть старше него.
— Когда ты прошла испытание министра?
— Два года назад, — сказала она, закрывая клочок бумаги своим плечом.
Он отчаялся посмотреть на него. И в любом случае, у министров есть свои знаки, вряд ли он смог бы прочесть.
— Как это было?
— Не трудно, если готов.
— Я был готов, — сказал Ярви, мысленно возвращаясь в ту ночь, когда из дождя вбежал Одем. Пламя, отражающееся в колбах, морщинки в улыбке Матери Гандринг, безукоризненность вопросов и ответов. Ему вдруг страстно захотелось туда, в ту простую жизнь, где не было ни дяди, которого надо убить, ни клятв, которые надо исполнить, ни трудного выбора, который надо сделать. К книгам, растениям и тихим словам. Ему пришлось с усилием вернуть эти мысли на дно разума. Сейчас он не мог их себе позволить. — Но у меня не было возможности его пройти.
