Возвышение. Земли Ордена - Михаил Павлович Игнатов
К счастью, вроде удалось не промазать мимо нужных струн, Изард не поправил меня, да и занялся не мной.
— Вы чего замерли? Медитируйте. Один день медитации здесь равен десяти дням обычной медитации. Не позволяйте энергии, которую я сейчас трачу на работу Павильона Неба, пропадать зря.
Я сосредоточился на мелодии. Грусть. Мелодия начиналась едва слышно, как капли дождя, падающие на землю, затем звенела на струнах всё сильней, падала гаснущими искрами на облака, плывущие подо мной. Я старался, чтобы пальцы как можно мягче скользили по струнам.
Струны послушно отзывались на прикосновения, ну, во всяком случае, мне так казалось, на Изарда я старался не глядеть. Его здесь нет. Есть только цинь, струны и мелодия. Грусть.
Я старался совместить мелодию с тем, что сам когда-то пережил. С той грустью, которую испытывал каждый раз, вспоминая отца или оставшихся в Первом поясе товарищей и знакомых. Но этого ведь мало, верно? Если музыка — это познание мира через чужой опыт, то в этой мелодии нет моих друзей, но есть мир.
Мелодия угасла, но только разожгла мои сомнения. По-прежнему не поворачивая головы к Изарду, я начал заново. Грусть. Мир.
Не сразу, но играя мелодию шестой раз, я отчётливо слышал в звучании струн тихий плач ветра в ущельях, шёпот реки, что уносила листья к далёким землям.
Мне понадобилось пятнадцать повторов, пятнадцать попыток совместить мелодию и своё понимание грусти в мире, прежде чем просторы неба разорвало повеление духа.
— Радость. Играй мелодию радости.
И я сменил мелодию, одновременно вспоминая самые радостные моменты моей жизни.
Глава 15
Первое время я следил за ходом времени, ощущал, держал в памяти количество сыгранных мелодий, число повторений, количество прошедших вдохов, но чем глубже дух заставлял меня погружаться в себя, в музыку, в эмоции, в воспоминания, тем слабей я это делал, пока, наконец, не потерял счёт времени.
Изард бросал меня из крайности в крайность, приказывая играть мелодии противоположных сутей и эмоций. Гнев сменяло умиротворение, жажда битвы сменялась безразличием. Конечно же, небольшого числа известных мне мелодий не хватало, чтобы выполнить все требования духа, он быстро это понял и мне пришлось играть сначала половинки мелодий, выхватывая из них что-то, что хоть немного напоминало требуемое, а затем начать дробить их всё мельче и мельче, соединять вместе, порождая что-то пусть и некрасивое, но непрерывное и с нужной эмоцией, только чтобы выполнить требования Изарда.
— Радость утра…
— … Уныние заката…
— … боль раны…
— … восторг нового знания…
— … тепло солнца на коже…
— … довольно…
Пальцы сами продолжили наигрывать утихающий шум моря, готовя переход к новой мелодии. Довольно… Какую эмоцию вызывает во мне это слово? Печаль, грусть, радость финала? Смешать проигрыш из Плача Меча и последние звуки…
— ДОВОЛЬНО!
Звон чужой струны сломал, сбил мою музыку, разорвал её журчащее звучание грубым аккордом, который не спешил таять в воздухе, а продолжал звенеть, отдаваясь на коже и внутри меня. От неожиданности я слишком сильно дёрнул струну, и она лопнула, добавляя к звону чужой струны, свою печальную ноту смерти и безысходности.
Я моргнул, приходя в себя, ощущая, как сводит плечи, как ноют запястья и как горят пальцы.
Сколько дней я играл, раз моё тело Предводителя так меня подводит?
Не обращая внимания на дрожь внутри от удара духа, поднёс к глазам руки, разглядывая стёртые едва ли не до крови подушечки пальцев.
— Твой инструмент не выдержал, — снова раздался голос Изарда, который и сказал до этого довольно. — Его мастер превзошёл свои пределы, ты же свои превзойти не сумел.
— Я сменю струну, — торопливо сказал я.
— Это не имеет смысла, — оборвал меня Изард и требовательно поинтересовался. — Ты ощутил хоть что-то? То, ради чего старался? Увидел в себе хоть тень движения эссенции, хоть след силы духа?
Я невольно поджал губы, но ответил честно:
— Нет.
Изард медленно кивнул:
— Значит, тебе не хватило ни таланта, ни упрямства, ни помощи Павильона Неба. Увы.
— Старший, — взволнованно спросил Седой, который обнаружился там же, где и расположился сколько-то дней назад. — Но что же делать?
— А что делал ты без таланта, упрямства и Павильона Неба? — пожал плечами Изард. — Жить, познавать мир во всех его проявлениях, накапливать опыт, впечатления и год за годом пытаться ещё и ещё раз.
— Старший, — не успокоился Седой. — Вы говорите накапливать впечатления, а может ли неудача молодого главы быть связана с тем, что его жизнь сильно однобока? Что нет в ней ни вина, ни жен…
— Седой! — мой голос тоже рванул воздух струной, но это не помешало Седому твёрдо закончить.
— Женщин.
— Я уже отвечал тебе на этот вопрос. Откуда мне знать? — пожал плечами Изард. — Это важная часть жизни, но отнюдь не единственная и не важнейшая. Я не наставник Возвышения и даже не человек, чтобы моё мнение имело вес.
Я поднялся, ощущая, насколько чужим кажется тело, одним движением спрятал цинь и склонился в поклоне, вбивая кулак в ладонь.
— Спасибо, старший, за всё, что вы сделали для меня. Наш договор в силе?
— А почему он должен был измениться за эти дни? — спросил в ответ Изард.
— Я не стал сильней.
— Я заметил, — на губах Изарда появилась усмешка. — Мне в руки упал подарок Неба. Я не буду возмущаться, что он мал и слаб, я буду верить, что ему нужно лишь вырасти и окрепнуть. За эти дни ты сделал огромный шаг в освоении циня. Десять дней назад ты едва знал основы, сейчас ты уверенно осваиваешь начала игры. Упорства тебе не занимать, глядишь, двадцать лет ты сократишь до десяти. Я же ждал три сотни лет, подожду и ещё десять.
— Старший, — вновь заговорил Седой, как-то сильно осмелевший в общении с Изардом за те дни, что я играл на цине. — Насчёт сделать молодого главу сильней. Он делился со мной воспоминаниями о первой встрече с вами. Тогда он не прошёл Испытания Стражей в вашем городе, а каждое Испытание — это награды. Может быть, ему стоит…
Изард одним жестом заставил Седого замолчать.
— Наивные глупости.
