Северное Сияние. Том 2 (СИ) - Извольский Сергей

Чем, к моему большому удивлению, вдруг замкнул все появляющиеся в голове мысли и несоответствия, помогая ухватить то самое неявное решение о спонтанной казни Горбунова, которое казалось мне правильным. И времени все это обдумать у меня оказалось достаточно – потому что после команды Эльвиры мы замерли на позициях, не собираясь сразу решать исход матча очередным кавалерийским наскоком.

Ее решение понятно: территория локации немалая – слишком много возможных мест укрытия противников сейчас, так что огульно рисковать смысла нет совершенно. И у меня, и у Валеры ресурс щитов значительно снят, каждому при невезении хватит даже одного удачного выстрела.

При неудачном развитие событий Эльвире с Надеждой остаться два в два не очень вариант. К тому же противники показали, что весьма зубасты. Так что сейчас нужно просто ждать, пока площадь локации, уменьшаясь каждые десять минут по таймеру, оставит нам для действий небольшую площадку, где можно реализовать свое преимущество.

Неожиданно я почувствовал направленное на себя внимание Эльвиры. Царевна почувствовала эхо моих эмоций от озарения догадки, и сейчас хотела услышать, что же я надумал.

Причем услышать именно сейчас, потому что в ближайшее время наедине нам втроем будет остаться проблематично, чтобы приватно все обсудить. И не дожидаясь, пока Эльвира задаст вопрос, я заговорил сам. Причем заговорил вслух, не только для Наденьки, которая сейчас находилась с нами на площадке Большой арены, но и для слышащих наши переговоры Ильи и Модеста.

– Валер.

– Артур?

– Ты помнишь вводную лекцию господина фон Колера?

– Э… допустим, да, – после некоторой паузы произнес Валера.

– А ты помнишь, что он нам сказал насчет применения…

Я хотел было сказать «темных искусств», но замялся – пусть мы в отдельной командной тактической сети, которая по умолчанию не должна прослушиваться, но все равно не стоит давать чужим ушам лишнего повода притянуть меня по случаю за язык.

– …насчет применения практик преподаваемого им славянского язычества?

– Про мгновенную карму?

– Нет, про дракона. Для того, чтобы убить дракона, нужно самому стать драконом.

– И к чему он это говорил? – вновь поинтересовался Валера. – И к чему ты сейчас эту стылую песню завел?

– К тому, что когда ты убиваешь убийцу, убийц в мире не становится.

– А если один человек убьет десять убийц? Я чувствую здесь серьезный изъян в логике…

– Валер.

– Артур?

– Еще он говорил о чудовищах. Постулат от нашего другого коллеги по… славянскому язычеству, прошедший через несколько веков.

– Какой постулат?

Я только хотел ему ответить, как вдруг опередив меня, заговорила Наденька.

– Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться чтобы самому не стать чудовищем.

– Замечательно, Надежда Геннадиевна, спасибо! – не смог удержаться я. – Валер, что еще Максимилиан Иванович тогда сказал на эту тему, помнишь?

– Конечно помню, он много чего сказал, – покладисто согласился Валера. – Тебе с какого места начать воспроизведение?

– А еще он сказал: Я – меч во Тьме. Я – дозорный на стене. Я – огонь, который…

Апатичная слабость душевной усталости после рывка по снегу у меня прошла, настроение улучшилось, и я даже в шутку начал цитировать клятву Ночного Дозора. Но вовремя осекся – потому что фраза «я – огонь, который разгоняет холод» может быть превратно истолкована.

Особенно учитывая, что сам я прошел инициацию в огненной стихии, а Анастасия – пути с которой у нас недавно пусть и разошлись (явно ненадолго), гений, без шуток, в стихийном искусстве Школы Льда. И, как вишенка на торте – инициацию я проходил в алтарном зале усадьбы Юсуповых-Штейнберг. Так что вполне может получиться, что эта самая шуточная фраза «я – огонь, который разгоняет холод», может быть понята превратно и всплывет как серьезный аргумент через пару лет. А может и позже.

Если, конечно, доживу.

– Артур… – между тем с явно чувствующей острожной укоризной протянула Наденька, – Максимилиан Иванович такого не говорил!

