Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
Глава 2
Мой лучший и единственный друг — Януш Клейменов, тот самый мальчишка, что сидел рядом со мной в палате на табуретке и давал пить. Большая жертва с его стороны, учитывая, что увольнительных в месяце всего четыре, и два из них преспокойно могли быть заменены нарядом за малейшую провинность. Был он невысокий, тощий и взъерошенный, как воробей. И, как и в моем случае, его фамилия говорила о многом. Происходил Януш из Солеградского жупанства, деревня Малые Душегубы. Почему название такое? Да потому что вокруг Солеграда частенько селили каторжников с клеймом на плече, отбывших свой срок и умудрившихся не сдохнуть в соляной шахте. Деревеньки там были одна другой краше — Висельники, Ухорезы, Горлохваты и прочие негодяи. И многие из них почковались выселками, а потому такие названия множились, прибавляя к имени метрополии приставку «Верхние», «Нижние» или «Новые». Раз в полсотни лет милостивые государи наши брались переименовывать эти деревни в нечто более благозвучное, но внезапно выясняли, что они давно уже переименованы их предшественниками, и в своем порыве останавливались. По документам деревни числились Всесвятскими, Рождественскими, Никольскими и прочими, но новых названий никто, включая местных жупанов, не знал и знать не хотел. А потому даже в официальной переписке использовались наименования, понятные всем, а не только чинушам из Земельного ведомства.
А вот дьяки Рекрутского Приказа Солеградское жупанство очень любили. Народец там жил боевой, не чета замордованным податями смердам Далмации, Сербии или Чехии, а потому все сироты и прижитые незамужними девицами ублюдки шли после положенных лет прямиком в славное Гвардейское имени маршала Деметрия Братиславское общевойсковое училище. Ну, теперь-то и вы поняли, почему его так никто не называл… Почему мальчишек забирали в семь лет? Да потому что, коли дожил ты до этого срока, значит и дальше жить будешь, а не сгоришь от случайной простуды или какого-нибудь особенно злого поноса. У смердов половина детей до трех лет помирает, а казне ни к чему такие расходы впустую нести. А учитывая, что сирот в семьях родичей кормили по остаточному принципу, то на службу шли те, кто за жизнь был приучен цепляться зубами и когтями. Те, кто и еду в ночи с соседского поля украдет, и у собаки дворовой кусок из пасти вырвет. Вот такая циничная математика…
Несмотря на то что училище занимало под тысячу квадратных десятин и напоминало нечто-то среднее между сельхозартелью, военным лагерем и тюрьмой, его по-прежнему именовали Сиротской Сотней, с каковым неблагозвучным названием оно и существовало третье столетие. Императорам постоянно требовалось мясо для войны, а потому после каждой эпидемии чумы или дизентерии Сотня распухала до неприличия, принимая в свои ласковые объятия новых отроков. Милость государей наших не знает границ, а потому они предпочитали бросать на убой безродных босяков, а не детей приличных родителей, исправно платящих налоги. Впрочем, частенько не хватало и сирот, и тогда Рекрутский Приказ начинал мести железной метлой, забирая в армию по одному парню с пятидесяти семей. А среди хуторян-однодворцев — по одному драгуну с сорока десятин. Надо ли объяснять, что головы сельхозартелей в армию слали либо лодырей, либо смутьянов, либо никчемных пьяниц, а дьяки, получив мзду, закрывали на это глаза. В империи в ходу была поговорка, пришедшая из далекого Китая: из хорошего железа не делают гвоздей, хороший человек не пойдет в солдаты. Впрочем, четырех гвардейских легионов это не касалось. Их офицерский корпус, укомплектованный потомственной знатью, танцевал на балах бургундские минуэты и нейстрийские ригоданы, кутил напропалую, играл в карты и задирал юбки местным купчихам. Легионерам, как и коннице, платили по первому разряду, а вот швалью вроде меня комплектовали части лимитантов-пограничников, которые считались отбросами еще со времен императора Диоклетиана.
— Эй! — Януш чувствительно ткнул меня в бок. — Чего встал? Пошли же, Стах! Увольнительная до заката только!
Да, он прав. Надо поспешить, пока на кармане звенят два гривенника с половиной стипендии. Откладывать смысла нет, да и соблазнов вокруг — безумное количество. Училище наше занимает огромный кусок земли на левом берегу Дуная, сразу за третьей стеной, построенной лет сто назад, когда майордом Австразии Карл Пипинид, прямой потомок святого Арнульфа, объявил себя королем и захватил всю Галлию. Он такого ужаса нагнал, что Братиславу срочно еще одной стеной обвели. Она тогда столицей не была. Императоры в теплой Салоне нежились, во дворце Диоклетиана, который стал их резиденцией. Если бы не тогдашний цезарь Мечислав, который Карла, которого уже при жизни называли Великим, расколотил, может, императорами сейчас германцы были бы. Глупость, кажется, да только воевали с франками три десятка лет. В результате Галлию опять раздробили на четыре королевства, вернули законных королей Меровингов, а наследственных майордомов ставить запретили вовеки. Империя после той войны до сих пор раны зализывает. Разорение было страшное, в Италии особенно. Карл к Риму рвался, чтобы там диадему на себя возложить. Очень он хотел четвертым императором стать, сокрушить готскую Испанию и восстановить империю в ее старых границах. Но триединые государи наши сморщили носы и заявили, что они все от рода Самослава Равноапостольного, а он — какой-то немытый франк из-за Мааса. В общем, не договорились, и тогдашнюю Европу залило кровушкой по самую макушку, от Неаполя до Андоверписа, что во Фризии.
Все же память у меня до конца не восстановилась, потому что я ходил по улицам, раскрыв рот. Старая Братислава, которая мне запомнилась, теперь называлась Белым городом, и простонародью туда хода не было. Там жили нобили, дьяки из старых семей и «черные» из ордена святой Ванды. Люди попроще селились в пределах Нового города, который вырос раз в десять больше Белого, а совсем уж голытьба ютилась в посаде, который облепил городские стены лачугами разной степени убогости.
Тут, в Новом городе, мощеных улиц почти нет, кроме тех, где жили главы мелких ремесленных гильдий и богатые купцы. Те в складчину нанимали каменотесов и застилали дорогу ровными плитами, чтобы было всё как у настоящих людей, за второй стеной. А где же первая стена? А вот она! Цитадель на Княжьей горе возвышалась над столицей угрюмым серым булыжником. Там и не поменялось ничего, разве что башни украсили кокетливые шатровые крыши с трехголовыми орлами, живо напомнившими мне рыбацкий крючок-тройник, с которым ходят на щуку.
Дома здесь тесно лепились друг к другу, и одноэтажных не было
