Андрей Стерхов - Последний рубеж
– А вам, полковник, знакома такая вещь, как Вторая поправка?
– Ну как же, как же! Конечно. Уголовно-процессуальные па для нас – святое.
– Так вот, полковник, я не собираюсь топить себя своими собственными руками и против себя показаний давать не буду. Зарубите на носу.
– Ладно, солдат, не горячись, я знаю, что ты ни при чем, – примирительным тоном сказал Харднетт, а потом заговорщицки подмигнул: – Его муллваты кокнули.
Как обухом по голове.
Делано хохотнув, Влад покачал головой, дескать, бред какой-то. И, стараясь, чтобы голос звучал натуральнее, сыронизировал:
– Ага, это они кокнули Курта. Потом зажарили и схавали. Как аборигены Кука. А косточки закопали. – Он перестал улыбаться и еще раз соврал: – Говорю же, он сам куда-то делся вместе с грузом.
Номер не прошел, Харднетт по-прежнему ему не верил:
– Туземцев защищаешь? Добрый? Или в доле?
Владу все это порядком надоело. Невольно сорвавшись на «ты», он перешел в наступление:
– Слушай, полковник, хватит прессовать. Ага? Мы сейчас не у тебя в застенках, а на огневой позиции, где за старшего, между прочим, я. Вот Зверя сковырнем, тогда и будем – разбираться: кто, кого, как и за что. А пока заткни фонтан. Хочешь – помогай, не хочешь – вали отсюда.
Харднетт изобразил на лице обиду и сказал с осуждением:
– Чего так грубо? А еще филолог.
– Я не филолог. Потому и знаю главные слова.
– Это какие же слова у нас главные?
– Те, которые придумали воины. Эти вот главные. Остальные – мусор. Шелуха словесная. Белый шум и детский лепет.
Харднетт панибратски похлопал Влада по плечу:
– Крутой?
– Крутой не крутой, а в бубен заехать – запросто, – предупредил Влад и с не меньшей развязностью похлопал по плечу Харднетта.
– Ну-ну. Не боишься, значит?
– Кого?
– Меня.
Влад хмыкнул:
– Я только себя боюсь. Ну и еще немного высоты. Поэтому ты не дергай меня, начальник. Я и без того дерганый. К тому же – Зверем покусанный. Осерчаю – сразу в бубен.
По лицу Харднетта пробежала тень:
– Зверем, говоришь, покусанный?
– Зверем-Зверем, – подтвердил Влад, недоумевая, куда это вдруг исчезла игривость полковника. Если до этого по его лицу гуляло чудное выражение, странным образом сочетавшее в себе иронию, язвительность и высокомерие, то теперь, когда речь зашла о встрече со Зверем, вид полковника переменился он сделался серьезным и внимательным.
– Как дело было? – поинтересовался особист.
Влад рассказал. В общих чертах.
Полковник какое-то время молчал, что-то обдумывая, потом заявил:
– Ладно, солдат, ты, пожалуй, прав. О чэпэ на Колее позже побеседуем.
Влад хотел сказать на это что-нибудь увесистое, но тут стрелки взволнованно загалдели. Короткая передышка закончилась. Зверь пошел на второй заход.
На этот раз впереди следовала точная копия погибшей в неравной схватке с невидимым врагом конная гвардия федерального правительства Схомии. И следовала она во всем своем блеске: стеклянные аксельбанты, серебряные шпоры, стальные кирасы и покрытые лаком ложа арбалетов.
– Готовность – три! – дал Влад команду стрелкам и, повернувшись к Харднетту, предупредил: – Все, на жалость больше давить не будут. Теперь стрелять будут.
Полковник уточнил:
– Умеют?
– Умеют. Полагаю, обезьянничают.
– Ну что ж, посмотрим, кто кого. – Полковник, аккуратно раскладывая вокруг себя запасные стрелы, не сводил глаз с приближающегося врага. А по ходу дела еще и прокомментировал: – Нет такой пустыни, где бы птица не могла пролететь над головой, где бы кролик не мог выскочить из своей норки. А мне кажется, что и птицы, и рыбы, и кролики – все они стали шпионами кардинала. Так лучше продолжать начатое нами предприятие, отречься от которого мы, впрочем, уже и не можем, не покрыв себя позором.
Влад сначала сообразил, что это цитата, а потом и вспомнил откуда:
– «Три мушкетера»?
Харднетт кивнул:
– Да, глава про осаду Ла-Рошели. Вижу, знакомый текст?
– Читал.
– Фило-о-олог, – понимающе протянул Харднетт. И перевел: – Любитель слова.
Влад возразил:
– Шалишь, начальник, не филолог я. Солдат.
– Ну, солдат так солдат, – примирительно произнес полковник, хотя, судя по тону, не одобрял стремления Влада забыть о прошлом. И зачем-то спросил: – Книжка-то понравилась?
