Дмитрий Силлов - Закон проклятого

– Что случилось? Ты чего орешь, Виниту, итить твою русскую бабушку? Ты ж меня чуть инвалидом не сделал…

Томпсон широко оскалился, обнажив два ряда зубов, крупных, как у акулы, что должно было означать улыбку, потом схватил следователя за рукав и ткнул его носом в сводку.

– Смотри! И чей бабушка теперь итить?

«20 сентября, – говорилось в сводке, – при перевозке из СИЗО № 1 в Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского совершил побег находящийся под следствием Гусаров Валерий Петрович…»

Фамилия ничего не говорила Андрею. Он поднял на американца недоуменный взгляд.

– Ну и чего? Сбежал человек, это ж не повод орать-то? Происшествие, конечно, неслабое, но нам-то оно к чему?

Томпсон ещё раз ухмыльнулся.

– Ты не читать внимательно все документ. Тот Гусаров сидеть с твой Иван в один камера. И везли его из тюремный больница проверять на… это.

Он выразительно покрутил пальцем у виска универсальным для всех народов жестом.

– И чем же он так отличился, что его за психа посчитали? – спросил Андрей, пропустивший факт существования Гусарова, не имеющий прямого касательства к расследуемому им делу.

– Ничего особенный, – ответил Томпсон, весьма довольный производимым на коллегу впечатлением. – Он просто взять и скушать свой рука. То есть это он так говорить. А на самом деле можно много что думать. А ты как считать?

– Так ты думаешь, что… Ох ты, мама родная, – ошарашенный услышанным Андрей шлепнулся на стул и несколько раз сильно потер ладонями виски, будто пытаясь подогнать слишком медленно работающие извилины.

– Да, я именно так думать. И ещё. Вот сводка. В квартира германский дипломат на Мосфильмовский улица совсем недавно происходить много шум. Соседи вызывать полиция. Я уже позвонил в police station немецкий посольства. Дежурный сказать мне, что это был очень незначительный происшествий. Дверь открыть цивилизованный джентльмены, которые сказать, что все в порядке – они просто двигали большой шкаф и случайно его уронить. Но при этом у один из цивилизованный джентльмены не быть правый рука!

Андрей вскочил со стула:

– Едем туда! Быстрее!

Томпсон посмотрел на коллегу, как доктор на идиота.

– Вызывай оперативный группа, Андрей, – сказал он с явным сожалением.

– Это еще зачем? Сами справимся, – отмахнулся Макаренко.

– Ты хочешь идти на такой волк со своим гвоздём? – спросил он. – Ты есть слишком… как это… самоуверен. Если хочешь идти на охота, не надо делать это с голым руками.

– Здесь ты прав, пожалуй, – сказал Андрей и призадумался. – Хотя подожди, есть выход. Поехали.

В воздухе пахло войной. Кровавая звезда Марс – вечный спутник битв и разрушений – подмигивал людям красным глазом из глубины ночного неба, вселяя в их души буйное веселье смерти. На город спускалась ночь. Но в Москве было светло от костров и армейских прожекторов, жёлтыми лезвиями лучей рассекающих тьму.

Белый милицейский «форд» с трудом пробирался сквозь большие и малые группы народа, кучкующиеся прямо на улицах и размахивающие разноцветными флагами и транспарантами. На одной из главных улиц дорогу машине преградил омоновский кордон, другая была наглухо запружена толпой, грозно жужжащей, словно растревоженный улей.

Из толпы вылетел камень и глухо саданул по металлической крыше. В салоне загудело. Андрей инстинктивно пригнул голову и резко сдал назад. Сзади вскрикнул человек. Похоже, бампер задел кого-то по ноге. Но сегодня было не до сантиментов. Макаренко на весьма приличной скорости развернулся и погнал машину глухими переулками, ежесекундно рискуя сбить ещё кого-нибудь или же самому «обнять» невидимый в темноте столб.

– У вас снова революций? – невозмутимо катая во рту жвачку, спросил Томпсон, когда они выехали в относительно спокойное место и Андрей маленько снизил скорость.

– Хрен его знает, – зло ответил Макаренко, в котором крики разъяренной толпы и летящие оттуда камни вновь пробудили слегка позабытые после войны опасные рефлексы. – Может, и война. А может, очередная демонстрация очередного протеста. У нас это бывает. Если же действительно война, то мы тем более не зря сюда приехали.

Они вылезли из машины, и американец вслед за следователем нырнул в тёмную дыру подъезда, остро пахнущего мочой и дохлыми крысами.

В пятиэтажном «сталинском» доме присутствовал навесной лифт, который периодически тихо умирал и героическими усилиями ремонтников опять возрождался, чтобы через пару месяцев снова встать намертво под тихие причитания живущих выше второго этажа пенсионеров. Умудрённый непредсказуемыми повадками отечественной техники, Макаренко не стал испытывать судьбу и упругой кошачьей походкой заскользил вверх по лестнице. Томпсон не отставал, с удивлением разглядывая стены подъезда, на которых в тусклом свете загаженных мухами сороковаттных лампочек смутно угадывались слова ненормативной лексики, выполненные на родном английском языке.

Андрей остановился на четвёртом этаже и позвонил в одну из квартир. Пространство за обитой дешёвым дерматином дверью не подавало признаков жизни. Он подождал и нажал снова, на этот раз не отпуская пальца от кнопки. Примерно через минуту к заливистым трелям механического соловья примешался шорох, громкое сопение и недовольный хриплый голос:

– Кого там черти несут среди ночи?

– Открывайте, милиция.

Голос подумал, привел мысли в порядок и, не меняя интонации, поинтересовался через дверь:

– А я почём знаю, что ты милиция? Вон чего на улице творится, милиция сейчас в оцеплениях стоит, а не по квартирам шастает.

– Открывай, Востриков, открывай, – устало сказал Андрей. – Это следователь Макаренко. А будешь хамить – ты меня знаешь, сейчас быстро докажу, что я – это я.

– Так бы сразу и сказал, – пробурчал голос, и дерматиновая дверь, некоторое время пощелкав замками, нехотя отворилась.

Обладатель хриплого голоса оказался небритым мужичонкой в мятом домашнем халате и старых, изношенных до полной невозможности тренировочных штанах с пузырями на потёртых коленках. На широкой, как сковорода, физиономии выделялся мясистый нос, по бокам которого из узких щёлок поблёскивали глаза, мутные со сна и с похмелья. Однако мужик быстро пришел в себя и, усилием воли изгнав с лица сонную муть, цепким взглядом ощупал стоящих на пороге посетителей.

– Ну что ж, проходите, коли пришли, – дверь распахнулась пошире, и хозяин отодвинулся в сторону, прижимаясь к стене и пропуская в квартиру шибко габаритную пару. – Только учти, следователь, я уж год как откинулся и завязал вглухую.