Олег Говда - Рыцарь
Балахон, в который был одет путник, от пыли и засохшей грязи стал рыжевато-серым и не давал понять, к какому общественному сословию принадлежит его владелец.
Введенный этим в заблуждение младший стражник хотел было высказать свое мнение относительно столь варварского обращения с благородным животным, но, к счастью, не успел. Прибывший спешился, выпрямился во весь немалый рост и небрежно распахнул на груди плащ. Перед глазами часовых блеснул медальон в виде серебряного паука с синим диском в передних лапах. Оба стражника в то же мгновение торопливо развели копья и уважительно, согласно уставу, наклонили головы и опустили глаза.
– Коня выгулять и поставить в королевскую конюшню, – ни к кому конкретно не обращаясь, неприятным хрипловатым баском произнес Ищущий истину, потом добыл из кармана несколько монет и бросил их под ноги оцепенелым стражникам.
Немного замешкался возле девушки, что так и замерла, присев на корточках у корзины, но отчего-то забыв опустить глаза. Мазнул тяжелым взглядом по ее милому личику. Значительно дольше задержал его на зрелых полушариях, взволнованно натягивающих достаточно глубокий вырез рубашки, неопределенно хмыкнул, а затем поспешно протеснился в незапертую калитку и очутился на Таможенной площади, с которой, собственно, и начинался город.
Мелодичное звяканье золота по мостовой не спутаешь ни с чем. Поэтому, как только шаги хранителя стихли, воины ринулись за монетами.
– Смотри-ка! – удивленно воскликнул Аким. – Дукаты! Цельных два малых дуката!
– Месячная плата, – восторженно покрутил головой Лучезар, беря заморенную лошадь под уздцы. – Ну, ну, хороший мой… – проговорил ласково, слегка похлопывая свободной рукой вороного по шее и обтирая ему ноздри от едкой пены какой-то тряпицей, полученной от Забавы. – Чуток потерпи. Восстановим дыхание, остынем. А потом напьемся вволю и отдохнем…
И прибавил, обращаясь уже к Акиму, что тем временем снимал с коня седло:
– Я начинаю сомневаться в том, что оживленное движение у ворот так плохо, как ты рассказывал. Дадим одну серебряную монетку Лысогору за нарушение Устава, а у самих еще золотой и девять серебряных останется. Живем! Не знаешь, кто это был?
– Ты что, пенек гнилой, не узнал Ищущего истину? Ослеп, что ли? Не видел паука на груди?
– Почему же не видел… Видел и знак распознал, а вот лицо хранителя мне не знакомо.
– Это Вышемир! Любимый ученик и приятель советника королевы. Сам он из Зеленых Вепрей, а те всегда отличались своими причудами. Так что никогда не знаешь, наградит ни за что, как сейчас, или пакость какую учинит…
– Не стоит продолжать. Кто же в Турине не слыхал о Вышемире? И не знает, что Ищущий истину просто свирепеет, когда что-то происходит не так, как ему хотелось бы. Я только не встречал его прежде. Тогда десятнику вообще фигу с маком, – оживился младший стражник. – Пусть попробует оспорить приказ Ищущего истину.
– Вот и храни свой золотой в память о встрече. Не пропей…
– Не беспокойся, – улыбнулся Лучезар. – Мы найдем для него лучшее применение. Правда, ласточка? – спросил девушку.
От обращенных к ней слов девушка опомнилась и сбросила с себя неожиданное оцепенение, которым сковал ее взгляд мудреца, и растерянно затрепетала ресницами.
– Что?…
Лучезар заглянул ей в глаза и расхохотался.
– Ты смотри, Аким, Забава влюбилась в хранителя! – ткнул локтем товарища.
– Болван, – ответила та обиженно, подхватила корзину и побежала к реке, соблазнительно сверкая стройными лодыжками.
– Действительно влюбилась, что ли? – удивленно почесал затылок парень, сводя коня с моста.
– Я не стал бы шутить такими вещами, – неожиданно серьезно оборвал его Аким. – При всей доброте к простолюдинам, с хранителями никогда не знаешь, чего они хотят в действительности… Вот надумает забрать Вышемир Забаву себе, что тогда станешь делать?
– Убью обоих! – Лучезар так зыркнул на приятеля, что тот и на мгновение не засомневался в его словах. Действительно, убьет сгоряча или хотя бы попытается.
– А пуповина не развяжется? Ищущий истину – это не пьяный рудокоп в корчме. На его стороне Сила! Они такое знают и умеют, что тебе и в страшном сне не приснится. Не пользуются умением из-за присяги, но кто знает, что им разрешено в случае смертельной опасности.
– Тогда, лишь ее… – уже не так уверенно ответил молодой стражник.