– Ладно, простите, увлекся. Он сказал: Наш с вами путь начинается и лежит он к самому краю бездны.

На некоторое время повисла тишина. Каждый из нас шестерых обдумывал фразу в свете имеемых знаний. Я лично думал о том, что уже давным-давно край бездны миновал, и под ногами сейчас тонкий лед.

– Максимилиан Иванович был умным и мудрым наставником, – произнесла вдруг Эльвира, которая – я очень хорошо это почувствовал, прекрасно поняла, к чему я клоню. В отличие от Валеры.

К месту было бы сейчас озвучить давно терзавшие меня мысли – есть ли у нас, как у одержимых, лимит возрождений слепком души, и как влияет каждая гибель на наше сознание? Не изменяется ли наша личность после наложения и каждого использования слепка души? И даже проще, не форматирует ли нашу личность банальное использование силы Тьмы – подтачивая совсем понемногу, исподволь и незаметно? Но говорить об этом вслух не стал, просто передав все соображения Эльвире и Валере мыслеобразами. Для всех остальных вслух сказал о другом.

– Максимилиан Иванович был хорошим наставником и замечательным человеком, который пожертвовал своей жизнью ради нашего спасения. Мир его праху, – скорбно, но весьма сдержанно произнес я.

Намек более чем прозрачный – учитывая, что на самом деле фон Колер пожертвовал нашими жизнями для своего несостоявшегося возвышения.

– И мне кажется, что он в своей неиссякаемой мудрости учил нас тому, что цель оправдывает средства, пока средства оправдывают цель, – добавил я. И дальше заговорил уже мысленно, обращаясь только к Эльвире и Валере:

– Я конечно вырос в неблагополучной среде, но уж не настолько. Да, Британская Калифорния – это конечно диагноз, но уж не такой, что позволяет легко пытать людей. Вчера же у меня это получилось вполне естественно и непринужденно. Хорошо, пусть где-то и на эмоциях, держу в уме что на ту мразоту даже смотреть неприятно. Да дело необходимое – как прыщ выдавить или таракана прихлопнуть ногой, если тапка рядом нет. И… и может быть поэтому я не сразу понял, но вчера сам уже подошел к краю бездны – именно к тому самому краю, о котором говорил фон Колер. Я чувствую, что еще немного, и мне может это начать доставлять удовольствие. Тем более, что это направлено на благое дело – это же искоренение зла в чистом его виде. Но очень сложно уловить момент, когда из охотника на драконов сам становишься драконом.

Снова немного помолчали. Я пытался сформулировать свои беспорядочные мысли, Валера и Эльвира обдумывали сказанное.

Наденька, Модест и Илья тоже молчали. Можно сказать удивленно – для них мой почти монолог – та его часть из озвученного вслух, слишком много осязаемого смысла не несла. Я же продолжил говорить мысленно, обращаясь к Валере и Эльвире:

– Кровавый союз, что мы заключили с вами – это необходимое для нашего выживания меньшее зло. Но если мы продолжим не казнить, не выпалывать мерзость, а забирать силу через смерть других людей, да пусть даже нелюдей… кто знает, к чему мы придем?

Озвучив эту мысль, которая и заставила меня в срочном порядке казнить Горбунова, чтобы не было соблазна принести его в жертву, я заговорил вслух:

– Надежда Геннадиевна, наш с Валерием Георгиевичем самоубийственный рывок, вы как считаете, удался?

– Несомненно, – без задержки, но явно обескураженная странным вопросом ответила Наденька.

– Вот мне тоже кажется, что пожертвовать одним или даже двумя членами команды для общей победы – это отличный план, – подтвердил я. И, для остальных – Наденьки, Модеста и Ильи замолчал. И снова продолжил для Эльвиры и Валеры, не вслух:

– А если, допустим, через годик другой будет вариант принести одного из нас троих в жертву? Представляете сколько силы сразу, просто горы свернуть можно. А потом, пожертвовать второго – чтобы в конце остался только один? Как считаете, хороший план?

Наша усиленная кровавым ритуалом связь уже практически оборвалась, но я очень отчетливо почувствовал холодное изумление обескураженных моим предложением Валеры и Эльвиры.