Дмитрий Павлов - Убить Зону!
Гарик по инерции крутнул вентиль и горелка погасла. Аспирант как ни в чём небывало принялся раскочегаривать горелку, но его сознание всё ещё было затуманено. Со своего места Олег видел, как приятель нарушил последовательность открытия клапанов. Вместо паров из горелки полился горящий бензин! Гарик не мог понять, в чём дело. Он потушил пламя и стал крутить редуктор сжатого воздуха. Давление в системе сразу подскочило. Олег в ужасе заорал на приятеля, тот что-то невнятно промычал в ответ. Горящий бензин выплеснулся на шланг, а в нём находился тот же бензин, но под давлением! Все в оцепенении смотрели, как чадящее пламя обгладывает шланг. Он перегорел, и струя горючего хлынула как из огнемёта. Она окатила Зину, та отскочила, пламя ударило в пульт управления реактором. Из-под панели пульта сыпанули искры. Бензин разлился по полу, и лаборатория запылала целиком. Люди рефлекторно прижались к стенам, до них ещё просто не дошёл ужас происходящего.
Олег понял, сейчас рванёт либо бак с бензином, либо сам реактор. И то и другое смертельно. А может ничего не рванёт, просто прогорит ткань комбинезона и аспирант погибнет от отравления угарным газом.
Олег выскочил из выгородки. Из-за стоящего стеной пламени в лаборатории почти ничего не видно. Мимо спокойно прошёл человек в пылающем комбинезоне - спецэффекты Голливуда отдыхают. Олег схватил горящего за рукав, потащил за собой. У выхода находилось сопло вытяжной вентиляции, и пламя ревело там как в реактивном двигателе. Наплевать! Олег подскочил к гермодвери, начал вращать штурвал запорного механизма. Первый оборот, второй, третий... Дверь поддалась, люди ввалились в тамбур. Аспирант нащупал вентиль душевой установки и отвернул его. Вода ударила сверху, забивая пламя. Олег захлопнул за собой дверь и в этот момент реактор взорвался. Тамбур вздрогнул, ослепительный свет проник сквозь неплотно прикрытую гермодверь. Аспиранту почудилось, будто он со стороны видит собственный мозг и глазные яблоки, плавающие на ниточках нервов. Свет погас и в лаборатории воцарился непроглядный мрак.
Первые несколько секунд после взрыва Олегу казалось, что в тамбуре царит абсолютная тишина. Постепенно слух восстанавливался, аспирант услышал плеск льющейся воды. Но мрак стоял непроглядный. Олег нащупал штурвал внешней гермодвери и попытался провернуть его. Бесполезно! Дверь заблокировали снаружи, потому что экспериментальная установка разгерметизирована, артефакт разнесло на мельчайшую пыль, которая повисла в раскалённом воздухе лаборатории. А за гермодверью - коридор радиологического корпуса, Институт и беззащитный город, зажигающий огни в вечерних сумерках. Хоть задыхайся, хоть гори заживо - гермодверь не откроют!
По лаборатории разнеслась резкая и громкая трель. Звонил шахтный телефон. Массивный аппарат выдержал пожар и сейчас его звонок разливался по выгоревшей лаборатории, долбя в барабанные перепонки живых.
Олег налёг на гермодверь и перекосившаяся пластина со скрежетом повернулась. Под ноги попался непонятно откуда взявшийся куль. Олег нагнулся, нащупал продавленный блистер защитного костюма и обуглившееся лицо под обломками плексигласа. Врач перешагнул через труп и снял трубку с орущего телефона.
- Есть кто живой?! - Олег узнал густой бас Вахмистрова. - Отвечайте, что там у вас?
Совещание руководства Института состоялось через неделю после пожара. Даже просторный директорский кабинет не вместил всех причастных к катастрофе, поэтому совещание перенесли в актовый зал, а секретарше директора приказали патрулировать оба входа в него, чтоб ни одна тварь не могла подслушать даже случайно.
Официального заключения экспертов ещё не было, виновный оставался не названым, но всем было ясно: После такой катастрофы выговорами "с занесением" Институт не отделается. Места директора корпуса и заведующего сгоревшей лабораторией в обозримом будущем могут стать вакантными. Одновременно запустится механизм вертикальной ротации кадров. Кто-то падёт под тяжестью обвинений, кто-то продвинется на опустевшие места. Профессура прощупывала позиции друг друга, прикидывая, с кем блокироваться и кого грызть в борьбе за освобождающиеся должности.
Совещание довольно быстро превратилось в выяснение отношений между группировками в директорате Института. Больше и громче других выступал директор радиологического корпуса, которому подчинялась, сгоревшая лаборатория. Лукин был вторым кандидатом на увольнение после Вахмистрова в случае начала репрессий. И он не нашёл ничего лучшего, чем перевести стрелки на выживших.
