Под ласковым солнцем: Ave commune! - Степан Витальевич Кирнос
Давиан открыл беспорядочную пальбу, но всё пришлось мимо, а вот его командир умело отстреливался, присев. Однако этим танки не остановишь, и вот-вот они дадут финальный залп
– Как меня слышно? – раздались слова из рации. – Вызываю всех выживших.
– Да, ответил мужчина. – Оникс-1 на связи.
– Говорит вторая командная. Основная задача выполнена, собираемся в точке «Браво-01». Конец связи.
Только возникло желание понадеяться, что их ещё ждёт пара часов жизни, как пушка её обрекла на гибель. Танковый снаряд угодил прямиком в десятника, и его пожрало пламя взрыва, а Давиана силой удара отбросило на самый край дороги.
В ушах всё пищало и гудело, голова сильно кружилась и в глазах пульсировала темнота. Всё неистово болит и, откинув мушкет Давиан ползёт прочь с дороги, цепляясь пальцами, сдирая кожу о старый асфальт. Он даёт себе добраться до самого края и позволяет весу сделать всё самому – тело просто кубарем скатилось по наклонной, оставляя след в снегу.
Спустя мгновение Давиан ощутил дикий укол холода на левом боку, поняв, что упал прямо на ручей. Ему холодно, а где-то пляшет очертание одноэтажной постройки, окутанной ветками и за железной изгородью. Именно там можно укрыться, но сил доползти нет, и юноша лежит, предоставив себя на волю случая.
Какой-то солдат из Директории остановился на краю главной, смотря прямо на юношу. В какой-то момент его рука дёрнулась, чтобы поднять автомат и выпустить очередь, но внутренние борения перекрыли это желание.
Внутри Давиан не ощущает страха, не чувствует особых потерь и лишь одно его волнует – как обустроилась Юля в подземельях и выживет ли она, когда поднимется. А жизнь? Она практически утрачена и сейчас, ещё немного, и автоматная очередь её оборвёт.
Однако ничего не происходит и солдат продолжает смотреть, явно понимая, что Давиан всё ещё жив.
«Ну, давай же, чего ты ждёшь!» – из последних сил вопит в разуме Давиан. – «Покончи со всем этим!».
Воин разворачивается и уходит прочь, не став поднимать оружия на Давиана, ибо в нём взыграли остатки человечности, за которые дёрнула рука человеколюбия.
Усталый взгляд юноши переводится на постройку, и, чувствуя странное, согревающее его изнутри тепло, прежде чем начать ползти, он подумал:
«Значит, ещё не всё потеряно».
Глава двадцать первая. Сквозь «девять кругов коммунизма»
Полночь.
Всё вокруг заволокла ночная темень, опустившаяся на землю вместе с холодом и ветром, став непроницаемым плащом ледяного мрака. Ничего не проглядывается сквозь полотно ночи, разве только одиночные костры и свечение военных прожекторов прорезает потёмки, сияя подобно земным звёздам.
Небо над землей не пускает лучей тусклого и печального лика луны, только усиливая и без того сильную темь. Вместо этого облака, крупные и густые, как из рока изобилия посыпают бренную землю снегом, а ветер закручивает в прекрасные вихри снежинки и закручивая метель и напевая воющей вьюгой.
Несмотря на напирающий холод, несмотря на порывистый ветер, сквозь снежные пустоши, простирающиеся за городом который покоится в руинах, пробирается один-единственный человек. На нём болтаются изорванные одежды – оборванная верхняя тряпка, которая мало похожа на то, чем была ранее. Штаны так же стали куском ткани, изрешечённым и ставшим дырявым шматом ниток, уходящих под сапоги, которые сохранили целостность.
Всюду вокруг него огромное просторное место, где поля, скрытые за серебристым плащом снега, перемежаются с редким сухим лесом, уснувшим на время этой части года. Но юноше всё равно, ибо его цель сейчас просто бежать, как можно быстрее и дальше, стремясь унести себя от проклятого города.
Там, позади, в развалинах древности, засели сотни, если не тысячи приспешников Директории Коммун, которые без жалости добивают оставшееся сопротивление. Парню же только чудом удалось выбраться из жуткого места. Дождавшись ночи и согревшись, сбросив всю броню и оружие, кроме старенького кольта, он рванул, что было силы. Хитростью, прикрываясь за останками скелета древнего града, пользуясь укрытиями, да и просто скоростью и подгонявшим его страхом, Давиан смог покинуть пределы жуткого места.
«Куда бежать?» – был первый вопрос юноши, который терзает его и сейчас, не даёт покоя.
Впереди он видит огонь, жаркое пламя, ставшее подобно маяку, которое манит его одной-единственной надеждой на спасение. Он идёт, пробирается сквозь снежные сугробы, которые выросли ему по колено и мешают идти, не дают двигаться со всей скоростью. По уставшим мышцам разливается богатым потоком боль и ломь, нет сил идти, но парень движется. Холод, дикий холод его пронизывает и бьёт, режет и проникновенно колется, проникая под кожу и сковывая каждое движение, однако это не останавливает.
Там, вдалеке он видит сияющее пламя, которое становится всё чётче и ближе, вырастающее невысокими огненными язычками вдоль чёрного монумента, посвященному избранности и ограждённости целого куска земли, который именует себя избранным для святой миссии.
Давиан знает, что может идти прямо навстречу своей смерти или к спасению, ибо он бежит к месту падения летательной крепости на стену, окаймляющую по границе Директорию Коммун.
В мыслях парня проскальзывает дума, что сейчас там могут быть десятки человек патруля или пока никого, ибо патруль отозван для охраны перед местом боя. Во всяком случае из экипажа вряд ли кто выжил, а взрыв боезапаса наверняка нанёс чудовищные разрушения в стене и убил всякую надежду на спасение воинов Директории, придавая призрачный шанс парню.
«Что же я прошёл?» – спросил себя юноша, взгляд которого ловит снежные дали и огонь маяка надежды впереди. – Через какой ужас.
В уме Давиана тут же всплыло древнее произведение, которое дошло до их времён отрывками. Церковь над ним потешалась, но не запрещала, называя его письмом из времён благостной морали, которое описывает тень того кошмара, который ждёт грешников после смерти.
Давиан так же подумал, что всё, что он прошёл, применимо к этой стране, к Директории Коммун, только не географически, а нравственно-морально, и в памяти сию секунду возникли образы и ассоциации.
Лимб – обитель безболезненной скорби – такова вечная аура, невыносимый ореол, витающий подле Директории Коммун, ибо общество победившего коммунизма убило всё, что раньше могло отогнать сожаление и печаль. А радости? Но что это за развлечения? Блуд, срамное искусство, однотипные фильмы и книги, религиозные обряды и беснования, когда происходят издевательства над отступниками. Всего этого Давиан не мог познать, и не желал, а посему единственное, что
