Теневик. Конец войны - Денис Старый
Олег Кондратьевич поймал себя на мысли, что испытывает ощущения сродни тем, что были рядом с башней Дона, части Кёнигсбергской крепости, где до сих пор сидят эсэсовцы, судя по всему, изменённые. Альфа-наци ведь также бывает разная, тут в зависимости от природы происхождения, да и от носителей. И если болит голова, то работал «мозговик», или, как профессор Никодимов говорит, менталист-гипнотизёр…
И тут боли в голове майора будто бы ветром сдуло. Сенцов даже понял направление этого ветра.
— Тут кто-то есть, и он смотрит на меня, — прошептал Сенцов.
Старший лейтенант подобрался и резво расстегнул кобуру.
— Стоять!.. Спугнешь так. В него уже стреляли, толку не было. Да и не рядом он. Всяко успеет уйти, — объяснил Сенцов и, резко выпрямившись, посмотрел в сторону полуразрушенного дома.
Вдруг резко всё закончилось, а майору показалась, что в ста метрах в том направлении мелькнула тень.
— Товарищ Никодимов! — позвал Сенцов профессора.
— А?.. Что? — даже не повернувшись, ответил учёный, увлечённый трупом.
Сенцов сделал серию вдохов-выдохов. Профессор был настолько важен в работе, что приходилось мириться с его вечной рассеянностью, с вот этими «А? Что?». Казалось, что Никодимов знает всё и в истории, и в физике, да во всём. Да и с прибором обнаружения Альфы лучше профессора никто не справляется. И ломали Никодимова, и пытали его, но он только замыкается в себе и молчит, будто временно разум и чувства покидали пожилого учёного. Нет, Никодимов определенно незаменим.
Так что… вынужденное терпение.
— Отследите мне того, кто только что был в полуразрушенном доме напротив! — приказал Сенцов.
* * *
Я ощущал просто-таки зверский голод, но продолжал наблюдать.
Неизвестный майор госбезопасности смотрел именно в мою сторону. Я не просто видел его взгляд — я чувствовал его кожей, мозгом, каждым нервом, покалывало чуть ниже солнечного сплетения. Как ниточка натянулась между нами — холодная, липкая, словно паутина из клейстера.
Он изучал меня, но что хуже — он меня узнал, и внутри меня что-то шевельнулось в ответ. Вместе с тем, никакой опасности я не ощущал, лишь только эманации зла исходили от того места, где лежало существо, рядом с которым стоял этот самый майор госбезопасности. Вместе с тем, и он не прост. Он точно мог бы ответить на мои вопросы. Но я чувствовал, что пока не время, меня словно куда-то тянуло, пока что — подальше от следственной группы.
Напрягая органы слуха, я с удивлением смог услышать часть разговора майора с тем мужиком, на котором висела мешком форма офицера НКВД.
— Он мне нужен! — рявкнул майор, а я отшатнулся и чуть не упал с кирпичей.
Настолько отчетливо я услышал слова офицера, словно он стоял в метре от меня. Что ещё я умею?..
Понадобилось немного времени, чтобы я привык к тому, что слышу разговоры людей, которые находятся за более чем сто метров, будто сам стою в шаге от говорящего. Как будто кто-то или что-то консервировало звуки, подносило их к ушам, и тут консерва взрывалась, наполняя меня не только словами, но и всеми шорохами, окружавшими тех, за кем я наблюдаю.
Самое главное я выяснил: для майора госбезопасности произошедшее не стало таким уж ярким откровением, как это воспринял я. Он явно не впервые такое видит. Вместе с тем, действовали сотрудники НКВД, а к ним ещё подъехали восемь офицеров, державшихся несколько растерянно, они были удивлены, но не обескуражены. И всё это будут держать в тайне, о произошедшем никто, кроме специальной службы, не знает и знать не должен. Так что всё же появление существа, а я как о человеке и не могу думать об этом лысом мужике, метающем молниями, всё же выбивается из общепринятого восприятия и обстановки в городе.
Нужно было решать, что делать дальше. Зверский голод не хотел отступать, а мыслить, как ещё недавно, сверхэффективно и демонстрировать свою силу сейчас невозможно. Понятно, что закон сохранения энергии в силе. Если я потратился, то нужно восполниться. Такой мощный выброс энергии, который я продемонстрировал, нужно подпитывать обильным питанием.
Голод усиливался, и я уже отчетливо понимал, что сравнивать мне не с чем. Настолько сильного желания поесть, я ещё никогда не испытывал. Хотя бывало, что и по нескольку дней не ел. Да… Было что-то ненормальное в этом. В какой-то момент, под впечатлением от увиденного существа, а ещё и наследия памяти прошлой жизни о всяких вампирах и прочих небылицах, подумалось, что я и сам начинаю превращаться в подобную нечисть. Я даже прислушался к чувству голода: нет ли жажды сырого мяса, или… крови? Хвала богам, или кому-нибудь, ничего подобного не было. Напротив, от мыслей о крови меня брезгливо отвернуло.
Я шёл по улицам Кёнигсберга, вдали слышались лающие длинные очереди из пулемётов, а над головой пронеслась ещё одна пара истребителей. И тут… Я не увидел, я снова почувствовал.
Быстро свернув за угол, в небольшой сад, я сразу увидел почти что разорванное тело красноармейца. Его лицо было обглодано, будто дикими зверями, рука, сжимающая цевьё винтовки мёртвой хваткой, была оторвана и лежала чуть вдали от тела. Но не это меня поглотило, заставило даже принюхиваться. Вокруг красноармейца клубился мерзопакостный шлейф ненавистного врага…
Глава 4
Я ощутил связь с этим шлейфом. Она была неприятной, тревожащей, вызывала брезгливость, словно я опускаю руку в гадкую субстанцию. Хотелось высунуть руку, отмыть и больше никогда и ничего не иметь общего с этой грязью.
Я чувствовал зло, которое идет от этих эманаций, частью которых я и сам теперь был, словно подключился, как по блютузу. И отключиться не получалось. Я мог бороться, отказывался подчиниться этой энергии, мог даже и дальше существовать, но связь прервать нельзя… На дистанции нельзя. Но уничтожив то, что хочет меня покорить, я освобожусь окончательно. Или же мне придется и дальше сопротивляться, сил хватит.
Однако от проблем не убежишь, их можно только отсрочить, но без решения не обойтись. Мне было противно осознавать себя частью абсолютного зла. Ведь, будучи в связке со злом, я и сам становлюсь частью скверны.
И мне нужно эту проблему решить.
— Приди ко мне и служи! — раздавалось в моей голове.
Я в очередной раз немного прикусил губу, болезненно сжал кулак, перенаправляя внимание на физические ощущения, и… Голос исчез. Пусть все еще была нить, связывающая меня с этим нечто, со злом, но я могу всему этому противостоять.
