Владислав Русанов - Братья крови
– Вход в подвал через первый, третий и четвертый, – сказал Семен.
– Ты с Джамилем туда, – пальцем указал Амвросий. – Селиван с Афоней туда. Андрий со мной. Пошли!
Входя в подъезд, воняющий гнильем и кошачьей мочой, я почувствовал, как легонько сдавило виски. Это киевский Князь раскинул паутину невидимости от случайного взгляда. И вовремя. За ближайшей дверью я почувствовал настороженность и страх.
Подвал встретил нас сырым затхлым воздухом, хлюпающей под ногами мерзкой жижей и свисающими с низкого потолка космами паутины вкупе с плесенью. Ржавые трубы плакали звонкой капелью. Кое-где я заметил наспех сбитые тесные клетушки. Очевидно, люди пытались хранить в них запасы еды. Поразительно! Как можно держать пищу в таких условиях?
Амвросий с мечом в руках, чьи серебряные окрайки лезвия неярко светились для моего внутреннего взора, уверенно двинулся сквозь рукотворный лабиринт. Для него путешествия в человеческих трущобах были не в диковинку.
Ни крысы, ни коты, обычные обитатели подвалов, не выдавали своего присутствия. Все верно. Вблизи логовища зверей никто, наделенный самой малой любовью к жизни, селиться не будет.
Вдалеке хлопнула дверь. Вряд ли многоопытный Семен допустил оплошность. Скорее всего, так и было задумано, чтобы заставить нашу добычу выдать себя.
Сжимая рукоять палаша, я занял позицию вровень с князем. Теперь мы полностью перекрывали довольно широкий проход.
Пронзительный визг резанул по ушам!
Сталь с вязким чавканьем врубилась в плоть, круша кости.
– Ату их! – загремел голос Селивана. – Ату!
Подвал наполнился шорохами, вскриками, испуганным подвыванием, треском ломаемых фанерных перегородок.
Четыре тени вылетели прямо на нас из-за кирпичного простенка. Три из них – отвратительные паукообразные создания, обряженные в засаленные лохмотья, – передвигались длинными прыжками, словно гончие псы, отталкиваясь от труб и куч перемешанного со строительным мусором песка. Афоня преследовал их стремительным скользящим шагом и в десятке метров перед нами настиг последнего.
Птенец Амвросия обрушился на спину зверя. Сжав ладонями поросший бурой шерстью череп, крутанул. Сухо хрустнули позвонки.
И тут бегущие впереди звери поравнялись с нами. Я рассчитывал, что они просто попытаются прорваться и улизнуть – обычно дикие кровососы не отличаются храбростью, нападают на слабых и беззащитных, а от опасного врага трусливо бегут. Поэтому я поднял палаш повыше, намереваясь одним ударом срубить голову тому из вампиров, который оказался передо мной. И едва успел отпрыгнуть, уворачиваясь от взмаха когтистой лапы.
Будь на моем месте человек, удар выпустил бы ему кишки. Но, к счастью, скорость и реакция кровных братьев существенно отличается от людской. Коготь лишь вскользь зацепил брючину.
Я пнул зверя в подбородок и рубанул сверху вниз.
Изогнувшись неимоверным образом, зверь спас шею. Клинок вонзился в плечо, начисто срезав руку. Возвратным движением я вогнал острие между ребер. Тварь отчаянно завизжала, выгибаясь в предсмертной муке.
Осиновый кол – выдумки из разряда тех неимоверных глупостей, которыми обросли истории о вампирах в людской молве. Неважно, чем пробить сердце «неживого». Главное, попасть. А уж этому я за шесть веков сумел выучиться. Вот Ладвиг фон Раабе всегда предпочитал рубить головы. Считал, что это надежнее.
Наступив на грудину, я вытащил меч из стремительно усыхающего трупа и повернулся к Амвросию.
Представшая моим глазам картина заставила зашевелиться волосы на голове. Что угодно я готов был увидеть, но не это.
Зверь стоял, выпрямившись, гордо расправив плечи, и двумя ладонями удерживал меч Амвросия, обхватив лезвие. А один из сильнейших вампиров Евразии ничего не мог поделать, хоть и прилагал, судя по окаменевшему лицу, все усилия. Прикосновение к серебру не прошло для кровососа безнаказанно – кожа тлела, тонкие дымные змейки опутывали клинок, словно паутина, – но зверь, казалось, не замечал боли. Узкие, синюшные губы растянулись в злорадной усмешке, обнажая ровные, здоровые зубы заправского хищника.
Я шагнул вперед, занося палаш.
– Ну давай! – каркнул зверь вполне членораздельно. – Убивай. Мы все уйдем в Великую Тьму. Рано или поздно. Я так устал бояться, что мечтаю о встрече с ней. Они сильнее нас. Они – потоп, опустошающий землю!
«Ну сейчас он получит»! – подумал я, начиная движение.
– Стой! – сквозь зубы прохрипел Амвросий. – Погоди, Андрий!
