Под ласковым солнцем: Ave commune! - Степан Витальевич Кирнос
В эту секунду кто-то из работников штабного центра кашлянул, и Форос прервался, резко мотнув головой в сторону, одёрнув посох и зловеще вздёрнув пальцы, и тусклый свет пал на металлические когти. Окружающим показалось, что сейчас Форос расправиться с незадачливым партийцем за то, что тот случайно прервал начало его пламенной речи, однако голосом абсолютно холодным, иерарх сказал:
– Не прерывайте меня.
– Продолжайте, – предложил Аристарх, сложив руки на груди.
– О чём я… ах да. Товарищи, я хочу вам напомнить, что сейчас наша священная цель – уничтожить мятежников, искоренить нечестивое племя, которое подумало, что может выбирать жизнь вне классов. Наша ярость и зверства, которые мы сотворим над врагами коммунизма, будут освящены голосом пророком наших идей из прошлого!
– Да, старший товарищ Форос! – воскликнули все.
Никто не повернулся, дабы посмотреть на говорящего Фороса, но все ему внимают, все слушают его слова и каждый понимает, что если не стоит не воспринимать то, что даёт им партиец. По невзрачным экранам мониторов, помимо сводок с данными и тактическими картами, расчерченными линиями нападения и съёмок со спутника, текут и молитвенные россказни про величие Коммунистической Партии.
– Старший товарищ Форос, – осторожно сказал воин в серой униформе. – Вы были на оперативном собрании народа перед походом?
– Нет, товарищ Владимир, не был.
– Тогда вы должны знать наши боевые задачи, которые были народом выдвинуты на собрании, и которые мы исполняем.
На секунду Форосу показалось несуразным, что народ, толпа, принимает решения, которые будет исполнять военное командование, на одну лишь долю секунды, сквозь строки данных, ставших мыслительными процессами о славе и верности идеям равенства, прорвалась шальная мысль – «как можно народу доверять такие важные дела?»
«Нет-нет-нет!» – тут же возопил Форос в мыслях, осознав, что он едва не покусился в уме на святыни народно-коммунальные и ум его вспыхнул “покаянием " – «простите меня, простые меня недостойного бытия коммунистического, прости меня народ святой за мысли мои противные и несущие хулу тебе».
Окончив акт принесения прощения, иерарх лишь кратко кивнул, давая товарищу высказаться:
– Так вот, народ нам дал первостепенную задачу – уничтожить группы мятежников, место базирования которых было обнаружено с помощью воздушной видеосъёмки и разведки.
– А как вы вообще вы вышли на их след? – поинтересовался Форос. – Просто я ни о каких мятежниках до нашего выступления не слышал.
На вопрос ответил Аристарх:
– Около полугода назад, пятнадцатый оперативно-розыскной отряд Народной Гвардии, во время планового прочёса местности, обнаружил одинокого грибника, который был не из партийцев. По ходу допроса и после применение к нему процедуры народного порицания.
– О, как же я люблю эту процедуру, – скрежет металла выдал что-то смахивающее на садистское удовлетворение; и так оно и есть, поскольку «народное порицание» это жуткое действо, когда человека ставят на площади у выносного столба, и каждый партиец может высказать «порицание» правонарушителю, путём его избиения розгами. Считается, что в это время вольный и свободный народ несёт кару нечестивцу и заставляет его понять, что отвергающий коммунизм – пропирает сам народ.
– Я попрошу вас, старший товарищ, – надавил слегка Аристарх, недовольный, что его прервали. – Наша задача… а я об этом уже говорил. Уничтожение врага.
– А народ не давал возможность помилования? – вновь звучит холод речи Фороса. – Мы просто могли бы набрать отступников для нужды народной. От имени Партии я бы мог раздать всем нуждающимся по одному «народно-обращённому».
Все помнят, что одна из задач организма войны Директории Коммун – набирать людей, брать в плен, чтобы потом их максимально переделать и поставить на народные нужды. Нет, это не рабство, ибо рабу позволяют сохранить личность и своё, внутреннее мнение о происходящем, пускай если пленённый и озвучит свои вольные мысли если и убьют. После прохождения всех процедур, человек окончательно превращается в механизм воли Партии.
В памяти Фороса возникает чудесный образ – существо человеческого вида, которому стёрли в пыль психику и построили заново, установили в голову механизмы подчинения воли и пропустили через душ идеологических установок.
– Изумительно, – губы отпускают металлический шёпот.
Память дальше рисует образы того, что сотворят с этими людьми. Народ расхватает их и пустит в пользование, как общую собственность. В местах приёма пищи они станут живым интерьером – будут статуями для красоты или поддержкой для двери, в домах полового просвещения мебелью для утех, в армии на них станут отрабатывать удары и изучать военные приёмы, а в больницах их просто пустят на органы.
«Всё для народа и по строчке коммунистического учения», – говорит он себе.
– Да, могли бы, – говорит Владимир и холодным грубым голосом продолжает. – помимо всего прочего, Народная Армия, для выполнения народной задачи выработала ряд боевых установок, который необходимы для успешного завершения операции.
– Так, – по-властному начал Аристарх. – А они согласованы с народом? Вы же знаете, что по букве закона, ничего без его голосования.
– Да, всё нормально. Так о чём я… ах да. Нашими задачами станет уничтожение передовых аванпостов противника с помощью авиации. Тут, тут и тут, – Владимир длинной пластиковой указкой показал на голографическую карту, касаясь кончиков подступов к городу.
– Ваша разведка докладывает, у врага есть средства борьбы с авиацией? – вопросил Форос.
– Этого нашим разведчикам не удалось узнать.
Форос ткнул куда-то в сторону города длинным пальцем, показывая на самую окраину.
– Уничтожьте этот район, зачистите его от всякой швали. Разместим там артиллерию, чтобы раздавить их как тараканов, – с толикой жестокости изложил мысль иерарх.
– Тут вроде они содержат детей, согласно данным разведки и вряд ли они смогли их перевести в другое место и тем более не смогут, когда всё начнётся. С ними, что будем делать?
– Все они – отступники, все они преступили священный народный закон, и народ нам дал санкцию на полное и тотальное истребление врагов. Мы говорили людям, что у врага, возможно, будут дети, но народ сказал – уничтожить, – речью, лишённой чувств обозначил позицию Форос, с которой спорить не имеет смысла.
Владимир ничего не говорит, и не видит смысла. Он – инструмент воли народа, а значит должен подчиниться его воле и продолжить доклад:
– Так, после того, как передовые части мятежников будут уничтожены, мы займём окраины разрушенного города и разместим там плацдарм для наступления, в котором будут базироваться основные средства технического обеспечения.
– Хорошо, что дальше.
– А дальше, старший товарищ Форос, думаю авиацией мы зачистим восточный округ города, – Владимир очертил кусок земли, наиболее отдалённый от границы. – Затем на западе от
