Василий Горъ - Меченый
– Тише, сынок, сломаешь, – ухмыльнулся Бразз, схватил бедолагу за шкирку и одним движением вернул его обратно на лавку.
Я пожал плечами, прошел к свободному столу, сел… и окаменел: в тени от столба, подпирающего потолок таверны, сидел самый настоящий щит! Причем не какой-нибудь первач[126], а самый настоящий Голова[127]. И неторопливо ел.
Не веря собственным глазам, я встал, подошел поближе и уставился немигающим взглядом на алый щит на его рукаве.
Почувствовав мой взгляд, Голова оглядел меня с головы до ног и… сразу же забыл про мое существование.
У меня оборвалось сердце. Я закусил губу, повернулся к Браззу и… вытаращил глаза: он взглядом показывал мне на щита! И… улыбался!!!
Я развел руками, показывая, что меня не сочли достойным внимания, и сглотнул: кузнец показывал мне кулак!
«Иди!!!» – сообразил я. И шагнул. К Голове:
– Я – Кром. Сирота. Хочу вступить в гильдию.
Голова продолжил есть, как ни в чем не бывало!
– Мне ОЧЕНЬ надо, – выждав десяток ударов сердца, чуть громче сказал я.
На эту фразу отозвался один из мужиков, сидящих за столом, около которого я оказался:
– Видишь, он молчит! Значит, хоти дальше… Но… молча… И, желательно, подальше отсюда.
Голова, слышавший эти слова, едва заметно кивнул. И взял с тарелки очередной кусок вареного мяса.
У меня потемнело в глазах. А когда советчик расхохотался, я вдруг понял, что ни за что не повернусь и не последую его совету. И в то же мгновение моя рука сама собой вцепилась в сальную шею шутника и вздернула его к потолку.
Голова пожал плечами:
– Силен. Но сила – это еще не все.
Я выпустил шею и с места перемахнул через стол. Мягко приземлившись в узеньком проходе между ним и стеной.
Щит прищурился, оценил высоту столешницы и… бросил в меня луковицей. Вернее, не в меня, а под мою левую руку. А потом приказал:
– Лови!
Я поймал. Левой рукой. И ею же отправил ее обратно.
Голова бросил сразу две. Одну – под левую, вторую – под правую. Причем первую – чуть выше головы, а вторую – на уровне пояса…
Я поймал. Обе. И, снова перепрыгнув через стол, с поклоном вернул их хозяину.
– Быстр… Легок… – криво усмехнулся щит. – Но… лжец! А лжецы мне не нужны.
– Он сказал правду, ваша милость! – пробасил возникший рядом со мной Бразз. – Кром действительно сирота. Просто живет у меня. И работает – тоже у меня. Молотобойцем.
Голова приподнял бровь и поинтересовался:
– И как работает?
– Горжусь, – коротко ответил Бразз.
– Тогда почему не пытаешься его удержать?
– Он живет своей мечтой. И все равно станет тем, кем мечтает. Не у тебя – так у кого-то другого.
– О, как… – ухмыльнулся Голова. Потом снова оглядел меня с головы до ног и поинтересовался: – Ну, а ты чего молчишь?
Я пожал плечами:
– Предпочитаю делать.
– Так ты еще и не болтлив?
– Не болтлив, ваша милость! – подтвердил Бразз.
– Что ж, тогда… я, Роланд по прозвищу Борода беру тебя, Кром, сын…
– Растана! – подсказал я.
– …Сын Растана, в ученики сроком на один год. Твои кости – мое мясо…
Глава 27
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Третий день третьей десятины третьего лиственя
– …А по-о-отом ка-а-ак вдарю ему по-о-о темечку! Ну, шейка-то-о-о и не выдержала: хрусть – и сло-о-омалася! Представляешь? – Возница, рассказывающий мне о своих подвигах во время последнего нападения лесовиков на их обоз, развернул плечи, вскинул подбородок и стал удивительно похож на барона Олмара Геррена: не хватало только кубка с вином, седой бороды до пупа и золотой цепи толщиной в руку.
– Па-а-адбираю я его-о-о меч и тут же прыгаю в толпу этой шелупони! Р-р-размахиваюсь…
«…и взбираюсь на крепостную стену! Как обычно, первым… – с трудом удержавшись от улыбки, мысленно закончила я. – И, сбросив с нее последних защитников, вскидываю над головой королевский штандарт…»
– Слышь, Рыба, только не говори, что убиваешь всех одним ударом! А то я умру от зависти… – ехидно ухмыльнулся подъехавший к нам щит. – Кстати, откуда толпа-то? Вроде, в начале истории их было десятка три. Потом ты убил чуть ли не сотню…
Возница побагровел:
– Чего-о-о?
