Андрей Самойлов - Последний переход
– Слышь, мужики, – подал сзади голос Виталий. – Я вот думаю… А чего этот дед сказал, что он сюда не ходит, а кто же тогда ходит? Кто-то ходит ведь, раз дорога есть! А?
Несколько секунд все молчали, потом отозвался Аркадий:
– Это у тебя что – вопрос или рассуждение вслух?
– Ну, вообще…
– А если вообще, то лучше помалкивай, – откликнулся из авангарда Павел. – А вот я предлагаю немного повысить темп. Выдюжим?
– Должны, – пыхтя, выговорил Семен. – По-моему, должны.
– Тогда держись! Даю ускорение.
И дал. Сразу стало жарче. Но минут через десять дорога повернула немного влево и прижалась к лесу, так что путешественники попали в тень. Идти и дышать сразу стало легче, воздух приобрел хвойный запах.
Подняв взгляд, Княженцев увидел, что дорогу метров через двести, поглощает лес, окружая ее с обеих сторон. Темно-зеленые густые ели стояли плотной стеной, сурово и неподвижно.
И когда группа вошла в лес, все сразу почувствовали нечто иное. Но что?.. – Егор сначала не понял, а потом догадался: почти звенящая тишина. Безмолвие царило здесь, тень создавала сумеречный эффект, было прохладно, хотя ни ветерка – тяжелые кроны не шевелились.
Ребята шли, шли, час, другой… Чтобы убить время, Егор решил думать о чём-нибудь приятном. Правда, о чём – толком не знал. Ну да ладно, не беда! Значит, для начала надо подумать, о чём думать…
Однако, к некоторому удивлению философа, стараться, напрягаться не пришлось. Мысли как-то наплыли сами, овладели мозгом. Собственно, то даже не мысли были, а такие цветообразы – почти как сон без слов. В воображении – или где там, чёрт знает?.. – мягко заклубилось, стало подступать нечто, оно было в светлых, но холодноватых тонах: голубое, призрачно-серое… и где-то в недрах его почти невидимо вспыхивали белесые искорки: они скорее угадывались, чем ловились глазом.
Это не было чем-то умилительно-приятным, от чего пускаешь сладкие слюни. Нет. В смещении бледных живых пространств таилась мгла – её совсем не видно было, она притаилась где-то ещё за горизонтом, но Егор какой-то глубиной души отчётливо ощутил эту будущую мглу – тревога, странное предчувствие, желание оглянуться…
– …Князь! Князь, ядрёна голова! Заснул?!
Егор вздрогнул и очнулся. Пашка шагал перед ним спиной вперёд, весело хохоча.
– Что? Мировые проблемы покоя не дают?
Княженцев улыбнулся, отбрехнулся как-то… Пошли дальше, не снижая темпа.
И что-то всё конца-краю пути было не видно. Уже и Пашке стало не до шуток, он устал – это было заметно даже по спине.
– Слушай, шеф-пилот, – наконец окликнул его Княженцев. – А дед-то, похоже, лучше местность знает, чем твоя карта, а?..
Пашка на это буркнул нечто недовольное, но не обернулся.
– Эй! – тогда окликнул его Обносков. – Давай-ка ещё привал! Пора.
Дело говорил Виталя, ничего не скажешь. Путешественники остановились, попадали на траву. Пашка тут же достал карту, вперился в неё напряжённым взором. Смотрел-смотрел, пожал плечами.
– Хрень какая-то, – проворчал себе под нос.
– Да ладно, – легкомысленно махнул рукой Обносков, закуривая. – Будем идти, куда-нибудь да выйдем.
– Нам куда-нибудь не надо, – Семён засмеялся. – Нам на реку надо!
– Ну, на реку и выйдем… – Виталий прикурил, пыхнул дымком…
«Дурак», – с неудовольствием подумал про него Егор.
И что ж вы думаете?.. Дурак не дурак, а всё так именно и оказалось. И дед в фуражке был прав на все сто. После привала наши туристы шли по лесу ещё часа два, солнце стало в зенит – хотя под густым пологом леса было тенисто, и собственно, один чёрт – в зените оно, не в зените… Вообще как бы без времени здесь – такая мысль скользнула у Егора, он поднял разгоряченное ходьбой лицо, бегло оглядел спокойный, неподвижный хвойный свод. Да уж, какое тут время, где оно…
Думая об этом, Княженцев не заметил, что тропинка стала опускаться вниз. И уклон пошел очень ощутимый, Павел уже вынужденно притормаживал ход, чтобы не припуститься бегом вниз.
– Что за хрен, – бормотнул он, взмахнув руками, удерживая равновесие. – Куда это ее понесло?..
– Это наверняка спуск к реке, – предположил Виталий.
– К какой, к черту, реке?! – раздраженно выкрикнул Павел. – Нет тут никаких указаний насчет спусков!
Указаний, может, и не было, но спуск был. И он становился круче, вот уже трудно стало удерживаться на ногах. Егор схватился за еловую ветвь.