- ...стадо безруких аспирантов, - разорялся Лукин, указывая на Олега. - Вот он, сидит дурак набитый, люди сгорели, а он спокойненько отряхнулся и пошёл по своим делам...
Олег сидел и помалкивал, следуя народной мудрости: "Не болтай, сойдёшь за умного". Ругать его, дело совершенно безнадёжное. Аспирант, существо безответное и безответственное, к тому же ещё в бытность свою лейтенантом медицинской службы Олег приобрёл иммунитет к начальственным нагоняям. Олег безмятежно смотрел на разоряющегося начальника добрыми глазами, и всем своим видом словно говорил: "Чо ты мне сделаешь, гнида болотная?" От такого вызывающего непротивления академик зверел ещё больше.
- Ну что ты сидишь? Встань и скажи всем нам, как ты спалил лабораторию?
Олег поднялся с видом Наполеона, открывающего сражение, прочистил горло и объявил:
- Отвали!
По рядам пронёсся нервный смешок. Все ждали, что академику сейчас скажут что-нибудь вроде этого, но никто не думал, что его отошьет простой аспирант.
- Ты...! - от такого ответа у Лукина перехватило дыхание. - Ты что себе позволяешь? ...мать твою, да какая калоша тебя породила, чтоб так со мной говорить?
Напускную важность как ветром сдуло. Олег подобрался словно боксёр на ринге. Его можно обзывать как угодно и кем угодно, но зачем же оскорблять ещё и его родителей?
- Николай Юрьевич, вам совершенно необязательно трогать мою мать.
Все в институте знали: Самойлов ненавидит тех, кто его материт и реагирует неадекватно. А может, сверхадекватно, смотря, с какой стороны поглядеть. Его слова прозвучали как треск погремушки на хвосте гремучей змеи. Это было предупреждение, но Лукин не внял ему. Распалившись, академик уже не мог остановиться.
- Ты, твою мать...!
Удара не видел никто. Лязгнули зубы, и Лукин рухнул в кресло, как нельзя кстати оказавшееся у него за спиной. Струйка крови потекла у академика по подбородку. В зале воцарилась тишина. И Олег почувствовал, что обязан нарушить её, сказав что-то очень важное. Иначе профессора так и будут сидеть, и смотреть на него как испуганные дети.
- Николай Юрьевич, я буду считать, что вы извинились, - Олег обвёл глазами зал и понял, что сказал недостаточно. Начав фразу, надо её завершать. - Я ухожу из аспирантуры. Счастливо оставаться.
Олег пошёл к дверям. За его спиной зал ожил, загудел, сотрудники, сидевшие ближе к Лукину, бросились приводить академика в чувство. Врач распахнул дверь, едва не сбив подслушивавшую секретаршу, и вышел.
От актового зала через весь корпус тянулся длинный и тёмный коридор, со скрипучим паркетом и бесконечным рядом дверей. Олег вздохнул и побрёл по коридору. Мыслей в голове не было никаких, только невероятная усталость. Вроде бы и сделал всего ничего, стукнул дурака по челюсти, а ощущение такое, будто вагон с песком разгрузил.
- Самойлов! - окликнули Олега.
Из актового зала вышел профессор Петров, усатый как таракан и огромный, будто Кинг-Конг, с чревом, необъятным словно аэростат. Гарик Петров тоже не тростинка, но до габаритов папаши ему далеко.
- Там Лукина ушибли, пойди, помоги ему, - приказал Петров секретарше, и она послушно юркнула в зал. Профессор обернулся к Олегу: - Иди за мной.
Корпуса Института огромны. Профессор поднимался и спускался по лестницам, пересекал широченные холлы, отделанные камнем и деревом, проходил тёмными коридорами. Иногда он оборачивался, проверяя, не отстал ли где-нибудь аспирант. Олег уже всерьёз подумывал, а не ведёт ли его Петров на кулачную расправу. За профессором такое водилось. В отличии от Вахмистрова, оглушавшего нерадивых сотрудников криком, Петров быстро переходил от слов к делу. Несколько лаборантов ощутили на себе мощь его отеческой оплеухи да и аспирантам, говорят, доставалось.
Профессор повёл Олега подземным межкорпусным переходом. Здесь было сыро, на полу скопились лужи просочившейся с поверхности воды. Лампочки горели через одну, примерно на середине перехода вообще царил непроглядный мрак и пришлось пробираться на ощупь. Олегу некстати вспомнился побег карлика из вивария. Его так и не поймали, поскольку прочесать катакомбы под институтом нереально.