– То-о-ого-о-о… – передразнил его охранник. Потом повернулся ко мне и игриво подмигнул: – Рыба – воин, каких еще поискать! Но почему-то воюет только в мечтах. Зато я – по-настоящему…
– Лучше в мечтах, чем по-настоящему… – решив заткнуть парня, явно собирающегося за мной поволочиться, буркнула я. И процитировала Изумрудную скрижаль: – «Тот, кто отворил кровь единожды, подобен скакуну, вступившему на тонкий лед: любое движение, кроме шага назад – суть путь в Небытие. Тот, кто отворил кровь дважды и более, воистину проклят. Он никогда не найдет пути к Вседержителю…»
Щит посмотрел на меня, как на юродивую, потом привстал на стременах, огляделся и вытянул руку куда-то вперед:
– Посмотри-ка во-о-он туда! Видишь груши[128]?
Я посмотрела в указанном направлении и увидела десятка два тел, болтающихся на ветвях придорожных деревьев.
– Это – все, что осталось от шайки Урса Трехпалого. Они убивали всех, кто попадался им на пути… Всех до единого – мужчин, женщин и ДЕТЕЙ… Вот они – прокляты, так как отворяли кровь во зло. А те, кто отправил их в Небытие, были, есть и будут самыми верными слугами любого бога. Ибо, уничтожив этих ублюдков, спасли жизни тех, кто еще проедет по этой дороге.
Судя по построению фраз, охранник повторял чужие слова. И искренне верил в то, что говорил.
– Изумрудная скрижаль – это книга, написанная людьми и для людей! Значит, как любая книга, полна ошибок. Поэтому, прежде чем верить в то, что тебе говорят – думай.
– Или про-о-осто представь себя на месте тех, ко-о-ого о-о-они убивали или ссильничали, – угрюмо буркнул возница.
«Только не это…» – с ужасом подумала я и, как назло, тут же вспомнила лесовика в алом жиппоне, его прикосновения и запах.
В этот момент к левому плечу прикоснулись чьи-то пальцы… и я, не сообразив, что это возница, вскрикнула, юркнув под руку Бездушного. И уже там затряслась от вернувшихся воспоминаний.
Спрыгнув с телеги, Кром забросил за плечо увесистую котомку, взял в правую руку свой посох, а левую… подал мне! Я покраснела до корней волос, однако вцепилась в нее, как клещи кузнеца в раскаленную заготовку: вот так, касаясь его пальцев, я не боялась ни жутких воспоминаний, ни всех тех опасностей, которые подстерегали нас в ночном Увераше.
Опершись на его руку, я сползла с облучка, одернула камзол и, не оглядываясь на возницу, засеменила вверх по переулку.
– До-о-оброго пути, девка! Не держи на нас зла, – прогудел в спину возница. – А тебе, Идущий, быстрого Посмертия.
– Вседержитель вам в помощь, – привычно буркнула я. А Кром ограничился кивком.
Звонко щелкнул кнут, заскрипели колеса телеги, всхрапнула лошадь, и через пару десятков ударов сердца мы остались одни. Ну, почти одни – за невысоким плетнем раздавалось чье-то кряхтение, чуть выше, справа, мужской голос крыл какую-то Аниську, а сзади, за перекрестком, визжала пила. Кроме того, почти со всех сторон лаяли собаки, где-то мычала скотина, а из-за высоченного забора, начинающегося через половину перестрела вверх по переулку, слышался дробный перестук копыт.
– Вы лучше под ноги смотрите, ваша милость! – заметив, что я глазею по сторонам, буркнул Меченый. И я, опустив взгляд, брезгливо поморщилась: местные жители использовали этот переулок исключительно в качестве отхожего места.
– Так намного короче, – после небольшой паузы добавил Кром. – Вон за тем домом можно пройти на улицу Ткачей. Кстати, по ней обычно ходят стражники.
«Стражники?» – недоуменно подумала я. А потом сообразила, что он просто пытается меня успокоить!
На душе потеплело. Настолько, что когда из-за плетня раздалось негромкое покашливание, я даже не вздрогнула.
– Гля, Дафи, Бездушный под руку с девкой! Лопни мои глаза!!!
– Вертайся в избу, дурень! – перепуганно воскликнула эта самая Дафи. – Те-е-е че, жить надоело? Это ж ключ! Вдруг – по наши души?!
Я криво усмехнулась – еще несколько дней назад и я считала себя ключом. И боялась за души своих родных.
«Прежде чем верить тому, что тебе говорят, – думай», – мысленно повторила я слова возницы и вздохнула: он оказался прав.
– Ой… Бегу… – перепуганно воскликнул тот же голос, и из-за плетня раздался топот.
