Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
Парни еще гудели, обсуждая сиськи и справную задницу хуторянки, а вот я задумался совсем о другом. А что тут вообще происходит? Империя на грани катастрофы, а где огнестрел? Я же точно помню, что ингредиенты пороха сыну диктовал. Я, как любой обычный человек, не знаю точных пропорций селитры, серы и угля, но подобрать-то можно? У меня ведь на тот момент даже металлургии толковой не было. Чугун лить практически не умели, сталь получалась через раз и все время разного качества, а про сверлильные станки я и вовсе молчу. А тут вроде бы все уже есть, и чугунные ограды я своими глазами видел. Да, я сам говорил Бериславу, чтобы не гнали лошадей, но ведь не настолько же…
Глава 4
Что такое три недели пешком для пяти сотен здоровых парней? Да ничего. Только два человека ноги стерли, получили за это порцию палок и стандартное предписание прибыть в часть своим ходом. За отклонение от маршрута повяжут в первой же веси, а если при задержании убьют, староста вырезанную татуировку с личным номером должен в отделение Ордена сдать. Они дезертиров карают. Так что дошли мы с огоньком, мечтая о миске бобов с олениной, первой получке и толпах пышнотелых девок, которые ждут в тамошних селениях таких бравых парней, как мы. Действительность оказалась к нам жестока…
— Ну и жопа здесь… — выразил общее мнение Дуб, и я впервые за многие годы был с ним согласен. Он потерял свое место на вершине пищевой пирамиды, потому как нам выдали штатные тесаки длиной в полтора локтя, и управлялись мы ими не в пример ловчее, чем этот не по годам могучий увалень. Впрочем, если вытащил нож и пролил хоть каплю крови товарища — будь готов повиснуть с узлом за ухом. Устав таким поблажек не дает.
Торуньский перевал, соединяющий Галич и Братиславу, петлял по горам и упирался в небольшую крепость, которая закрывала его в самом узком месте. Лес по склонам гор был старательно изувечен до того, что и человек не проберется, не то, что конная орда. Торговый караван мог пройти лишь через крепостные ворота, где его ждали мытари. Только вот сейчас торговля оскудела так, что даже мытарей убрали. Хилый ручеек товаров тек через Измаил, да и то все это было скорее замаскированной данью, которой умасливали кагана. Выходило так, что засека и каменная стена перекрывали перевал наглухо. Я этот замок прекрасно знал, потому место для него утверждал самолично. И таких унылых рож там точно не было. Служба воинская в мое время весьма почетной считалась.
Пять башен спереди, пять сзади. Стены — двенадцать локтей высотой. Замок совсем небольшой, и на обстрел легионной артиллерией не рассчитан. Он должен сдержать босоту из ближайшего леса и кочевников с луками, и с этой ролью прекрасно справляется уже две с половиной сотни лет. Здесь есть казарма, дома офицеров, склады и небольшая конюшня. Ну и по мелочи — кузня, шорная мастерская и пекарня с мельницей, жернов которой крутит унылый ослик. Офицерские дома стоят, прижимаясь к восточной стене, чтобы стрелы не долетали, а казармы и конюшни — у западной, потому как солдатам перелетающие через стену стрелы уставом запрещено бояться. В середине — плац, утоптанный до каменного состояния, и несколько деревьев, которые, видимо должны были придать здешней унылости хоть какое-то подобие жизни. А вокруг — горы, лес и прозрачно-чистый воздух. Баб, что характерно, не наблюдается совсем. Сказочное место.
— Батальон! Равняйсь! Смирно! — пронеслось по плацу, и мы привычно выстроились по взводам, повернув подбородок по уставу, стараясь разглядеть грудь четвертого.
Его высокородие, пан майор Мазовшанский, наш будущий отец родной, окинул пополнение тяжелым похмельным взглядом. Он, видимо, и по молодости красотой не блистал, а порванное болгарской стрелой ухо и косой шрам на багровой морде сделали его и вовсе страшнее первого курса в Сиротской Сотне. А поскольку из развлечений на Лимесе — только охота и брага из зерна и ягод, то образ местного владыки принимает абсолютную завершенность. Майор мечтал выйти в отставку, до которой, судя по всему, ему оставалось года два-три. Офицеры служили как солдаты, двадцать четыре года. Они тоже рабы императора, только погоны нарядные носят и такому, как я, могут невозбранно харю набить.
— Разойтись! Офицеры — ко мне!
Парни рассыпались по плацу, выбирая местечко, где можно прилечь и присесть. Нас скоро разведут по казармам, где дадут койку и миску жратвы. На оленину мы уже особенно не надеялись, да и «цветущие» рожи старослужащих тоже прилива энтузиазма не вызывали. Обычная богом забытая дыра на границе с дикими землями, где служат солдаты, ленивое отребье, да офицеры-алкоголики без связей и перспектив. Такого добра и в мою бытность военным хватало, в 90-е особенно.
Я, в отличие от товарищей, сделал несколько телодвижений, чтобы приблизиться к кучке командиров и услышать хоть слово из того, о чем говорил пан майор. Шагах в десяти от них дерево росло, вот за ним-то я и устроился.
— Девятый взвод! — услышал я и обрадовался. Может, и обо мне сейчас что-нибудь хорошее скажут. — Клейменов, второй Клейменов, Шлюхин, Гулящих, Приблудный, Золотарев, Татёв… Твою ж мать! Ну почему всех выродков ко мне гонят! Десятый взвод, где списки? Ну и тут не лучше… А, вот и Выродков нашелся! Я думал, уже и не пришлют. У Солеградских подьячих совсем фантазии нет. Делать-то эти сопляки умеют хоть что-то?
— Обучены как должно, ваше сиятельство, — услышал я льстивый голос капитана, командира первой роты.
— Я не сиятельство и никогда им не стану, — проворчал майор. — У меня два старших брата есть, а у них свои дети подрастают. Так что давай без лести, не люблю… Разводите свою шваль по казармам, получите по два бойца из старых на отделение.
— Сколько? — ахнули офицеры. — Два? Да побойтесь бога, ваше высокородие! Отроков же как цыплят перебьют!
— У меня батальон, — рыкнул на них майор, — сто двадцать семь душ. Из них десяток калек, которых я до дембеля от проверок откупаю, чтобы без пенсии с голоду не подохли. Столько после прошлогоднего набега осталось из трех с половиной сотен. Гребитесь как хотите, панове. Проявите солдатскую смекалку. Вы первое пополнение, что мне за последние два года соизволили прислать. В штабе округа и не почесались бы, но у нас впереди самое веселье.