Трудно остановить меч, начавший смертельный полет. Практически невозможно. Мне удалось лишь изменить направление удара. Клинок врезался в покрытую белесыми разводами трубу. Жалобно зазвенев, лопнуло прогнившее железо, выпуская тонкую струйку пара.
Амвросий благодарно кивнул, а когда он обратился к зверю, в голосе вампира звучала едва ли не мольба:
– Говори! Говори еще, и я пощажу тебя.
Издевательский хохот послужил ответом.
– Я плевал на твою пощаду! Всех нас ждут объятия Великой Тьмы! Могучий киевский Князь, ты боишься небытия?!
– Ах ты кровосос паршивый, – прошипел Амвросий. – Да я тебя…
– Ты – ничто! Пылинка в сравнении с грядущей лавиной! Они уже близко. Они идут. Они – разрушительные бури и злобные ветры. Они – предвестники чумы. Они – мор, глад и избавление от жизни всех живущих. Грядут трононосцы Ниннкигаль…
С этими словами зверь шагнул вперед, насаживаясь грудью на клинок. На лице его застыла блаженная улыбка.
Острие вошло в сердце, как в масло. «Немертвый» осел на пол, съеживаясь на глазах.
Через несколько мгновений в груде лохмотьев с трудом угадывались истлевшие кости. Такова наша расплата за бессмертие – уйдя к Великой Тьме, превращаться в старый труп. Горсткой праха стану я, станет Амвросий, станет Селиван. А вот Афоня, к примеру, превратится в обтянутый иссохшей кожей скелет – ведь его семьдесят лет посмертия не такой уж и великий срок.
И внезапно меня осенило.
– Княже! – Я даже схватил Амвросия за рукав, позабыв о хороших манерах. – Сколько ему лет, княже? Тебе доводилось видеть зверя, не уступающего возрастом высшему вампиру?
Мой старый друг молчал, глядя прямо перед собой. Меч в безвольно опущенной руке воткнулся острием в грязь.
– Княже! Слышишь ли ты меня?
Кто-то осторожно коснулся моего плеча.
Повернув голову, я увидел Афанасия, слегка растерянного, но, по обыкновению, сурового. Сибиряк глазами указывал мне за спину.
– Оставь его, – прошептал он одними губами. – Смотри лучше…
Я развернулся. Убитый мною зверь тоже обратился в скелет, присыпанный кое-где серым прахом.
– Сколько же им лет?
– Не знаю, – покачал я головой. – Не меньше трехсот, думаю.
– А мой помоложе будет, – птенец Амвросия поднял за волосы голову, которую несколько минут тому назад попросту оторвал.
В самом деле, его зверя разложение еще не затронуло столь сильно. Трупные пятна, следы тления, но черты лица вполне узнаваемые. Не самые, кстати, красивые, с моей точки зрения.
– Подбросить, что ли, в Таращанский лес? То-то будет суеты у ментов киевских, – ухмыльнулся Афанасий. К правоохранительным органом он относился без малейшего уважения, считая их не способными навести порядок в городе, а следовательно, бесполезными.
– С чего бы это? – удивился я.
– А подумают, что журналисты у них двухголовые.
– Какие еще журналисты?
– Ты что, Анджей, – настал черед Афони округлять глаза, – телевизор не смотришь, радио не слушаешь?
– Нет, – совершенно искренне ответил я.
– Как же ты живешь?
– Мне книг хватает. А если что интересное, то Збышек сообщает. Или вырезку дает из газеты почитать, или распечатывает на этом, как его…
– На принтере?
– Точно.
– Ну ты даешь, Анджей… Ладно. С головой журналиста проехали. Слишком долго объяснять, – он отбросил оторванную голову, будто пустую бутылку, и она откатилась за угол.
К нам скорым шагом приближались остальные участники охоты. Джамиль хмурился, Селиван поигрывал саблей, еще ощущая острый азарт недавно завершенной схватки, а Семен внимательно оглядывался по сторонам, будто бы ожидая подвоха.
Увидев задумчиво стоящего Амвросия, они понурились. Только отчаянный Селиван доложил мне, как старшему по возрасту после князя:
– Ни один не ушел. Всех упокоили.
В его взгляде читался невысказанный вопрос, но мне не хотелось вдаваться в разъяснения. Они должны ощущать настроение Мастера, и этого пока довольно. Захочет Амвросий, сам все расскажет. А нет… Ну, значит, нет. Что поделаешь?
Словно подслушав мои мысли, Князь неспешно повернулся.
– Как там у Толстого было, Андрий? «Амвросий своим удальцам говорит: „Пора уж домой нам, ребята!“».
– «Не сетуй, хозяйка, и будь веселей, сама ж ты впустила веселых гостей!»—в тон ему ответил я.
– Тогда пошли к автомобилю… Сергий, поди, заждался.
Всю обратную дорогу он не проронил ни словечка. Вернувшись на Беличи, попрощался со мной и птенцами, сразу удалившись в келью.
