Под ласковым солнцем: Ave commune! - Степан Витальевич Кирнос
– Десант! – вскрикнул десятник, лихорадочно отдавая команду, – огонь-огонь-огонь! Не дайте им закрепится!
Повстанцы накрыли ураганным огнём десантников, но что есть кучка оборванцев, убежавших в отчаянии и страхе от режима, против умелых воинов-фанатиков, открывших меткий огонь из стрекочущих автоматов.
Вертолёт, не произведя не выстрела, направился дальше и завязался жестокий бой. Давиан тут же лёг в снег, и каска съехала ему на лицо. Когда он её поправил, то увидел, как в мгновение ока враг рассредоточился, ловя бронёй пули – результат неумелых выстрелов и сам открыл огонь. Два из десяти человек упали на землю, оросив белый покров алой кровью с пробитыми шеями.
– Что за безумие творится!? – кто-то закричал и тут же получил пулю в голову, навечно получив ложе на мягком пушистом снегу.
Давиан уже предчувствовал, как смерть берёт его за горло холодной ледяной рукой и вот-вот он отдаст Богу душу, но неожиданный поворот не заставил себя ждать. Из руин раздался истошный вой крупнокалиберного станкового пулемёта и сне взметнулся фонтаном искрящегося серебра, а пули коснулись первых десантников. Спустя мгновение первого врага разорвало на части от напористой очереди и силы патрона, его останки рваными кусками одежды и плоти, орошая белый покров тёплой кровью, разбросало в стороны. Увидев страшную картину, враг попытался накрыть огневую точку, но не успел даже рассеяться – их раздавили таким же способом и последний пал под напором группового огня стрелкового оружия.
– Сколько нас осталось!? – раздался вопрос десятника, рука которого латается серым бинтом с пятнами крови.
– Восемь человек, друже, – донёсся ответ от тучного мужчины. – Надобно доложить в штаб.
– На связи Оникс-1, как меня слышно, Твердыня, – обратился по тяжёлой чёрной рации десятник. – Приём, меня слышно?
– Да, Оникс-1. Передавайте, – с шипением помех, раздались слова. – Что у вас там случилось?
– Враг высаживает десант в различных частях города, видимо они хотят застать нас врасплох и разорвать пути снабжения и разделить части. Как слышно, приём?
– Слышим вас хорошо, Оникс-1. Мы примем все возможные меры для уничтожения групп десантников. Если ещё заметите, отсылайте их местоположение и по возможности, накроем их артиллерией.
– Так, точно Твердыня. Конец связи.
Десятник обернулся к людям и окинул их взглядом, настолько печальным и обречённым, что Давиану стало не по себе. Вчера вечером вернулись те, кто должен был прорваться за стену, и они принесли страшную новость – им придётся умереть. Все понимают, что они идут на смерть, что сегодня их последний день, но лучше умереть в битве за свободу, чем возвращаться в индологическую тюрьму.
– Отряд, за мной! – скомандовал десятник и повёл людей на передовую, там, где война кипит сильнее всего.
Давиан чётко помнит задачи, однако находит их бессмысленными. Внешний круг обороны при поддержке гаубиц должен держать врага на расстоянии, пока обычные люди не спрячутся в канализациях и катакомбах, стремясь продлить свою жизнь ещё на пару часов. Дети и женщины, не взявшие оружие в руки, сейчас бредут по старым разрушенным подземельям, стараясь как можно глубже забраться, чтобы потом, через пару недель вылезти и прожить ещё пару лет вдали от Директории Коммун.
Самому юноше не говорили, в чём заключается роль каждого подразделения, да ему и всё равно. Главная его цель – подольше прожить и подороже продать свою жизнь, унеся с собой на тот свет как можно больше врагов.
Спустя минут десять перебежек они вышли на линию фронта и Давиан узрел картину огненного боя. Весь предгород утонул в сотне взрывах, превратившись в одну большую линию артиллерийского заграждения.
Давиан рухнул на мешки с песком и выставил винтовку перед собой; его ограждают ветхие укрепления из камней, в зданиях засели пулемётчики и противотанковые отряды, вместе с командами ПЗРК, траншеи с солдатами.
– Как у вас дела? – спросил десятник у высокого черноволосого человека в коричневом пальто с мехом и автоматом АК-74 наперевес.
– Враг уже пытался три раза пробиться, – воин показал на поле, где слабо различимы осколки с пылающими останками корпусов самолётов и вертолётов. – ПЗРК, которые мы нашли в руинах, оказались весьма добрым подспорьем в битве с авиацией. Они больше не пускают на нас их.
– Вы же понимаете, что к утру в электронных изданиях появится радостная новость, как народ разбил единоличников-мятежников? – раздался женский голос; говорила смуглая черноволосая полноватая девушка в ватнике. – Мы не сможем долго удержаться, их там слишком много.
– Нет, не сможем. Но мы дадим нашим детям шанс ещё прожить! – раздался повышенный голос командира полуроты. – Мы умрём, чтобы они жили! Не дадим партийному гнилью из нас сделать рабов, не дадим проклятым тиранам сотворить из наших детей предметы для своих богомерзких утех!
– Каков план? – тут же спросил десятник, и Давиан прислушался к тому, что ответил глава воинства.
Мужчина, чуть-чуть кашлянул в кулак и грубым голосом ответил, стараясь пересилить рокот взрывов:
– Мы должны удерживать наступательные силы противника как можно дольше на краю обороны, а когда они прорвутся, отступить на второй рубеж обороны. Дороги «Зета-А» и «Зета-Б» заминированы, как и часть строений здесь. Так же, мы подготовили ловушки на всём протяжении больших дорог, чтобы остановить танки.
– Какого рода?
– Ямы и взрывчатку, чтобы сбить гусеницы. На верхах засели снайперы и противотанковые охотники.
– А что с поддержкой?
– К западу нас прикроет рота «Альфа», а к востоку засели пулемётные расчёты роты «Бета». А в глубине города есть пара миномётов.
– Хорошо. Очень хорошо.
– Именно так, мой друг. Дадим же бой проклятым уродам!
– Аминь, – прошептал юноша, надеясь, что слова командиров исполнятся в точности и не пойдут прахом через пару минут битвы, когда артиллерия смолкнет и в бой вступит пехота.
Давиан мог бы и радоваться словам командира полуроты, но в глубине души он понимает, что обычным оборванцам не совладать с регулярными войсками Директории. Да, у них есть миномёты, пулемёты и прочее оружие и они даже научились им пользоваться, но это не заменит боевого опыта и навыков военного дела, а также технологического обеспечения. Армия Директория во всех аспектах превзошла их, и единственное, что устье у повстанцев, так это любовь к людям, которые стали близкими, вылившаяся в человеческую ненависть. Это есть великий мотиватор к действиям, который похлеще всякой партийной установки и идеологии.
Артиллерия смолкла, что стало символом начала битвы. Гаубицы мятежников берегут боезапас, а вражеские артиллеристы дают