Зомбосвят - Сергей Александрович Арьков
Павел усмехнулся и добавил:
— Это так, версия. На самом деле я понятия не имею, что и как было на самом деле. Но очень надеюсь, что больше никому не придет в голову это повторить.
— Да уж, — нервно усмехнулась Вика.
А затем спросила, сменив тему:
— И что теперь? Что будем делать?
— Что делать? — повторил Павел.
У него самого не было никаких четких планов на будущее. Собирался тупо выживать, как и раньше, чтобы… ну, чтобы просто выживать, и все. Какие еще могут быть цели в новом мире?
— Как насчет твоей Цитадели? — спросила девушка. — Нас примут, если мы приедем туда? Костя жаловался, что там не сахар, но….
— Не хочу я туда возвращаться, — буркнул Павел, и тут же почувствовал себя эгоистом. Он-то, может, и не хочет, а что насчет Вики? Может ей как раз и хочется жить по-людски в этом последнем оплоте цивилизации.
— Ну и ладно, — неожиданно легко согласилась девушка. — Меня тоже туда не тянет. Не хочу целыми днями работать и питаться невкусной кашей. Но что остается? Скоро ведь начнутся холода. А там и снега навалит. Где нам пережидать зиму?
Павел вспомнил свою прошлую зимовку, и содрогнулся. Не хотел он повторения подобного приключения. Вдвоем с Викой, конечно, будет не так тоскливо, как в одиночестве, но все равно, приятного в этом мало. Сидеть несколько месяцев в снежном плену, и молиться, чтобы запасенного продовольствия хватило до весны.
— Знаешь что, — вдруг предложил он, — а почему бы не поехать туда, где зимы не бывает совсем?
— В Африку, что ли? — спросила Вика с улыбкой.
— Необязательно сразу в Африку. Есть места и поближе. Заодно посмотрим, что там на юге.
— А почему бы и нет? — пожала плечами Вика. — Можно съездить, поглядеть.
— Значит, так и сделаем, — улыбнулся Павел.
Они выбрали лучший внедорожник, загрузили его продовольствием, канистрами с бензином и оружием, и вскоре покинули окрестности разрушенной церкви. Когда они уезжали, над старинным фундаментом еще поднимался в небо дым затухающего погребального костра. Возносясь, он истончался, рассеивался и полностью растворялся в бездонном океане неба.
Глава 31
Поисковые группы всегда старались вернуться в Цитадель засветло. Задержки если и случались, то в силу уважительных причин, а вовсе не по инициативе самих поисковиков. Те хоть и были ребятами отважными и рисковыми, но даже им не хотелось задерживаться снаружи до темноты. Подобное происходило помимо их воли, либо по причине возникшей неисправности техники, либо из-за находки особо жирной добычи, на погрузку которой уходило слишком много времени.
Но в этот вечер все группы возвратились в срок. Солнце лишь наполовину скрылось за линией горизонта, когда последний отряд прибыл в Цитадель. Уставшие, но довольные приличным уловом, бойцы покидали автомобили, а к тем уже подтягивались грузчики, дабы приступить к перемещению трофеев в закрома.
Во всеобщей суматохе никто не заметил, как на площади, у главных ворот крепости, скромным образом нарисовался сам князь.
Обычно выход самодержца в народ оборачивался демонстративно величественной и пышной церемонией, призванной лишний раз подчеркнуть высокий статус и космических масштабов крутость помазанника. Цент важно шествовал по улицам в плотном кольце вооруженных до зубов гвардейцев, решительно разгонявших с монаршего пути зазевавшихся простолюдинов и не допускавших к царскому телу нежелательный элемент. К последней категории относились многочисленные искатели княжеской милости, просители и жалобщики. И хотя все в цитадели знали, что докучать князю своими ничтожными просьбами не только бесполезно, но и крайне рискованно, тем не менее, с досадной регулярностью находились желающие попытать удачу, одержимые святой верой в то, что уж их-то взашей не попрут, их-то не осмеют, а выслушают и помогут.
По какой-то причине в народе жила неистребимая вера в доброту и справедливость князя, хотя факты решительно отрицатели это. В хорошем расположении духа Цент мог весело поржать с очередного просителя, покуражиться над ним, предложив излагать просьбу на коленях, или же иным способом унизив лоха жалкого. А уж если проситель попадал под горячую руку, когда князь пребывал в своем отнюдь не редком состоянии хтонического бешенства, то он сразу же забывал обо всех своих старых проблемах на фоне свежей катастрофы.
Помимо многочисленного отряда гвардейцев, князя в его вылазках в народ частенько сопровождали две специально обученные бабки, Матвеевна и Семеновна. Им в обязанности вменялось воспевать князю непрерывную хвалу от лица простых людей, в роли ярких представителей которого они и представали. Работали пенсионерки поочередно — не успевала одна захлопнуть рот, слезно поблагодарив отца родного за все хорошее, как тут же песню подхватывала ее напарница, и тоже рассыпалась в бесконечной раболепной благодарности.
Кроме исполнения дежурных хвалебных од бабки выполняли еще одну немаловажную функцию. Если какой-то бессовестный проситель все же умудрялся прорваться к священному княжескому телу, и уже открывал рот, дабы опечалить самодержца своей ничтожной просьбой, Матвеевна своим пронзительным визгом заглушала хама, принимаясь вопить о том, как сильно она счастлива жить под мудрой и доброй властью князя Цента. Напрасно тужился проситель докричаться до княжеских ушей — бабка нарочно орала громче и громче, заглушая каждое произнесенное им слово.
Семеновна работала тоньше. В отличие от своей товарки, она не пыталась заглушить просителя или жалобщика потоком хвалебной околесицы. Напротив, бабка вторила ему, притом с таким неподдельным жаром и пылом, что все, кто слышал это, замирали в ужасе. Выпучив глаза, старушенция на чем свет стоит клеймила расцветшие в Цитадели пороки. Она проклинала воровство и мздоимство, бардак, разгильдяйство и вопиющее классовое неравенство. Ломая руки, сокрушалась Семеновна, что поисковики да торгаши тушенку жрут в три горла, а простой народ в это время постными супами давится. Мощью и силой правды дышали ее пламенные речи. И многим, кто слышал их, начинало казаться, что вот сейчас отважная бабуля придет к неизбежному выводу. Рубанет при всем честном народе, что виной всему бардаку и лиходейству верховный лидер, князь Цент. Потому как, кто же, если не он, за все это безобразие в ответе? У многих это было на уме, да сказать боялись. Все ждали героя, что не пожалеет себя и выскажет ее самую, долгожданную и желанную, правду.
Да вот только кончались речи Матвеевны всегда как-то чудно и странно. Кричала о каких-то внутренних врагах, но имен не называла. Проклинала взяточников, а пальцем не показывала. А вывод из всего делался ею такой — только на князя одного вся надежда и осталась. Только он, родной, вместе с простым-то народом, этих вот всех,