– Эй, Сусанин! Ты куда нас завел?
– Пошли бы вы на хер! Не я, а вы сами же решили… Демократия, мать вашу!..
– Река! – вдруг радостно завопил Виталий. – Ну, что я говорил?! Река, глядите!
– Где река? – огрызнулся Павел, но вдруг резко затормозил и встал как вкопанный. Перед его взором в просвете меж елями блеснула на солнце беспокойная рябь воды.
Это было невероятно, но очевидно.
ГЛАВА 4
Через пять минут путники стояли на крутом берегу, молча глядя на то, как мимо них быстро катит мутные воды неширокая, но быстрая, норовистая таежная река.
Забелин поджал губы, растянул их в неопределенную гримасу.
– М-да… – промычал он, и всем стало ясно, что как штурман он признает свою капитуляцию.
– Ну и?.. – с невинным видом осведомился Аркадий.
– Что ну? Баранки пальцем гну… Никаких других водных преград, за исключением безымянного ручейка, в округе не предвидится. А река Кара-су должна быть, по меньшей мере, километрах в десяти сзади нас. Вот такая ворожба по этой карте.
– Дела… – протянул Семен и присел. – Пока что требуется перекурить, пораскинуть мозгами.
– Да чего думать-то, – скривился Виталий. – Мудрецы! Ведь вариантов-то всего три: поворачивать назад, переплывать на тот берег или плыть. Вот и все!
Павел, Аркадий и Егор молча переглянулись. Опять Виталий был прав, как Сократ. И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы выбрать из трех вариантов один.
Княженцев посмотрел почему-то на Семена. Тот цыкнул струйкой слюны сквозь зубы, пожал плечами.
– Конечно. Я за. Река – та же дорога, куда-то да выведет.
– Разумно. – Павел усмехнулся. – Ну а раз так, тогда – большой привал, с костром. Вещи в кучу, и все на поиски топлива. Сухие ветви, лесины, поленья – это я для тебя, князь, как для дилетанта. Все пойдет. Даже шишки. Их тоже можно. Ну, вперед!
Через полчаса костер весело горел, сухие смолистые ветки полыхали бойко, с потрескиванием. За приготовление харчей Павел взялся сам, сказал, что никому это дело не доверит. Он влил в котелок один баллон воды и всыпал в него три пачки вермишелевого концентрата… Нашлись и маленькие конвертики со специями, и пакет с сушеными овощами. Скоро в кипящей гуще аппетитно замелькали морковка, кукуруза и горох. Егор вспомнил про болгарскую фасоль.
– Давай, – согласился Павел. – Вали до кучи, хуже не будет.
На чистом воздухе варево показалось восхитительно вкусным. Пашка и это дело знал: вроде бы немного сварил, однако ближе к дну котелка стала ощущаться сытость, и последние ложки шли уже с трудом.
– Уф, – сказал Семен, сытно рыгнув, – после такого обеда только на боковую.
– Ну, на боковую не на боковую, а отдохнуть, да чайку попить – самое то, – заявил Павел. – Котелок вымоем, да и вскипятим, дело простое. Жорж, ну-ка ты там подкинь веточек… Самому молодому – мыть котелок! Кто у нас самый молодой?
Егор отчего-то подумал, что это Виталий, но неожиданно таковым оказался Семен – двадцать семь лет!
Бог весть, как другие, а Княженцев долго приходил в себя от очередного сюрприза. Одиннадцать лет разница с Аркадием! А выглядели они даже не ровесниками, Кауфман казался просто юношей по сравнению с куда более молодым товарищем.
«Чудно, – подумал Егор. – Совсем чудно…»
Вернувшись с чистым котелком, Семен сообщил:
– Еще бы разок надо сполоснуть. Вода мутная, с илом.
Павел экономно ополоснул котелок.
– По стакану на рыло, – предупредил он всех. – Князь, ты огонь блюдешь?
– Как честь смолоду!
Эта острота дошла почему-то до одного Виталия. Он разинул рот в смехе, поддержал аспирантский юмор, и очень скоро выяснилось, что идиому «беречь честь» он понимает в самом грубом смысле.
– …Слушай, а ты сам-то когда мужиком стал? – допытывался он у Егора. – Сколько тебе лет было?
Княженцев был совсем не ханжа, даже наоборот. Любил шуточки с легким цинизмом; но вот тупую пошлость терпеть не мог. А Обносков именно это приятное свойство и начал демонстрировать. Да с удовольствием, со смаком, с гоготом – похоже, предмет разговора вызвал в нем что-то такое, что у более утончённых натур называется вдохновением.
– А я вот в первый раз, – разоткровенничался он, – так мне восемнадцать было… смех! А этой бабе где-то уже под тридцатник, ха-ха! Свежатинки захотелось!
Егор демонстративно отвернулся, но Виталий и не думал останавливаться, словесный понос пошел потоком, однако Забелин нашел способ заткнуть его.