– Нет, – коротко ответил Влад и кинул влево: – Готовность – два!
Болдахо продублировал приказ, стрелки подняли арбалеты. А Харднетт озадачился:
– Почему не понравилась?
Влад пожал плечами:
– Просто не понравилась.
– Нет, ты скажи – почему?
– Главный герой сволочь.
– Это д'Артаньян-то сволочь?! – вскинулся Харднетт, обидевшись за любимого литературного героя.
– Еще какая, – кивнул Влад. – Исключительная сволочь. Друзей втемную использовать – последнее дело. А он использовал. Шагу без этого ступить не мог.
Харднетт закатил глаза:
– О! Пошло-поехало патентованное чистоплюйство.
Влад спорить не стал. Не потому, что сказать было нечего, а просто не до того стало. Скомандовал:
– Готовность – ноль!
И через секунду:
– Огонь!
Болдахо заорал как резаный.
– Нет, Кугуар, ты не прав, – выпустив первую стрелу, крикнул Харднетт. – В «Трех мушкетерах» д'Артаньян совсем еще пацан зеленый. Не умел финтить, брал нахрапом. – Выпустив вторую стрелу и потянувшись за новыми, продолжил: – Вот двадцать лет спустя он уже, конечно, предстал мастером разводок. Что да, то да. Но все равно, что касается друзей…
– Манипулировал он ими, – оборвал Влад монолог полковника, не переставая усердно кромсать спирали.
– Для их же пользы. – Харднетт быстро перезарядил арбалет и прицелился. – Счастья они своего не знали. Вот что. А он их носом ткнул…
– В счастье? – завернув летящую стрелу, спросил Влад.
Харднетт сначала выстрелил, только потом ответил:
– Нет, не в счастье. В убогость их существования. В это вот ткнул, а к счастью повел. К житейскому.
И, почти не целясь, выпустил вторую стрелу.
– Во-во, повел он их, и огребли парни счастья совковой лопатой, – подытожил Влад. – Аж пупки надорвали.
Харднетт не успел возразить – заорал. Вражеская стрела, срикошетив от камня, оставила на его щеке глубокую кровавую борозду.
Влад пнул ногой мешок в его сторону:
– Там аптечка.
Харднетт, зажимая рану ладонью, мотнул головой:
– Потом.
И поднял арбалет.
А спустя миг стрелу словил продавец соли из Киарройока.
Обернувшись на приглушенный крик, Влад увидел, как парнишка ухватился за древко двумя руками, будто собрался выдернуть его из груди, неестественно попятился к парапету и, опрокинувшись, улетел вниз.
– Суки! – заорал Влад. Подхватив винтовку, запрыгнул на ящик со стрелами и, оказавшись над бруствером, дал очередь веером.
– Не психуй! – крикнул ему Харднетт и постарался успокоить: – Береги пульки, Кугуар. Еще не вечер – пригодятся.
Влад к совету прислушался, но еще парочку оборотней одиночными выстрелами все же вскрыл. И потом еще одного. Вскрыл и успокоил. Не удержался.
Минут через двадцать поток стрел со стальными наконечниками заметно уменьшился, а вскоре и вовсе сошел на нет – Зверь отступил зализывать раны.
Барабанный бой постепенно стих.
Влад выждал какое-то время, убедился, что это не хитроумный маневр, и пробежался легкой трусцой по боевому ходу.
Оказалось, что потеряли шестерых. Еще пятнадцать человек было ранено. Из них четверо – тяжело. Приказав спустить убитых и тяжелораненых вниз, на попечение Тыяхши, Влад вернулся на свой командный пункт – к центральной амбразуре сектора.
Харднетт, который уже наложил на рану бактериальный пластырь, деловито осведомился:
– Потери?
– Шесть-четыре-одиннадцать, – поделился с ним расстроенный Влад.
– Терпимо, – подбодрил полковник. – Мы их тоже потрепали неслабо.
– Так их и больше в десятки раз.
– Что да, то да.
Помолчав, Харднетт спросил:
– Скажи, Кугуар, а какие они из себя на самом деле?
Влад сначала отдал распоряжение Болдахо:
– Вскрой ящик, подели запас поровну. – Только потом повернулся к полковнику: – Ты, начальник, про Зверей?
Тот кивнул:
– Про них. Ты же их видишь насквозь. Или нет?
Влад помедлил перед тем, как ответить. Потом подтвердил:
– Вижу. – И как мог, обрисовал: – Представь, начальник, огромное яйцо с прозрачной скорлупой, у которого вместо белка светящаяся хрень, а вместо желтка – клубок закрученных в спирали энергетических дуг. И все это – штырь им в стык! – до того отвратно, что как только увидел, так сразу возникает непреодолимое желание немедленно раздавить тварь прессом. Или катком наехать. Или напалмом сжечь. Обмотать колючей проволокой и сжечь. Так хочется, что прямо аж зудит все внутри и руки чешутся.
