Раб и меч - Сэм Альфсен
Наконец Нуска хрипло заговорил:
– В моей жизни… больше нет смысла, учитель. Если на моих глазах кто-то будет умирать, то всё, что я смогу сделать, – это похоронить тело. Учитель, я больше не могу различать дэ. Я не вижу, не слышу, не чувствую. Весь мир в одночасье стал серым. Беспроглядно серым…
Нуска боялся, что Минхэ скажет что-то вроде: «Обычные люди так живут, вот и ты сможешь» или «Я вот не могу лечить болезни, так что, моя жизнь тоже бессмысленна?».
Однако Минхэ просто слушал и гладил пожелтевшие волосы Нуски.
– Учитель… если Син будет умирать на моих глазах, то я… не смогу ему помочь.
– Поговори с ним перед отъездом.
– Зачем?
– Не нужно уезжать, храня в сердце обиды. И, Нуска… у тебя были подобные проблемы с рукой. Я думаю, что и в этот раз все духи мира будут на твоей стороне. Если тебе понадобится моя помощь, то я примчусь в мгновение ока. Знай, что ты не один наедине со своей бедой.
Взгляд учителя был мягким. Его глаза лучились светом и неподдельной добротой.
– Спасибо, учитель Минхэ.
– И… я записал для тебя некоторые методы тренировок. Мне они когда-то помогли. Но что бы ни случилось, Нуска, знай, что ты оказался здесь не благодаря своим лекарским способностям. Этого было бы слишком мало, чтобы сразить две сотни воинов в ущелье Айнрад. Когда-то на вершину горы в одиночку забрался не великий лекарь, а Нуска. Ты – это намного больше, чем средство от всех болезней.
Эти слова одновременно и резали, и отрезвляли. Но они подталкивали Нуску к смирению. Слёзы высыхали, раны на сердце – затягивались, но на их месте образовывались не поддающиеся лечению рубцы.
Нуска последовал совету Минхэ. Оставался час до отъезда в Хавану. Не стучась, лекарь – а лекарь ли он теперь? – ворвался в покои эрда.
Син не был занят бумагами. Он стоял и внимательно смотрел в окно.
– Хотите проследить, влезу ли я послушно в карету? – с усмешкой спросил Нуска.
Син обернулся. Его лицо казалось усталым, но Нуска не мог оценить состояние эрда. Теперь не мог.
– Ты пришёл, – только и сказал он.
– Попрощаться, – кивнул Нуска.
Звезда за спиной эрда светила прямо в глаза, ослепляя. Нуска склонил голову и потёр веки, а в этот момент… Син внезапно оказался рядом. Его руки так крепко обвились вокруг спины Нуски, что послышался хруст. Дыхание эрда на секунду сбилось, он несколько раз пытался что-то сказать, но в итоге с его губ не сорвалось ни звука.
«Он чувствует себя виноватым, но не смеет говорить о своих чувствах, потому что считает, что мне хуже, чем ему. Такой глупый ребёнок…»
– Вы не виноваты, Син, – тут же отозвался Нуска. – Вы ни в чём не виноваты. Ни один дух или безднова тварь не посмеют обвинить вас в этом. И я не виню.
Нуска не хотел видеться с Сином, не хотел говорить об этом, потому что… лишь на секунду заглянув в его глаза, он увидел в них отражение своей боли, умноженной десятикратно.
Раньше каждый из них был силён, но… случившееся превращало их в бесполезных и слабых животных, мечущихся от отчаяния.
Эрд отстранился. Пораненная губа Нуски вновь начала кровоточить – Син уже протянул руку, но на полпути остановился. Его брови сошлись на переносице в непередаваемом выражении безысходности.
А Нуска… Нуска улыбнулся, на секунду приблизился и сорвал с волос эрда ту самую красную ленту, которую они столько раз передавали друг другу, теряли и вновь находили.
– Возьму это в залог. Верну при нашей следующей встрече.
– Береги себя, – упавшим голосом ответил Син.
Нуска собрал свои вещи, а затем спустился вниз. Карету уже подали, а два скира ржали, задирая головы. Забравшись внутрь, лекарь увидел Оанна.
– Мне от тебя никуда не деться, да? – проворчал Нуска.
– Так точно, господин, – улыбнулся Оанн.
Карета тронулась. Нуска трогал ленту в своих волосах и смотрел в окно до тех пор, пока они не въехали в жилые кварталы Эрьяры. Шёл снег. Люди громко переговаривались, пели песни, в воздухе чувствовался запах запечённого мяса и пирогов…
Глаза Нуски округлились. Странное чувство забилось в груди.
– Какой… сегодня день?
– Господин, сегодня третий день туя. Горожане всё ещё празднуют наступление нового года.
– Tha`re…
Нуска выругался, облокотился о свои колени и схватился за голову. Сегодня был… день рождения Сина.
Карета тряслась, увозя двух молодых людей на юг. Снег в молчаливом танце кружил в воздухе, поглощая все звуки. Тишина. Нуска слышал лишь скрип колёс и своё хриплое дыхание.
Из этой бесконечной борьбы не на жизнь, а на смерть он вышел победителем. Сразив две сотни дарвельских солдат и саму смерть на поле боя, он очнулся в клетке под названием «человеческое тело».
Как и белоснежный снег, в голове кружили мысли о том, что у всего есть предел.
У Нуски больше не было надежд, лишь смирение. Он устал. Он так бездново устал биться за жизнь, за счастье, за место под солнцем, что, судорожно вздохнув, скрипучим голосом произнёс:
– Это конец.
Ветер ворвался в приоткрытое окно и унёс эти слова вместе с хлопьями снега, кружа в бесконечном пространстве между небом и землёй.
Эпилог
Я родился, я жил и страдал
За несколько дней до дарвельской кампании. До отбытия Нуски в Вирзкую крепость.
В пыльной комнате таверны сидели двое. Рир и сифа о чём-то горячо спорили, не обращая внимания на то, что успели погаснуть свечи.
– Я не могу это сделать.
– Син, вы должны, – настаивала Мара. – Ради Скидана.
– Я не могу. Он…
– Кто-кто он для вас, эрд?
Син прикусил язык.
– Син, послушайте. Анту получила по наследству особый навык Вьена. Так как она дочь дракона, то её способность контролировать чужие воспоминания и силы – невероятна. Она может лишить Нуску дэ на пару месяцев. За это время мы справимся с драконьей угрозой. Сразу после к Нуске вернутся его силы.
– Мы можем ему рассказать. Зачем делать это тайно?
– Вы правда думаете, что мы подойдём к Нуске и скажем: «Эй, слушай, мы отберём твои способности, чтобы ты не мог спасти Сина», и после этого ещё окажемся живы?
– Он поймёт, если объяснить, что это ради Скидана.
– Не поймёт. Он не вы. Вы готовы пожертвовать своей жизнью ради страны, а если судить по