– Еще лучше, – хмыкнул Аким. – А ее за что? Проучить птичку за то, что змее в рот прыгнула? И это после слов, что с нее не убудет, да?
– Ты бы лучше посоветовал чего, – уже совсем тихо сказал парень. – А ругаться я и сам умею.
– А совет мой таков: если действительно любишь, а не время приятно проводишь – не тяни со свадьбой. Забава девушка хорошенькая. А добрый товар никогда не залеживается. Всегда найдется рука, которая если не купить, то хотя бы пощупать захочет. И какая разница чья: татя или иного негоцианта?
– Скажи, Аким, а ты и в самом деле думаешь, что хранитель может ее себе забрать?
– Я ничего не думаю, просто предостерегаю. Мой покойный отец всегда говаривал: «То, чем действительно дорожишь, надо надежно хранить не только после того, как вора заметишь».
– Вот напасть… – Видно было, что парень совсем упал духом, будто вся эта мнимая трагедия не вымышлена его товарищем, а уже случившееся событие. – Что же делать? Я ж ее и в самом деле…
Аким поднес руку и значимо постучал кулаком себя по шлему.
– Ну-ну, коли сам не подставишься, то никто и не пнет, – успокоил как смог товарища Аким и перевел разговор на другую тему. – А я свой золотой сохраню для покупки коня.
– На коня? – удивился Лучезар. – А что с твоим гнедым случилось?
– То – королевский… А я хочу завести собственного. И корову… И свинку, и овечек…
– Когда же ты за всем этим будешь присматривать? И где держать?… Ведь на королевскую конюшню даже коня не пустят, если он будет лично твоим. А не то что корову…
– Женюсь на Оляне, вдове бондаря Бивоя.
– Ага, – засмеялся Лучезар, понемногу набирая привычной самоуверенности. – Ты хочешь того же, что и я от Забавы, только выбираешь значительно более длинную дорогу. Потому что сначала платишь, и только тогда идешь за товаром. И как, мягкие у нее перины?
– Не твоего ума дело… – буркнул Аким, который считал эту тему слишком серьезной, чтобы попусту опошлять ее языком.
– Не сердись. Это я так, от нечего делать. Хотя если обстоятельно подсчитать, то верная жена гораздо дороже блудливой девки обходится.
– Тьфу, – в который раз сплюнул под ноги старший товарищ. – Вот язык без костей. Никак я тебя не пойму. А если бы твоя невеста да вдруг узнала, что ты о ней мелешь?
– Не поверит, – серьезно ответил парень. – Для таких, как Забава, плохих людей не существует. Мне порой самому страшно за нее. Каждому слову верит. Но ведь всегда белым и пушистым не будешь, все равно изгваздаешься. Если не об одно, так о другое. Да и с чего это ты вдруг о ее чести забеспокоился? Ихний товар, их и забота – хранить, пока стоящую цену предложат, или приторговывать потихоньку в розницу. Хоть что ты мне ни говори, а не верю я во все эти скромно потупленные глазки и стыдливый румянец. Как мы на них облавы устраиваем, так и они в засаде сидят, разбросав вокруг приманку, и перебирают: тот недостаточно красив, этот статью не вышел, а вон тот – всем хорош, но слишком беден.
– Тебя послушать, – буркнул Аким, – так начинаешь радоваться, что бобылем остался. А баба сидящей на дереве дикой рысью покажется.
– А ты лживым чарам не поддавайся, ума не теряй, глядишь, и сам из добычи в охотника превратишься, – улыбнулся лукаво младший товарищ. – И тогда не собственная дурная голова чью-то стену украсит, а совсем даже наоборот – бархатная шкурка прелестной хищницы твое ложе согреет.
– Да, – удивленно помотал головой старший товарищ. – Мудрено говоришь. Как будто из нас двоих тебе седина волосы посеребрила. А я тебе так скажу, друг, с девками, как с «костями». Иной сразу все «шестерки» выбросит, и счастлив до смерти, а другой – сколько ни трясет, у соседа расклад лучше. Но тут уж либо рисковать, либо за стол не садиться. Главное – распознать, когда пора закончить кон, и не переиграть самого себя.
* * *Пройдя сквозь глубокую арку и невольно задержавшись по ту сторону ворот из-за одеревеневших в седле ног, хранитель слышал весь разговор стражников. Крестьянские дети не умели говорить шепотом, и даже о самом потаенном орали так, словно переговаривались через бурный поток. Вышемир довольно ухмыльнулся. Своеобразный философский подход младшего воина ему понравился, и он взял его на заметку. Такие парни, без особых моральных устоев и с завышенной самооценкой, всегда могли пригодиться в делах, где излишняя щепетильность только вредит.