Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
Вот такая идеология порождала людей обстоятельных и неспешных, ибо зачем спешить, когда жизнь, как и власть государей, неизменна уже многие столетия. Этот постулат вколотили так основательно, что даже меня пробивало. Если бы сам не видел, какова эта вечность была изначально, в жизни бы не поверил. Но надо отдать должное: мои дети, внуки и правнуки серьезную работу проделали, сотворив из мешанины всевозможных племен что-то похожее на единый народ. Даже разные языки, на которых говорили потомки ляхов, обров и далматинцев считались просто элементом фольклора, не имеющим отношения к империуму, абсолюту, который довлел над всеми. Тем более что столичный диалект, принятый на севере как государственный язык, более-менее понимали абсолютно все, кроме дремучих поморских лесовиков. Делопроизводство велось именно на нем, и церковная служба тоже. И не захочешь, а выучишь.
— Слышь, Януш, — негромко шепнул я товарищу. — А Дуб меня ночью не прибьет, как думаешь?
— Не, — ответил тот не раздумывая. — За драку в походе кнут полагается, а за повторное нарушение — петля на шею. Армия — это тебе не Сотня. А ты чего спрашиваешь? Сам знать должен.
Голова! Помню все какими-то кусками! Но делать нечего, и я снова уставился за борт, где начал разглядывать идиллические картины деревенской жизни. Однодворцы жили богато, не чета смердам. Тут многие и батраков имеют из дальней родни. Да и как не иметь, если хутор от веку неделимым считается. Вот и приходится младшим сыновьям либо спину гнуть на родню, либо в войско идти, либо к артели смердов приписываться. Мест в гвардейских легионах на всех не хватает, а служба на Лимесе даже хуже крестьянского тягла. Смердов хоть не убивают почем зря. Нам плыть до Будапешта. Тут рукой подать. А вот за ним начинается дорога к Торуньскому перевалу, за которым славный град Галич, взятый на копье болгарами, и дорога на Киев и Танаис, город в устье Дона. Оттуда путь идет на Итиль, что в дельте Волги, а за ним — Каспий и Персия. Этот путь для империи закрыт, и она несет немалые убытки, пока князь Новгорода Ильменского складывает серебро в сундуки. Он-то как раз от этого выиграл. Весь поток товаров через него идет.
Девять взводов, со второго по десятый, гонят в одно место. Совсем немало, полный пехотный батальон. Тагмы и сотни — это у снобов гвардейцев, а у нас вот так: отделения, взводы и роты… Странно это. Либо пополнение уже девать некуда, либо строго наоборот, на перевалах такая задница, что сопляками дыры затыкают. В столице до этого никому дела нет. Лимес всегда горит, а войско его царственности героически сдерживает прорывы варваров, лишь изредка призывая на усиление гвардейские легионы. Легион — силища неимоверная! Да полка панцирной пехоты по две с половиной тысячи воинов, полк клибанариев, полк кирасир и полк легкой конницы из аварских родов. Он сам по себе армия, и втопчет в пыль любого врага. Ну… так думали до недавнего времени, когда лет тридцать назад 3-й Дакийский сунулся за Карпаты, пытаясь отбить Киев, и едва ноги оттуда унес, потеряв половину личного состава. Как выяснилось, тяжелая конница у болгар ничуть не хуже, чем у нас. Попробовали еще лет через пять сходить туда двумя легионами, но и там все закончилось скверно. Болгары не стали принимать прямого сражения, они ушли в степь и начали отрезать подвоз припасов. Лето было сухим, и болгары пару раз ловили попутный ветер и поджигали траву. Сотни воинов тогда погибли в огне, и почти весь обоз. А потом, когда умирающие от голода легионы потащились назад, их начали бить на марше и на переправах. Ослабевшие от бескормицы кони клибанариев не могли взять разгон, и цвет римской кавалерии сгинул в причерноморских степях. После этого империя перешла в глухую оборону, плотно запечатав перевалы. Государи смирились с потерей Закарпатья и начали платить степнякам дань, стыдливо называя это подарками. А теперь, когда болгары слились с ордой мадьяр и печенегов, даже представить страшно, что будет, если они решатся напасть. Одни только замки на перевалах и Засечная черта сдерживает степняков от того, чтобы прорваться на мирные земли империи. Тут не знали войны уже больше двухсот лет, и смерды давно позабыли, как держать копье и лук. Государи наши во избежание бунтов черни крестьянское ополчение распустило навеки и превратило землепашцев в плательщиков податей, прямо как у ромеев.
— Глянь какая! Я бы ей вдул!!! — крикнул кто-то из парней, и все повскакивали с мест и начали свистеть и улюлюкать.
Пышнотелая девка из хуторских, которая подоткнула подол повыше, полоская белье, игриво улыбнулась, упиваясь всеобщим вниманием, и даже не подумала опустить юбку. Напротив, она гордо выпрямилась, выставив вперед налитую грудь и смущая парней гладкой белизной ляжек. Мы чуть ладью не перевернули, навалившись на борт, а вопли разошедшейся солдатни подняли тучи уток из камышей.
— Я помру сейчас! — простонал Марк, чернявый парнишка-далматинец, сидевший рядом с нами. Он пожирал девчонку глазами. — Интересно, там бабы будут?
— Будут, — ответил быстрый и живой как ртуть Гуня, наш штатный острослов. — Только они мохнатые и зимой спят. Можешь подлезть к такой, если совсем невмоготу станет. Она и не проснется.
— Гы-гы… — прокатилось по ладье, а мы чуть шеи не свернули, провожая девку жадным взглядом. Так-то лимитантам, в отличие от гвардейцев, жениться разрешено. Да только нечасто на границе можно бабу найти, да еще такую тупую, чтобы за солдата пошла. Либо страшные девки, оспой изуродованные, нашими женами становятся, либо гулящие, либо вдовые
