Дмитрий Силлов - Закон проклятого

Эскалатор. Одно из самых непонятных изобретений человеческой мысли. Не проще ли было сделать обыкновенную широкую лестницу, чем мучиться над созданием узенькой, вечно ломающейся и безумно дорогой движущейся ленты, потакающей лени и прогрессирующей тучности хилых детей цивилизации?

Но иногда кажется, что эскалатор всё-таки нужная вещь. Ведь, по идее, это единственное место, где люди могут не пряча глаз и не боясь нарваться на скандал взглянуть в лицо друг другу. Только потому, что через мгновение движущиеся в противоположных направлениях лестницы разнесут их в разные стороны…

Иван стоял на медленно ползущей вниз ступеньке, но сейчас его не интересовал томный взгляд едущей навстречу рыженькой столичной красотки и её глубокое декольте. Какое-то неясное предчувствие продолжало его тревожить, беспокоило, бередило душу, как саднит, вонзившись в тело, маленькая, но болезненная заноза. Ему вдруг показалось, что меч, прикреплённый сзади ремнями под курткой, шевельнулся и кольнул спину слабым разрядом тока.

Ступени сгладились и вползли под пологую зубастую железяку. Иван ступил на потёртые плиты подземной станции.

Как всегда в десятом часу вечера, в метро было относительно немного народу. Иван встал у края платформы и посмотрел на электронные часы.

Поезд ушел минуту назад. Светящиеся цифры, отсчитывающие секунды, ехидно подмигивали с табло. Иван отвернулся и попытался заглянуть в разверстую пасть подземного тоннеля – не видать ли там следующего поезда…

Между мраморными колоннами, подпирающими высокий свод станции, мелькнула чёрная тень. Длинное пальто, прямые волосы, каскадом ниспадающие на узкие плечи, нелепые солнцезащитные очки… Иван присмотрелся внимательнее. Похоже, он где-то видел этого человека. Но где?

Фигура приблизилась ещё и остановилась в нескольких метрах от Ивана, поблёскивая зеркальными стёклами очков. И чего надо этому придурку?

Меч за спиной дернулся и задрожал. Иван явственно почувствовал вибрацию. Что за дьявольщина?

Иван сделал шаг назад от края платформы, направляясь в сторону незнакомца. Он узнал этого человека. Это был тот, кто следил за ним из-за дерева, когда Иван выходил из тюрьмы. Уж не это ли тот самый «Хозяин», о котором всё время бормотала Жанна? И не по его ли приказу в голову Ивана недавно всадили пятнадцать сантиметров металла? Очень даже может быть. Не зря же так волнуется за спиной беспокойное дедово наследство.

Парень сделал несколько шагов… и вдруг застыл на месте. Незнакомец снял очки. Огненно-красные глаза уставились в лицо Ивана, чёрные провалы узких зрачков вонзились прямо в сердце, холодные невидимые пальцы коснулись мозга…

Иван зашатался. Серый туман, состоящий из трех слов, начал клубиться перед глазами.

– Прыгай на рельсы, – сказал туман.

Мраморные колонны заколебались и растворились в пустоте. Тоннель, эскалатор, потёртые плиты пола – всё смазалось и исчезло. Остался только туман. И слова:

– Прыгай на рельсы…

Иван сделал шаг назад по направлению к краю платформы. Туман одобрительно колыхнулся, и холодные пальцы погладили мозг, как гладит хозяин свернувшегося клубочком послушного котенка. Ещё шаг…

Серебряная молния сверкнула из-за спины и ударила в плотную клубящуюся массу. Из глубин сознания поднялись громадные когти и полоснули по мо́року, раздирая в клочья серый туман, состоящий из слов. Оттуда, изнутри, рванулось что-то страшное, похожее на огромную призрачную тень с распростёртыми крыльями. Рванулось… и пропало.

Иван очнулся. За спиной прогрохотал отъезжающий от станции поезд, обдав парня воздушной волной. До проносящихся мимо вагонов не хватало половины шага.

Чёрный человек удалялся. Полы плаща морщились и свисали с узких плеч, закутывая фигуру в слои ткани и напоминая своей формой кокон, обволакивающий мягкое тело гусеницы. Вот человек оглянулся, и жуткая улыбка на секунду исказила худое лицо. В последний раз мелькнули горящие дьявольским огнем глаза, прежде чем скрыться за затемнёнными стёклами очков.

– Стой, падла!!! – заорал Иван, кидаясь вслед уходящему. – Стой!!!

Крик ударил в колонны и эхом отразился от высокого сводчатого потолка безлюдной станции. Иван рванул молнию куртки, торопясь выхватить вибрирующий меч… но в эту секунду в его живот врезался таран.

Желудок смялся от страшного удара, с утробным «Ы-ык» выдавив из себя воздух и порцию желудочного сока. Страшная боль полоснула по внутренностям. Иван упал на колени. Новый удар по затылку швырнул его лицом в серые плиты пола.

Он попытался вздохнуть, но от болевого шока легкие лишь судорожно и бестолково колотились о ребра, как птица, бьющаяся о прутья клетки… Ещё удар. Новая волна боли. На этот раз – в лицо. Едкая горечь во рту от выплеснувшегося желудочного содержимого тут же разбавилась солёным вкусом крови и песком зубного крошева.

Воздух с хрипом всосался в легкие, и Иван сплюнул на пол жёлто-красный комок. С трудом он встал на одно колено.

– Вставайте, товарищ солдат, – раздался над головой равнодушный, до боли знакомый голос, хотя и немного искажённый странным акцентом. – Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Иван поднял глаза. Над ним стоял лейтенант Калашников, глядя сквозь него пустыми, мёртвыми глазами.

– Ты же умер… – прохрипел Иван, не веря своим глазам.

– Да. Теперь твоя очередь.

Вновь взметнулась нога, обутая в тяжелый ботинок. Но на этот раз Иван успел отвести удар. Рука метнулась к мечу за спиной… и замерла на полпути.

«Это же лейтенант, – промелькнуло в голове. – И его тоже этот урод превратил в куклу… Как Жанну…»

Но в следующую секунду он успел пожалеть о своей нерешительности. Страшно худой, с фиолетовыми тенями на измождённом лице, лейтенант всё равно оставался совершенной машиной убийства. Иван едва успевал блокировать страшные удары, наносимые, что называется, «на контур», когда бьющему наплевать на защиту противника и каждый удар сносит к чёртовой бабушке все блоки, ломая конечности и разрывая внутренности.

Иван был уже далеко не новичок в единоборствах, но здесь он не мог ничего поделать. Он лишь отступал назад, подставляя руки под этот смертоносный вихрь, кривясь от немыслимой боли и удивляясь, что кости предплечий все еще целы. Лейтенант же, казалось, боли не чувствовал. Его конечности с силой рубили живую плоть, долбили кость в кость, что отнюдь не безболезненно даже для весьма приличного каратэки. Но восковое лицо Калашникова оставалось абсолютно спокойным, словно сейчас он не убивал своего ученика, а пил дома чай с ватрушками.

Иван уже не чувствовал рук. Он лишь видел, как под неестественным углом оттопырился выбитый большой палец, слышал противный хруст, похожий на характерный звук, когда дюжий мясник в магазине рубит толстую коровью ляжку, и отступал назад, даже не мечтая нанести ответный удар. Блок. Ещё блок… Но вот на какую-то долю секунды он чуть замешкался, и тут же длинный прямой удар ногой влетел ему в грудь, насадил его на ботинок, как кусок мяса на шампур, и отбросил на пару метров назад…