Евгений Красницкий - Отрок.Покоренная сила

«Молодец, ратник Григорий, не стал стрелять в безоружного человека. Пошла наука впрок. Так, все вроде бы правильно, только чем же в дверь ломануться? Наверняка же заперта изнутри…»

Не успел Мишка озадачиться изысканием тарана, как увидел двоих своих подчиненных, тащивших, покряхтывая от натуги, бревно. Повинуясь Мишкиному знаку, еще четверо ребят подхватили груз, и дом Устина потряс первый удар в дверь.

Одновременно двое отроков, упершись руками в стену, подставили спины, и Роська, с акробатической ловкостью взлетев им на плечи, осторожно заглянул в узенькое волоковое окошко. Опустив голову, что-то сказал поддерживающим его ребятам, и они слегка сдвинулись в сторону. Роська сунул самострел в окошко и нажал на спуск, потом снова заглянул, интересуясь результатами выстрела, и показал Мишке один палец.

«Так, боеспособных мужчин в доме осталось всего трое. Справимся, вот только дверь взломаем… Ой, не кажите “Гоп!”, сэр. Бабы в Ратном вовсе не кисейные барышни, а тут собственный дом и детей защищают…»

Словно в подтверждение Мишкиных мыслей из окошка высунулось острие рогатины и ударило Роську в прикрытую бармицей щеку. По счастью, удар получился не очень сильным – то ли потому, что била женщина, то ли крестовина рогатины за что-то зацепилась. Роська не упал, а повис, ухватившись обеими руками за древко. Мало того, он еще и принялся раскачиваться, но с той стороны рогатину держали крепко.

От двери, сотрясаемой ударами бревна, раздался хруст ломаемого дерева. Мишка не стал ждать окончания акробатического этюда Роськи и обернулся ко входу в дом. Дверь уже была достаточно сильно искорежена, но держалась – видимо, ее чем-то подперли изнутри. Еще пара ударов проломила две средние доски, и бревно застряло в пробоине. Ребята принялись раскачивать его туда-сюда, выдернули, и тут же из пробоины вылетела стрела, цапнув одного из «опричников» за подол кольчуги.

– Берегись! – крикнул Мишка.

Парни кинулись врассыпную, бревно грохнулось на землю, а за первой стрелой последовала вторая. Пустили ее по-умному – не прямо перед проломом, где уже никого не было, а вкось. Граненый бронебойный наконечник наискось ударил в спину недостаточно расторопно убиравшегося из сектора обстрела отрока, вспоров кольчатую броню, словно консервным ножом. Парень упал (у Мишки захолонуло сердце), но тут же поднялся и с удвоенной прытью рванул прочь от опасного места.

Мишка поймал пострадавшего за руку, остановил, развернул спиной к себе и выдернул стрелу. Несколько колец кольчуги над правой лопаткой были разорваны, из прорехи торчал войлок поддоспешника, но крови не было.

«Везунчик, мать твою… Чуть-чуть бы под другим углом, и отбегался бы».

Отводя душу, Мишка отвесил подчиненному крепкую, насколько мог, затрещину, ушиб руку о край шлема и, обозлившись еще больше, дал провинившемуся пинка под зад, тоже, как назло, прикрытый доспехом. Окончательно осатанев, Мишка заорал на вылупившихся на него «опричников»:

– Чего уставились?! Бей по дыре, не давай стрелять!

Несколько болтов влетели в проломленное тараном отверстие. Ответа не последовало. Мишка, чувствуя, как накатывающее бешенство пожирает последние остатки благоразумия, схватился за один конец бревна, с натужным ревом приподнял его и прохрипел:

– Один справа, один слева, один сзади – не давать стрелять! Остальные взялись!!!

Поняли его правильно: справа, слева и прямо над бревном в пролом полетели болты, а пять пар рук подхватили таран, и бревно снова ударило в дверь. Раздался треск, и верхняя часть дверного полотна вдавилась внутрь проема.

– Еще раз! – радостно заорал Мишка, чувствуя, как физическое напряжение просветляет разум. Преграда словно ждала этого последнего удара, верхняя часть двери легко поддалась, и бревно, увлекая за собой парней, полезло в сени. Мишку ударило плечом об косяк, он невольно разжал руки и отлетел в сторону, остальные тоже бросились врассыпную – из темноты сеней выдвинулась фигура лучника.

Щелкнула тетива, свистнула стрела… Филипп, стоявший точно напротив двери и стрелявший по Мишкиному приказу поверх тарана, был обречен – от выстрела в упор кольчуга не спасла бы ни при каком везении. Мишка, непроизвольно втянув голову в плечи, ждал звука попадания, но вместо него позади раздался сначала звяк наконечника по железу, а потом истошный бабий вопль.

Мишка обернулся и не сразу разобрался в открывшейся перед ним картине, настолько она была нелепой. Фильку спасло то, что в момент выстрела он как раз начал нагибаться, чтобы перезарядить самострел. Стрела рикошетом отскочила от затыльной части его шлема и ушла дальше, а там…

В проеме ворот высился, сидя на неоседланном коне, Алексей, а на его ноге, вцепившись, как клещ, висела и орала благим матом какая-то тетка. Платок, видимо, накинутый второпях, сполз, по плечам рассыпались спутанные волосы, белая льняная рубаха обтягивала упитанное тело, являя всему миру полное отсутствие талии, а из правой ягодицы торчало древко стрелы, срикошетившей от шлема Филиппа.

Увиденное показалось Мишке натуральным бредом, он было так и застыл, пытаясь понять, откуда тут взялась эта баба, но свист болтов и донесшиеся из сеней звуки падения тела и предсмертного хрипа тут же вернули его к делам насущным.

Выстрелив в темноту сеней, Мишка рыбкой перелетел через обломки двери и какой-то громоздкий предмет, перекатился через плечо и, не успев подняться на ноги, не столько увидел, сколько ощутил перед собой человека. Думать было некогда, оставаться на месте нельзя. Уходя в перекат, Мишка завалился на бок и одновременно хлестнул кистенем на уровне колен противника. Над головой раздался крик боли, и в то место, где только что находился Мишка, с хрустом врезалось лезвие топора.

Мишка ударил кистенем еще раз, опять попал, но этот удар уже был лишним – от порога раздался щелчок самострела, и Мишкин противник, не издав ни звука, рухнул на пол. Через обломки двери уже лезли «опричники», и Мишка, не вставая с пола, прижался к стене, чтобы не затоптали.

Дверь в горницу общим напором вынесли, кажется, вместе с косяком, тут же раздались крики, кто-то упал, над головами блеснуло лезвие рогатины, несколько раз мелькнули в воздухе гирьки кистеней, щелкнул самострел, и все стихло. Мишка, расталкивая ребят, вломился в горницу, выхватил взглядом скрючившегося под стенкой Григория, обошел Дмитрия, остервенело лупившего кистенем лежащего навзничь бунтовщика, и оглядел помещение, освещенное колеблющимся пламенем двух лучин.

На столе, почему-то лицом вниз, лежал мужчина в доспехе, но без шлема, а присевшая перед ним на корточки женщина что-то делала с его головой. У стены на лавке, тоже без шлема, сидел с закушенной губой хозяин дома Устин. Из его левой ноги, чуть выше колена, торчал хвостовик самострельного болта.