Мичман Империи. Часть вторая - Александр Четвертнов
— Ага, как и все до тебя, — рассмеялся капитан, а Никифор Андреевич поморщился. — Ну, ничего, по глупости и страсти начинаются самые интересные приключения, — он хлопнул меня по плечу, и предложил: — пойдём к офицерам? Познакомлю, дёрнем пару рюмок, пообщаемся.
Не-не, только не это. Выпьют, начнут своими похождениями хвастаться. Потом кто-нибудь по пьяни обидится, а мне жить с этим. Никаких попоек со штабными, от этого только вред.
— Благодарю, — кивнул я, — мне бы с бойцами остаться. Разговор закончим, да и чай допить надо.
— Ну, как знаешь, — хмыкнул капитан, — моё дело предложить. До встречи.
Он развернулся и пошёл к своему месту.
— Лучше бы к офицерам пошёл, — шепнул мне на ухо Никифор Андреевич, когда проходил мимо, вслед за капитаном, — матросы на занятиях уже месяц смотрят записи ваших боев. Ты их кумир.
Да вашу ж торпеду! Я огляделся. Морпехи, с восторгом в глазах, медленно сужали круг.
* * *
Действительно, лучше бы к офицерам пошёл. Сделал бы вид, что меня развезло, и свалил. Пусть и с небольшим уроном к авторитету. На молодость бы списали.
Морпехи же сами были моложе меня. Задавали кучу вопросов. Интересовались мной, бойцами моего отделения. Особенно популярными в их глазах были Гвоздь, Гусаров, Пруха с Феей и, неожиданно, Мелконян, который потерял руку в бою с невидимкой.
Самый популярный вопрос: «боялся ли я?». Как на такое отвечать? Скажешь: «нет» — не поверят. Скажешь: «да, поджилки тряслись» — авторитет себе испортишь.
Кто-то даже спросил, не думал ли я использовать ездовых черепах?
Нет, они не пытались меня как-то принизить или затроллить. Не задавали каверзных вопросов специально. Просто восхищались, как первоклашки и это раздражало. Уже через час общения хотелось отвесить подзатыльников самым любопытным. Через два часа хотелось раздавать тумаки всем.
На помощь пришёл побитый мичман. Отличный пацан, кстати. Коляном зовут.
— Ростислав Драгомирович, — начал он, перекрикивая остальных, — где Вы научились так драться?
О! Вот тут и выяснилось, что они не из академии, а из училища морской пехоты имени Германа Волкова. Есть такое военно-учебное заведение для подготовки рядового состава и унтеров на задворках нашего округа.
Сказал, что на занятиях факультатива. Что тут началось! Буря!
— А нам такого не дают! — воскликнул кто-то из толпы.
— Тупо машем руками и ногами! — поддержал его кто-то.
— Боксируем немного, да пара бросков, — раздалось совсем рядом от уроненного мной старшины.
— Зато стрельб много! — хвастался кто-то.
— Ножевого боя совсем нет! — отвечали ему.
Стрельбы это хорошо. Не буду им говорить, что у меня почти индивидуальные занятия шли весь первый курс.
— А что такое факультатив?
Последний вопрос меня добил. Нет, я знал и помнил, что академия готовит элиту, но, простите, серьезно? В училищах такой низкий уровень? Пацаны же все как на подбор. Здоровые, сильные. Физуха отличная. Да из них можно слепить нагибаторов всего, что движется. Почему ими так мало занимаются?
— Ростислав Драгомирович, — снова влез в разговор Колян, — может Вы согласитесь на несколько спаррингов?
Даже ответить не успел. Буря переросла в шторм. Толпа качнулась и понесла меня на выход из столовой. Переходы слились в полосу скоростного шоссе, и вот мы в спортивном зале.
Силовые снаряды и тренажеры притаились по углам. Десяток груш и канатов до потолка уныло качались где-то в стороне. Центр зала устилали маты.
Первым против меня вышел Колян. Тут же вторым выскочил один из старшин, а потом понеслось.
Когда я начал валять их по пять человек одновременно и морпехи в роте стали заканчиваться, к нам присоединились офицеры.
Легко одолел пару старших мичманов, и застрял на унтер-лейтенанте. Том самом, который подбил Коляна с друзьями преподать мне урок.
Летёха оказался покрепче остальных. Кроме простых ударов он умел в борьбу, но я все равно превосходил его на голову. Когда он это понял, то лицо его скривилось от злобы, а кулаки засветились силой.
Эй! Мы так не договаривались! Хотелось крикнуть мне, но вместо этого приходилось принимать удары на локальные щиты. Народ со стороны же просто застыл и наблюдал, открыв рты. Не каждый день они такое видели. Ладно, устроим представление.
Вошёл в изменённое состояние сознания. Распараллелил потоки мыслей. Движения противника сразу же замедлились. Стали предсказуемыми. Полегчало.
Одна часть меня анализировала действия противника, подмечая все происходящее вокруг. Вторая же защищалась и атаковала.
Индекс развития у летёхи был где-то около тридцатки, плюс, минус, по ощущениям. Я мог бы легко его одолеть, но что-то внутри не давало мне это сделать. Оно, словно шептало: «нельзя». И это «нельзя» было крепче бетона. От него зависела моя жизнь. Странное ощущение, которое не мог игнорировать.
Локальный щит не выдержал удара. Рухнул под натиском противника и чужой кулак впился в мою челюсть. Не сильно, но мне хватило, чтобы упасть на маты и откатиться в сторону. Я тут же трижды ударил ладонью по полу, и помотал головой, делая вид, что меня повело.
Да, я поддался. Но это было важно. Осознание этого пришло сразу, как только летёха, ни говоря ни слова, презрительно скривился, и исчез в толпе.
Я поднялся на ноги и попытался найти его взглядом. Вон он, у самого входа о чём-то беседует с подозрительным капитаном. Что он там говорит? По губам не могу прочитать, надо подойти ближе.
Сделал вид, что хочу пить, и начал проталкиваться к автомату H2O в нескольких шагах от говорившей парочки. Морпехи как раз отвлеклись на обсуждение прошедших спаррингов, особенно последней схватки, так что пробрался я относительно легко. Всего пару раз пришлось поработать локтями и извинениями.
— Дин будет гордиться, не подведи его, — расслышал я слова капитана, когда нажал кнопку «без газа».
— Я сделаю это, — кивнул летёха.
Какой интересный разговор у этих мутных типов. Что за Дин, и почему его нельзя подводить? Что он собирается сделать? Одни вопросы, жаль поздно подошёл.
— Ваше благородие, это было круто! — отвлёк меня Колян, возникнув рядом с автоматом. — Вы пять минут продержались против Сергея Викторовича, а у него индекс тридцать единиц!
— У меня двадцать восемь, — выдал я инфу из своего личного дела, чтобы поддержать разговор.
— Ничего себе! — удивился мичман. — У меня двадцать два,
